Наступила зима 1271-1272

Темерия захвачена почти полностью, но в стране еще действуют силы сопротивления и подполье. Местные дворяне либо бежали, либо продолжают борьбу как партизаны, совсем как эльфы, с которыми раньше воевали. Некоторые присягнули нильфгаардцам и оставлены на своих местах. Так как короля, который мог бы присягнуть на верность, у Темерии нет, нужен наместник, который управлял бы страной. Нильфгаард рассматривает несколько кандидатов из местных, пока окончательное решение не принято, заинтересованные лица стараются выслужиться перед империей как только могут. В то же время устраиваются тайные сговоры, и поиски кого-то, кто мог бы иметь права на трон, если страну удастся отвоевать.

В Редании все больше и больше крепнет предубеждение к чародеям, разрастается церковь Вечного Огня. Начавшиеся убийства чародеев и знахарей не расследуются, списываются на проявления справедливого народного гнева. Если замешаны церковники, тем более не расследуются — “на все воля богов”. Но если чародей сопротивляется, это ставят ему в вину — если не покинул страну, то значит, он провоцирует и жаждет крови, потому что справедливые чувства народа надо понимать и уважать.
Растет недовольство по поводу королевы Адды. О Королеве-Стрыге ходят самые неприятные слухи, и часть из них, что касается ее прошлого, по большей части правдива. К тому же она все еще не произвела на свет наследника. Ее ребенок может претендовать на трон Редании и Темерии одновременно, но в то же время кто поручится, что он не унаследует проклятие его матери?

Капитул чародеев пытается доказать свою ни в чем не виновность и ни в чем не причастность. Они носом роют, чтоб только найти и отдать под суд чародеек из Ложи. Есть слухи, что кто-то из чародеек скрывается в Новиграде. Чародеи из Капитула вынуждены сотрудничать с церковниками и специально созданными для поимки чародеек Ложи отрядами наемников. Напряжение растет.

В Оксенфурте неспокойно. Все больше и больше студентов приходят на лекции одной из преподавательниц, выступающей против церкви Вечного Огня. Ее популярность растет, равно как и растет недовольство церковников, а вместе с ним - недовольство властей.

В Каэдвене король Хенсельт усиливает свою личную охрану. Уже несколько покушений на его жизнь закончились неудачей, но в очередной раз убийцам может и повезти, тем более смерти его хотят многие. Поскольку возможная смерть - не причина потерять всё, Хенсельт все еще ищет возможности завести своего наследника. Хенсельт не доверяет чародеям, но куда лояльнее относится к ним - здесь преступления против магов расследуются по все строгости закона, и поддерживается общий порядок, несмотря на возросшую околорелигиозную истерию. Детмольд приглядывает на переселившимися на территорию Каэдвена магами, которые вынуждены доказывать свою полезность и вести себя очень и очень тихо. 
Но, тем не менее, тот тут, то там на территории Северных королевств всплывают эвакуированные из Риссберга материалы и наработки.

Редания и Каэдвен готовят контрнаступление. Из задача сейчас - перекрыть поставки продовольствия для Нильфгаардцев, уничтожить их запасы, ослабить армию.
Ведутся активные переговоры с Махакамом - как со стороны Хенсельта, так и со стороны нильфгаардцев.  Краснолюды, фактически окруженные армией Нильфгаардской империи, пока сохраняют вооруженный нейтралитет.

Йеннифэр:
     Многих чародеев сгубила привычка трепаться, и склонность к неумеренному хвастовству — и Йеннифэр не желала разделять их ряды, и, что немаловажно, участь.

— Если мы найдем здесь дракона, я буду первой, кто этому удивится. — добавила она, продефелировав к кровати, на которую уселся ведьмак, и подставила стройную спину для того, чтобы тот развязал ей корсет. Она даже не удосужилась его попросить. — Но, как я думаю, ты заметил, в этих горах есть нечто... важное.
Чародейка помолчала, терпеливо ожидая, пока ее высвободят из корсетированных уз.
[17 августа, 1269] — Глубина невозможного

Вернон Роше:
     Роше до сих пор удивлял факт, что Клемек никак не привыкнет к постоянным вмешательствам в его личную жизнь. В каком-то смысле его можно было считать проклятым — стоило сапожнику привести шлюху в свое темное, вонючее и вечно неубранное логово, как на пороге кто-то появлялся. Когда стража, когда информаторы из местной бедноты, когда должники, когда мускулистые ребята с неприятными лицами и еще менее приятными намерениями. Больше всего Клемек не любил особые отряды короны.
[17 августа, 1269] — Разделяй и властвуй

Люций аэп Эрхаеран:
     Люций, слушая слова эльфки, не отрывал от неё голодного взгляда. Почему-то он только сейчас вспомнил, что давненько не делал того, к чему лежит душа любого половозрелого представителя мужского рода, вне зависимости от вероубеждений, расы и национальной принадлежности. Голоса, которые начали вновь появляться на краю сознания нильфгаардца, еще едва различимые, были вестниками приближающегося приступа безумия — это аэп Эрхаеран знал отлично. Стоит ли сопротивляться голосам или подчиниться — это единственный выбор, который теперь стоял перед ним.

