- Ну и что? Как она? – Эцио приподнял бровь, с усмешкой на губах глянул через плечо на старшего брата. – В постели, - уточнил с небрежностью, догадываясь, что старший брат слишком правильный, чтобы догадаться. – Я рассмотрел брюхо… Или это императорское?
Как забавно, что кровосмешение двух кланов по-разному отразилось буквально на всём. Они не похожи, ни как братья, ни как очень дальние родственники. Отбросив банальные черты лица, цвет глаз и волос, в них не было ничего от матери. Совсем. Оба пошли в своих отцов. Феюрэ их подери! У него даже с Шериан – единокровной сестрой – было больше общего, чем с Авелем.
Авель казался ему помазанным столичным флёром, с блеском и лоском императорской семьи. Признанный бастард. Сынок Его Императорского Величества, мать его дери. От него смердело аристократом, и Эцио он казался изнеженным мальчишкой. Таким же, как нынешний император, но Шейнир, в отличие от Авеля, не был бастардом. Не родился от женщины, которая даже не была наложницей императора или его рабыней. Родился в любви! В том, чего Эцио никогда не знал. Ни от матери, ни отца, ни тем более от единокровного брата. Пока его старший брат рос в столице, развлекался интрижками и ходил кругами вокруг трона, который ему пророчила мать, Эцио рос в снегах Хериана. Холодных и безжалостных. Он был другим. Вороной в снегах страны, которая не жалует мужчин. Его смерти желала каждая одержимая верой охотница клана, а мать отчего-то решила, что будет забавно подарить ему жизнь, и смотреть, как он каждый день хватается за неё.
Он забрал всё, что мог, от отца, которого не знал и никогда не видел. Был широкоплечим, рослым, крепким, но с ненавистным ему белым цветом волос, словно в издевательство над проклятием матери и её привязанностью к роду Камэль – больше, чем следовало бы женщине клана Виан. Он был убийцей и хищником, мстительным, озлобленным, колючим и грубым.
И, что обидное, выглядел старше, чем долбанный, мать их, старший брат!
- Даже странно, что мы с тобой вылезли из одной дыры, - хмыкнул вампир.
Эцио нисколько не стеснялся говорить о жене брата – его реакция доставляла вампиру неимоверное удовольствие, и он не забывал этим пользоваться, бесконечно провоцируя его раз за разом. Испытывал его терпение, проверял границы дозволенного.
Пейзажи Хериана практически не менялись. Заснеженная пустыня казалась однообразной вдали от поселений и жилых кварталов, каменными массивами окружавших дворец негласной императрицы. Передвигаться по такой местности можно было и порталом, но Эцио не видел в этом нужды. Каждый мистик ценен, а после такого путешествия пришлось бы вскрыть ему горло. Хватит одной провожатой, что показывала им дорогу до странного заброшенного не то храма, не то усыпальницы.
Снежный кот – грес’харр – мягко ступал по снегу, оставляя четырёхпалые следы. Медведи бы тоже подошли, но в отличие от снежных котов, они годились для перевозки тяжёлых грузов и забегов на короткие дистанции. Эцио не знал, какие трудности их подстерегут в дороге, но опасался, что остатки Культа Кровавой всё ещё беснуются и жаждут мести. Он хотел быть готовым.
- Это здесь, - молодая женщина, спешившись, показала на каменные плиты.
Она прятала своё лицо и тело за тёмными тряпками, защищаясь от солнца – даже на заходе оно жгло кожу вианцев и не защищало их от проклятия.
Эцио спрыгнул со спины грес’харра, прошёл к камням, оставляя на снегу свежие следы от сапог, прикоснулся ладонью к шероховатой поверхности плит. Он угадывал в них историю свержения Солнца, но даже не пытался вникнуть в суть старых легенд и сказок. Это ему ни к чему. Если верить словам матери, то хватит той головы, что болтается в мешке на седле.
- Хорошо, - Эцио отстегнул от пояса мешочек, битый монетами, развернулся и бросил его в руки девушки, - твоя плата.
Девушка поймала мешочек двумя ладонями, а в следующее мгновение меч Эцио очертил дугу на её горле. Чёрная ткань, скрывавшая лицо вампирши, слетела с него. Эцио увидел перепуганное лицо девушки. Кровь бурным потоком лилась по её шее, заливаясь за ворот. Мешочек с монетами упал в снег, обагренный свежей кровью.
- Не рассчитал, - он цокнул языком, наблюдая за тем, как чужая жизнь медленно утекает из тела. – А не закрывала бы лицо, и умерла бы быстрее, - словно в укор бросил вампир, подобрал с земли мешочек с монетами и, подбрасывая его на ладони, равнодушно повернулся спиной к девушке. Он смотрел на плиты и ждал, когда каменный вход в гробницу Саур откроется.

