Бессонница. Усталость. Паранойя. Всё это так неимоверно раздражало Айрис. Впрочем, как и то, что сделать с этим она абсолютно ничего не могла.

Лерман никогда не могла похвастать крепким сном. И сейчас, в момент, когда ей действительно нужно было набраться сил, чтобы отойти от пережитого, эта проблема ощущалась особенно остро. Раз за разом её мучили кошмары, из-за чего спать становилось просто невыносимо. А стоило им ненадолго прекратиться, словно жалея девушку и давая ей передышку, она могла проснуться от шагов прислуги за дверьми, от капнувшего на пол воска свечи, которую не успели заменить, от хлопнувшей где-то в конце коридора двери... Айрис спала как кошка: тревожно, просыпаясь от каждого шороха и готовая в случае необходимости выпустить когти. Оттого проснувшись, ночью она чувствовала себя раздражённой и измождённой. И эта ночь не стала исключением.

Проснувшись, первым делом вампирша помогла Сайлан собраться на вылазку в город. Отпускать императрицу — особенно после того, что Лерман пережила — было, мягко говоря, тревожно. Пускай стать близкими подругами у них не вышло, так как Айрис так и не смогла пересилить себя и сделать шаг навстречу, она по-своему дорожила ею. Возможно, потому что обе они были уроженками одного клана и обе имели поддержку, в основном, лишь в друг друге. Но и сопровождать её она не могла, так рана была ещё слишком свежей. Благодаря тому, что госпожа с лёгкой руки дала дозволение и отъесться, и отоспаться (жаль, с этим были проблемы), Айрис удивительно быстро шла на поправку, и чувствовала себя на порядок лучше. И всё же лекарь дал рекомендацию ещё немного подождать и поберечься.

«Вампир из шейдов всяко лучше, чем маг без боевого опыта», — успокаивала себя девушка. И впрямь, в сопровождение императрице был выбран не просто какой-то рядовой солдат, а Эриан Грейн — далеко не последний вампир в ордене шейдов. Уж он-то наверняка орудует мечом ничуть не хуже, чем Харука. А значит и защитить императрицу сумеет, если кто-то осмелится накинуться на неё.

Не зная, чем занять себя в отсутствии императрицы, Айрис бесцельно слонялась по коридорам. То и дело она ловила неодобрительные взгляды прислуги, с которой сталкивалась. Мало того, что служанка не отправилась вслед за своей госпожой, так ещё и разгуливает по дворцу вместо того, чтобы заниматься какими-нибудь мелкими поручениями. Хуже того, делает она это ещё и в одежде, совершенно не подходящей её нынешнему статусу — бархатном платье, которое хоть и выглядело весьма строго и скромно, но явно было не по карману местным служанкам. Не зная всей ситуации, они, вероятно, считали подобную выходку очередным доказательством, что неринской леди не место в холодной столице империи. Не среди слуг, хранителей дворцового покоя, уж точно. Айрис их прекрасно понимала. Но и сделать с этим ничего не могла: одна в покоях она ощущала себя пойманной в ловушку крысой, которую вот-вот настигнут и прирежут, а платье было выбрано лишь из-за того, что скрывало все последствия той злополучной ночи. Высокий ворот прятал бледнеющий с каждым днём след от верёвки, длинные рукава скрывали дрожащие руки, корсет — наличие повязки под ним. Довольно символично, что именно в нём она впервые показалась на глаза Сайлан, когда сердце её было наполнено мечтами возвысить клан. И теперь под этой тёмно-сливовой тканью, в полумраке коридоров казавшейся почти чёрной, скрывались доказательства того, что этот самый клан решил от неё избавиться.

«Кто это?» — зацепившись взглядом за большую картину, украшавшую одну из стен, вампирша остановилась, став рассматривать её. Белые локоны, бледные глаза и роскошь — всё это указывало на то, что на ней явно был изображён представитель клана Камэль, вероятно, из Виззарионов. Айрис не могла сказать точно, кем именно он являлся, так как лично была знакома лишь с одним представителем династии. Нерин она до этого года никогда не покидала, а потому о балах во дворце, где могла познакомиться с правящей семьёй, могла только мечтать. Хотя, учитывая то, как относились к «белобрысым» в её родном доме, даже мечтать она вряд ли имела возможность. Орлиное Гнездо недружелюбно даже к членам собственной семьи, что уж говорить о том, кто жил за его пределами.