[icon]https://i.imgur.com/QfHb5Vk.png[/icon][nick]Эцио Вардререн[/nick][status]тот ещё ублюдок[/status][sign]– В первый же день, когда ты произнесешь что-либо без сарказма, Костоправ, я лягу и помру на месте, – пообещал Ильмо.
– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.
– А это спорный вопрос, Костоправ. Спорный. ©[/sign]

Эцио равнодушно пожал плечами на упрёк брата.
- А ты здесь для чего?
Уместное замечание для белоручек – именно таким его видел Эцио. Неспособным решать вопросы. Иначе зачем мать заставила их ехать вдвоём? Феюрэ нужна голова предводительницы Культа. Авель выглядел хлипким, но уж как-то бы справился с одной женской головой. Или мать знала, что богиня зла на весь их народ и пожелает к голове ненавистной культистки ещё и жертву живую?
Эцио вдруг усмехнулся этой мысли. Вполне в духе его матери.
Он вспомнил обо всём, что говорила Глациалис. Вход в гробницу откроется точно в то время, когда Солнце наберётся силы, а если верить предписанию и словам самой богини, то сил она хватила с лихвой в тот самый момент, когда Эцио снёс голову главе культа. Он мало что понимал в магии, если она не заключалась в полезных предметах – тех, которыми мог пользоваться любой не-маг, и не мог ощутить ни силы, исходившей от гробницы, ни от её пленницы. Зато своими глазами прекрасно видел, как на камне оживал рисунок, едва он обагрил его кровью принесённой жертвы. Этого было достаточно, чтобы каменные плиты сдвинулись и открыли проход в чрево усыпальницы Солнца.
- Прошу, - с ухмылкой он мотнул головой в сторону прохода, - Ваше Величество.
Он знал, что Авель не получил ровным счётом ничего, и вряд ли когда-либо получит. Виззарионы слишком крепко сидели на троне, несмотря на все старания его матери и других врагов империи. Но лишний раз колол брата, не боясь, зная, что этим раздражает и действует на нервы. Когда ещё выпадет такая возможность, как не сейчас?
Эхо шагов разносилось по гробнице, но место оставалось внутри таким же безжизненным и пустым. Что делать дальше – Глациалис не сказала ни слова. Отрубленная голова болталась в руке Эцио, едва показавшись на свет за волосы их обладательницы.
- Мы принесли тебе то, что ты хотела, Великая.
Не зная, куда положить голову, Эцио воздел с ней руку, словно бы показывая изуродованный лик поверженной наскальному рисунку солнца над пустым саркофагом. Но Саур не явилась ни тогда, ни после. Гробница оставалась такой же пустой и безжизненной.
- Досадно, - протянул Эцио с иронией в голосе, небрежно откинув голову на пол. – Видимо, боги подшутили над нашей матерью.
Такой расклад радовал Эцио. Это значило, что его брат ничего не получит, а мать выглядит идиоткой, которая рискнула ради глупых надежд на помощь богов. Была ли эта пленница вообще богиней или только назвалась ей, чтобы обрести свободу? Феюрэ знает. Одно было явно и точно – гробница пуста.

[nick]Эцио Вардререн[/nick][status]тот ещё ублюдок[/status][icon]https://i.imgur.com/QfHb5Vk.png[/icon][sign]– В первый же день, когда ты произнесешь что-либо без сарказма, Костоправ, я лягу и помру на месте, – пообещал Ильмо.
– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.
– А это спорный вопрос, Костоправ. Спорный. ©[/sign]

- Бесполезная бесполезность, - хмыкнул Эцио и пренебрежительно сплюнул себе под ноги.
Чего мелочиться? Ни богини, ни кем там была эта сильная пленница, в темнице не было.
Время потрачено впустую, но вампир не переживал. На обратной дороге он найдёт десяток-другой подходящих историй и колкостей, чтобы развлечь себя. Заодно расскажет матери, что она зря рискнула всем, в том числе, жизнью своего любимого сына. Никаких невиданных богатств. Никакой божественной силы.
- Может, наберёшь карманы пыли и праха? Ну так.. чтобы не совсем с пустыми руками возвращаться, - усмехнулся Эцио.
Окинув взглядом гробницу, он пожал плечами и пошёл к лестнице. Поднимаясь наверх, он не ждал ничего. Никакие фокусы Авеля не призвали богиню, и Эцио считал, что это – правильно. Он видел любовника матери – странного некроманта, которого она таскала с собой, и видел тех тварей, что он создавал для неё в дары. Он считал его чокнутым – в здравом уме, кто ляжет в постель с его матерью? Вместе с ним она нашла эту странную гробницу в снегах, и, как предположил Эцио, вдвоём они слишком увлеклись магией.
Огни в гробнице зажглись один за другим, и огненный вихрь, взвившись вокруг саркофага, впился языками пламени в отрубленную голову жрицы. Он жадно лизал подношение, то разгораясь сильнее, то тише, и выев всю плоть до кости, - успокоился. Стремительной змеёй, он скользнул вверх по ступеням, едва не опрокинув Эцио вниз – вампир пошатнулся, рыкнул и вцепился когтями в стену, оставляя на ней свежие борозды; скрипнул зубами от злости и глухо рыкнул.
Саур веселилась, смеясь, и появилась перед вампирами лишь за пределами гробницы. Стоя на белом снегу босыми ногами, она купалась в лучах солнца, наслаждаясь им и питаясь. Двух освободителей она словно и не замечала. Долгожданная свобода и жажда свершившейся мести грели её сердце, и даже забывший к ней дорогу супруг нигде не показывался.
Гробница вся загуляла, затряслась. С потолка и стен посыпалась каменная крошка. Трещины расползались по её нутру, увеличиваясь и расширяясь, грозя вот-вот обрушить потолок на голову вампирам. Эцио, бросив взгляд наверх, ругнулся и поспешил к выходу, едва ли не падая в снег от поспешности. Они с Авелем едва успели выбраться, прежде чем каменная плита, служившая дверью, развалилась на куски и закрыла проход.
Саур словно бы не замечала трудностей вампиров. Она обернулась, бросила взгляд на спасителей и язвительно сказала:
- Надо же, уцелели, а я так надеялась, - вздохнула вампирша. – Какая досада.
- Ты нам кое-что задолжала, - напомнил ей Эцио.
- И что бы это могло быть? – притворяясь, словно не помнит, Жрица прислонила палец к губам и показательно задумалась. – Золото? Власть? Женщины? Или, может быть… - Саур резко переменилась в лице. Из молодой женщины, которая радовалась и потешалась над ними, она превратились в жгучее пламя. Рыжие волосы, казалось, вздымались будто языки пламени за её головой, и самое её тело, объятое ореолом огненного света, покрывалось трещинами, заполненными будто лавой. – Пощадить ваш предательский род?

[nick]Эцио Вардререн[/nick][status]тот ещё ублюдок[/status][icon]https://i.imgur.com/QfHb5Vk.png[/icon][sign]– В первый же день, когда ты произнесешь что-либо без сарказма, Костоправ, я лягу и помру на месте, – пообещал Ильмо.
– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.
– А это спорный вопрос, Костоправ. Спорный. ©[/sign]