Рассматривая картину, Айрис словно забыла обо всём. Девушка вглядывалась в каждую деталь, в каждую складочку на одежде, морщинку на лице, при этом не замечая ничего и никого вокруг. Позади, кажется, несколько раз прошлись не то служанки, не то наложницы — Лэно даже не обернулась, будто околдованная портретом. Слишком была занята своими мыслями, от бессонницы путаясь в них, как кошка, играющая с клубком. Однако чужой голос за спиной всё же вынудил её оторваться и от полотна, и от раздумий. Кречет говорил совершенно спокойно, и всё же не то от неожиданности, не то от холодности, по мнению Айрис присущей ему, едва дрогнули хрупкие девичьи плечи. Мужчина никак не поприветствовал её — хотя в его положении это было более чем простительно — и на секунду девушка замялась, стоит ли сейчас по привычке закидать его длинными речами о том, как рада его видеть и как польщена, что такой важный вампир дворца предстал перед ней. Если простым языком - обвешать его уши лапшой, как и всех прочих. Впрочем, пока она раздумывала, Кречет уже успел продолжить свою мысль, и прерывать его приветствием Айрис показалось неуместным.

«И впрямь не похожи», — мысленно согласилась вампирша, теперь взглянув на портрет совсем иначе. Ещё пару месяцев назад она бы твердила, что все Камэль на одно лицо, и если бы ей сказали, что Ариго приходится родным братом императору, она бы, возможно, даже поверила. Но не сейчас. Казалось, каждая черта Шейна отпечаталась в её памяти так, что теперь стереть их можно было бы только при помощи магии. Закрывая глаза, Айрис могла вспомнить всё до мельчайших деталей: его клыкастую, наглую улыбку, по-особенному горящие азартом глаза, его скулы, его шею... Интересно, а может ли подобным похвастать его законная жена, становиться соперницей которой Айрис пока и в мыслях боится?

— Если бы служанка не понимала, она бы не старалась держаться на расстоянии, — тем же спокойным голосом ответила она, продолжая рассматривать портрет предыдущего монарха.

Ключевое слово «старается». Ещё с первого дня их встречи она только и думала о том, как бы поскорее покинуть его, вот только в итоге в силу обстоятельств — потери сознания и шпильки — задержалась там непозволительно долго. В день своего рождения они столкнулись поневоле, что бы ни думал на этот счёт сам Кречет. И даже тогда, по воле случая встретившись в городе, Айрис пыталась покинуть компанию Виззариона. Пыталась. И всё же всегда находила повод остаться. В его покоях решила, что ей непременно нужно вернуть подарок отца, который сейчас валяется где-то на залитом кровью полу таверны. В саду позволила взять себя на руки и донести до дворца, где они разговаривали явно не как император и служанка его жены. А то, как на улицах города она решила, что раз уж он предложил довести её, ей стоит позволить ему? Как сжимала его ладонь, покидая треклятую таверну? Это уже переходило все границы.

Повод и впрямь всегда находился, причём самой же Айрис. Она сама не понимала, почему. Не хотела себе в этом признаваться.

— Как он? — голос прозвучал так тихо и надломлено, что Лерман испугалась самой себя. Почему? Почему так тяжело думать о его ранах, даже если знаешь, что он в безопасности и о нём точно позаботятся? Разве ей вообще должно быть дело до какого-то высокомерного мальчишки из Камэль, за которого пришлось выйти девушке её клана? — Кхм, Его Величество в порядке? — она негромко прочистила горло, будто дело было только в нём. Будто не скреблись кошки на душе от мысли, что он снова может делать вид, что всё в порядке, когда сам изнывает от боли. Будто не было дурно от того, что она не имеет права открыто спросить о состоянии того, к кому успела привязаться.

«С ним всё в порядке», — мысленно повторила за вампиром девушка, чувствуя, как от этих слов ей словно перестают сдавливать шею. Конечно, ей бы стало куда спокойнее, если бы она смогла увидеться с императором и лично убедиться в этом, зная, как в самый ответственный момент он может умолчать о боли. Но не смела просить о большем. Айрис в принципе была благодарна Ариго за то, что он не стал её упрекать в том, что она суёт свой нос, куда не следует, вынуждая её играть новый спектакль, где она — всего лишь верная подданная, беспокоящаяся о состоянии своего монарха. Быть честным непросто. У Кречета, по крайней мере, выходило на порядок лучше, чем у неё.

Упоминание дома Селециумов и того горя, что им пришлось вынести, неприятно кольнуло сердце. Айрис даже оторвала на время взор от картины, с толикой удивления посмотрев на советника, но прислушиваясь скорее к себе. Возможно, ей показалось, но сейчас этот укол не шёл ни в какое сравнение с той разрывающей грудь болью, терзающей её со дня смерти Артура. Сердце ныло, не давая забыть о потере, но Айрис едва ли утопала в этой боли. Скорее вспоминала о ней, прямо как сейчас — когда ей кто-то напоминал об этом. Девушка внимательно всматривалась в лицо напротив, пытаясь понять, может ли за его словами скрываться что-то ещё, потому что его прямолинейность сбивала её с толку. Слишком уж она привыкла к маскараду масок, которые приходилось срывать с других насильно, привыкла «расковыривать» чужие раны, добиваясь ответа и при том прикрываясь наивной улыбкой. Харука же буквально подавал всё на блюдечке, не тратя время на долгие отступления и замысловатые фразы.

«Так просто говорить об этом... как будто Вы знаете, какое горе ему пришлось пережить», — она не удержалась от упрёка, пусть и не произнесённого вслух. Перед глазами всё ещё был жив образ Териона, согнувшегося от боли, которую не под силу вылечить ни одному лекарю. Может, она и ошибается, но ей всегда казалось, что Артур был для отца больше, чем всего лишь наследником, которым тот должен был обладать. Артур был его сыном. Может, не самым идеальным, со своими недостатками и сложным характером, но при том действительно оставался единственным ребёнком. Может, поэтому Айрис так старалась утаить от дядюшки и своё заплаканное лицо, и дрожащие руки — как напоминание о гибели его драгоценного сына? Вампирша могла себе позволить разве что сменить гардероб, отказываясь от традиции семьи украшать голову серебром и белым золотом. Белая голова орла на их гербе от того и белая, потому что мысли их чисты. А разве может о добре думать обиженная девчонка, потерявшая единственного, кто привносил красок в её жизнь? Боль, ярость и обида — вот и всё, что ей оставалось.

Но что же теперь?

Айрис заново училась смеяться. Выходки Шейнира, поначалу так раздражавшие её, сейчас вызывали разве что невольную улыбку. Император, сам того не замечая, весьма успешно вытаскивал измученную горем девушку на поверхность, помогая ей забыться. Но Ариго прав. Пускай она продолжает отрицать, что с каждой встречей только сильнее привязывается к Виззариону, обвиняя во всём то алкоголь, то своё хорошее настроение, где-то глубоко в душе она всё же признаёт, что чувства, зарождающиеся в ней так стремительно, едва ли напоминают дружбу. Айрис правда слабо верила, что Шейнир, обладая целым гаремом настоящих красавиц, сможет посмотреть на неё иначе, чем на неожиданно появившегося друга. Артур ведь не смог.

— Дядюшка очень любил его, — спокойно заметила она, пожимая плечами и снова поднимая глаза на картину. Лерман не спроста упомянула свою степень родства: Харуке, должно быть, уже известно, что Терион не просто так согласился пустить в свой дом какую-то девчонку, так ещё и оплачивать ей обучение. Она хотела лишь подчеркнуть, что не пытается сейчас что-то скрыть от советника, и сама прекрасно понимает одну из главных причин, почему его так беспокоит её присутствие подле Шейнира. — Однако отпуская меня, лишь пожелал хорошей дороги.

Айрис не была дурой. Какие бы отношения их не связывали с Терионом, ему, в первую очередь, удобно, что во дворце появился вампир, которого он так хорошо знает. Вот только когда он придёт к ней с каким-нибудь поручением — и придёт ли вообще — ей было неизвестно. Честно говоря, она боялась и представить, что с ней будет, если придётся выбирать между дядей, заменившим ей отца, и императором, медленно, но верно заменяющим ей весь мир. Не клещами же её рвать.

— Меня радует, что у Его Величества в окружении есть вампир, который так беспокоится за него. Но неужели у него не может появиться ещё один друг? — она улыбнулась уголком губ, переведя взор на Кречета, — всегда было интересно, чем заняты Ваши мысли, Харука-даре. Народом? Кланом? Или лишь благополучием императора?