- Одна из этих свиней тебя родила, - с широкой улыбкой заметил Эцио.
Его общество сказывалось на Авеле, и вампиру нравилось, что чистенький и правильный брат на самом деле с гнильцой внутри. В выводке Глациалис вообще не могло вырасти ничего нормального. Они с Авелем – те, кого должны были принести в жертву Феюрэ, - для своего клана и для целого мира поломанные. Кто-то больше, кто-то меньше. В понимании Эцио его старший братец получил от жизни намного больше хорошего, чем он сам, и дело даже не в любви их чокнутой матери. Впрочем, в ней тоже.
Первородство и звание любимчика всегда были мишенью на спине Авеля, и той причиной, почему Эцио хотелось из раза в раз при первой возможности куснуть брата, спровоцировать его и оголить то грязное и скользкое нутро, которое он прятал в себе. Ту часть его крови, которая делала его наполовину вианцем. Кровь матери, если смотреть на его внешность, оказалась сильнее. Даже в этом он оказался лучше!
- Как интересно…
Жрица, мягко ступая по снегу, не замечая холода, поравнялась с Авелем. Она смотрела на него пристально и словно каждый раз пыталась за что-то уцепиться взглядом. Эцио, стоявшего поблизости она не замечала. Всё её внимание занимал его старший брат. Саур подняла руку и легко коснулась лица вампира. Тёплые пальцы скользнули по его скуле, и их прикосновение напоминало такое же тёплое весеннее солнце Нерина, которому радовались вампиры дневного клана.
- В твоих жилах течёт кровь двух кланов. Ты и подобные тебе больше других страдают от моего гнева, чем чистокровные отступники веры, - она хмыкнула, убирая руку. – Твой предок носит знаки Луны на себе… И ты тоже, - Саур видела намного глубже, чем могло показаться на первый взгляд. – И ты готов отречься от того, что тебе даровала твоя богиня? – она сморщилась от упоминания Луны. – Какой мне прок от горсти тех, кто посадил на трон лгунью? Почему я не могу вернуться в Нерин, где мне всегда были рады?
- Проще вернуться в город трусливых овец  и жить в нём, чем попытаться сравнять силы с Луной, - хмыкнул Эцио, нисколько не смущаясь ни своей дерзости, ни того, что говорит с богиней. В силах этой женщины, как и в её отношении к божественной сущности, он сильно сомневался. – В легендах так много сказок про сильную и смертоносную Солнце, а всё, на что она способна, - это трусливо бежать под бок к Лэно. Ты даже из гробницы не смогла выбраться сама и… дай угадаю, заперли тебя здесь тоже вампиры предательского клана?
Глаза Саур вновь вспыхнули, и ореол ослепляющего пламени окружил её тело огненными языками. Слова Эцио её задели, и всё, чего она желала сейчас, - это испепелить дерзнувшего вампира.
- Не смей считать меня слабой, - её голос с шипением грохотал, разносясь оглушительным эхом по округе.
И сила того солнца, что не могло пробиться сквозь заснеженные тучи, сияющим светом проклятия касался открытой кожи вампира.
[sign]– В первый же день, когда ты произнесешь что-либо без сарказма, Костоправ, я лягу и помру на месте, – пообещал Ильмо.
– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.
– А это спорный вопрос, Костоправ. Спорный. ©[/sign][status]тот ещё ублюдок[/status][nick]Эцио Вардререн[/nick][icon]https://i.imgur.com/QfHb5Vk.png[/icon]

Эцио упрямо молчал, стиснув зубы. Рука вампира потянулась к рукояти кинжала за поясом. Он не любил женщин, подобных его матери, а Саур, кем бы она ни была, напоминала её. Магия, которую использовала эта женщина, напоминала ему магию очищения, доступную светлым магам. Те тоже умели призывать свет, подобный солнцу, и жечь кожу его лучами. Большая часть одежды закрывала тело вампира, привычно пряча его от света, но даже так он ощущал жжение и тошнотворный запах палёной плоти. Эцио не собирался брать слови обратно или бояться огненной женщины. Всё, чего он пожелал после её унизительной атаки, - это воткнуть кинжал в её глазницу и повернуть.
Вмешательство брата оборвала солнечную пытку. Эцио глухо рыкнул; его пальцы, обхватившие рукоятку кинжала, дрожали от злости. Кожа медленно регенерировала, усиливая жажду крови, но жажда пролить чужую кровь по-прежнему оставалась в нём сильной. Он точно не собирался преклонять колено перед этой девицей, и принимать её странные дары – тоже.
Саур же, как показалось, предложение Авеля заинтересовало. Она перестала карать неугодного и снова обратила взор на сына Луны – кровь клана Камэль не давала ей покоя, и больше всего напоминала о любовнице Бэлатора. Растоптать её род, стереть его с лица Рейлана – вот, чего она желала на самом деле, а не заполучить в своё подчинение жалкий клан предателей.
- Если вампиры предательского клана отрекутся от лгуньи, освободят мои лавовые реки в Леднике и возведут мне алтари, то я подумаю над твоим предложением.
Слова Эцио задели её и глубоко засели в её голове. Она не желала проявлять слабость и давать жалкому смертному хотя бы тонкий намёк на то, что она собирается отступить или действительно слаба. Она – Солнце. Она – избрана Всеотцом. И это она может сжечь здесь всё, если пожелает. Она чувствует лавовые реки глубоко под островом, но лёд сковывает их, не даёт им пробудиться. Предательница Феюрэ постаралась, обретя силу за счёт своих поклоняющихся, и теперь Саур хотела вернуть себе то, что её по праву.
Она свергнет Луну с её пьедестала и заставит Бэлатора пожалеть о том, что он вновь отвернулся от неё, оставив прозябать в темнице смертных.
[nick]Эцио Вардререн[/nick][status]тот ещё ублюдок[/status][icon]https://i.imgur.com/QfHb5Vk.png[/icon][sign]– В первый же день, когда ты произнесешь что-либо без сарказма, Костоправ, я лягу и помру на месте, – пообещал Ильмо.
– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.
– А это спорный вопрос, Костоправ. Спорный. ©[/sign]