Безграничная власть. Дорогие одежды. Тысячи слуг. Вот, что видели жители империи, думая о своём Владыке и почему так грезили хотя бы на день оказаться на его месте. Но что увидела Айрис, прибыв к нему под бок? Советники и Старейшины, явно недовольные, что молодой монарх отказывается плясать под их дудку, а потому старающиеся снова и снова подрезать ему крылья. Бесценные ткани, уже давно не приносящие Шейниру радость, потому что относился он к ним так просто, что мог позволить какой-то служанке накинуть на плечи свой кафтан. Тысячи и тысячи лиц, улыбающиеся императору в лицо, но при этом готовые предать его за пару золотых. Шейнир одновременно был самым желанным союзником для каждого в империи, но при этом не имел возможности хотя бы кого-то искренне назвать своим другом из-за того, кем родился.

— Скрасить его одиночество взамен на то, что он скрасил моё, — спокойно ответила вампиру девушка, не отводя глаз от монаршего портрета.

Спрашивать у Советника, кому он служит на самом деле — весьма провокационный вопрос. Айрис прекрасно понимала, что таким образом она вряд ли сумеет завоевать его расположение, однако прежде чем продолжать столь щепетильную тему — её отношения с императором как минимум — ей хотелось «прощупать почву». Посмотреть, как Харука реагирует на сложные вопросы, оценить его ответы, посмотреть, на что он может бояться отвечать и в этом попытаться отыскать его слабые места. Но Ариго не дрогнул. Не стал пыхтеть от возмущения, указывая женщине, где её место, не осыпал Виззариона тысячей пустых слов о его уме и преданности к нему. Вот только ответ ей всё равно не понравился. Айрис едва прищурилась, будто увидела в картине напротив какую-то деталь, которую раньше почему-то не заметила. Клятва династии — а звучит-то как благородно! Вот только среди Виззарионов лично она видела только одного, кто достоин защиты и преданности такого вампира, как Ариго. Здесь, в столице, страдает от одиночества молодой император, всеми силами старающийся помочь своему народу, но получающий взамен только критику и наёмных убийц себе под бок. В то время как за морем скрывается пара беглецов, которых по мнению Лерман давно стоило обезглавить. Бастард прошлого императора, так ещё и рожденный императрицей Виан, вряд ли забудет добродетель своей мамочки, давшей ему кров. В его восхождении на престол, о котором наверняка подумывали многие, Айрис видела лишь надвигающуюся гражданскую войну. За его спиной дикарки, рабовладельцы, пираты и вся прочая мерзость, так мешающая жизни простых северян. И все они — его нынешняя опора, а значит, стоит ему обзавестись шапочкой из золота, они или будут требовать больше остальных, или лишат его этой шапочки вместе с головой. А рядом с этой грязнокровкой предательница-жена, бросившая брата и всю империю ради ошибки молодости своего папаши. Кто знает, возможно, не отвернись она от своей семьи, сейчас Шейнир не терзался бы так одиночеством. Кайрнех... всего лишь плод обмана, которому Селест зачем-то позволила родиться.

Всё это — династия Виззарионов, к большому разочарованию одной маленькой, но очень принципиальной служанки. И это их Ариго поклялся защищать?

— Те, кого связывает лишь политика, из-за политики и расстаются. Думаю, об этом Вам известно куда лучше, чем мне. — Спокойно, даже как-то буднично начала темноволосая, будто сейчас она говорила с Советником о предпочтении в блюдах. — Я не смею, — «хоть и могу», — заглянуть в разум Его Величества. Но почему-то мне кажется, что в Вас он видит не одного из Двенадцати, но Харуку-даре. Советники меняются, а Вы остаётесь рядом.

Очередная провокация. Лерман практически прямо сказала о том, что по её мнению Ариго куда ближе императору, чем сам может думать. И раз Виззарион видит в нём отдельную личность, а не одного из многих, кто давал клятву его семье, то и достоин он совсем другого отношения. За время пока что недолгого правления Шейнира Совет значительно изменился, и в креслах сидели новые лица, поддерживающие политику молодого императора. Кто знает, как быстро сменится вампир в кресле Дома Красного Солнца, если Харука не проведёт чёткую границу, кто считается частью династии, а кого стоит с лёгкой руки вычеркнуть из неё?