— Понимаешь, красотка, тут ведь дело какое, — в голосе капитана звучали откровенно издевательские нотки, когда он заканчивал перевязывать свою рану, — Эльфки-то, они может и не спят за услуги. Но у нас с тобой тут ситуация несколько... иная. Я ведь спас тебе жизнь. Ну, так или иначе. И, кроме прочего, могу располосовать это прекрасное личико ножом так, что даже клейменые железом каторжники, глядя на это зрелище, будут считать себя красавцами.
[март, 1265] — Хороший, плохой... главное - у кого меч

Рыска:
  — Рыска, стервь желтоглазая, куда пирожки уперла, дрянь?! —  Стоявший на пороге пьяный мужчина, покачиваясь, подступил к её хлеву. — Я же тебя скотину, да за чубрину! — Кметка замерла, прикладывая к своим губам палец. Не стоило солтысу знать, что помимо его падчерицы на девичьем сеновале ещё и небезызвестный бард почивать изволил. — Выходь кому кажу, зараза, выходь, а ну быстро! — Громогласно икнув, несчастный тем самым потревожил покой ненавидящей алкогольный аромат Зосьи, отчего коза навострила рога, нацелившись аккурат в дверной проем.

   — Ой-ой… — выдавила Рыска, прекрасно помня все его нарекания, да сплошные обещания о том, что пустит он неверную, непослушную, да бодливую на праздничный стол очередного Йуле. Впрочем, сему поединку так и не суждено было войти в историю, а маэстро написать великолепную балладу о Зосье блистательной, тролля злобного победившей.
[7 сентября, 1269] — На стоге сена днём осенним

Ламберт:
      Чувствовал ли он себя неловко? Скорее взбудоражено, трезво. Словом — проснулся. Как и в те времена, когда в Каэр Морхене поочередно находились Трисс или Йеннифэр, умудрявшиеся принимать ванны в какой-то абсолютно непредсказуемой комнате, куда срочно понадобилось зайти Ламберту, тем самым выводя его из себя. В родном замке он, по крайней мере, имел возможность сказать ту самую волшебную фразу и недовольно хлопнуть дверью, отпустив еще пару колкостей вслед.
[24 декабря, 1271] — Подземелье без драконов

Нэса:
      Тем временем низушек шуршал в погребе, переставлял соленья из одного угла в другой, гонял толстого лохматого паука, по стенке, которого за все время жизни в лавке ни разу не прогнал за порог. И если раньше низушек думал, что это обыкновенная особь — недолгожитель, то теперь был уверен, что паук не совсем паук, а какой-то непонятный зверь появившийся от сопряжения сфер. К слову, пауку не так давно стукнуло целых 18 лет, но шерсть по-прежнему была густой и лоснилась.
— Хамфи, — нырнув головой в дыру позвала ворожея — там пришел странный человек.
— Меня ни для кого нет — ответил Гугензальт пытаясь отцепить от банки с огурцами паука — ты знаешь, что делать.
— Мне кажется, он пришел к тебе — хлопая глазами ответила Нэса.
— Скажи, что я умер, воскресну завтра.
Руки низушка не удержали настырного паука и тот, обхватив банку длинными ножками, шлепнулся о ее бока.
[2 июня, 1267] - Гроздья гнева

Кристоф:
      Сердце заколотилось, когда Аша прижалась еще ближе, минуя все рамки приличия, а ощутив в своих волосах пальцы, мужчина и сам подался навстречу. Он не понимал, почему все складывалось именно таким образом, но не смел отстраняться, растворяясь в ощущениях. Касания, что не стремились нанести вред, пугали, но были до того новы спустя столько времени и настолько приятны, что Кристоф молча соглашался на смерть во сне, но только бы Аша не выпускала его из своих теплых рук. [20 марта, 1263] — В тени дьявола

Эйра:
      В панику вплетались и иные эмоции. Ненависть, злость. Как ей хотелось разодрать ногтями поганую рожу чертова некроманта, оставить на нем сотни ядовитых язв, кровоточащих и сочащихся гноем, превратить в статуэтку, все еще чувствующую, понимающую, запертую в своей вони и гнили, поставить ее напротив зеркала, чтобы он целую вечность смотрел на то, во что превратился... [12 февраля, 1271] — Я стать бы могла твоей мертвой женой

Густаво:
      — Ыть, мужиков скока сгубили!, — Густаво поднял палец к небу, — И на меня, значится, наговаривают. Верно вама говорю, что от баб все беды. Сие ихняя природа, значится — страшатся этого самого. Ну этого. Потрахального общества, вота чего. Да я ж зазря не обвиню.
Опытный сельский бухарь обвел взглядом присутствующих, грозно сведя брови и всем своим видом показывая, что загадочный фатум и Предназначение возложили на него защиту родного села, где под каждой березкой во хмельку поспать он успел. И хоть те самые фатум и Предназначение о существовании Густаво в лучшем случае догадывались, мужик твердо для себя решил: дело пахнет писюнами и надобно свою гражданскую позицию проявить.
— Вот, значится, логитически мыслять надобно! Кого за волоса на срамном месте дернули? Мужика, хорошего мужика простецкого! Символа, значится, епохи! Вот и не стыдяся заявляю — кто супротив Ивека голосячил, от того добра и не жди. Кувалдо ентот вообще хракснолюд, пусть и работящий. Нет, милсдари, точно среди баб мехера завелася!

Вопрос границ

Риенс:
      Риенс с размаха засадил кулаком по столешнице и тут же коротко вскрикнул от боли, хватаясь за руку. Массивный стол, что вполне ожидаемо, не пострадал.
— С вами всё в порядке, господин?
Один из стражников, ошивавшихся у его кабинета, смотрел на него с удивлением из приоткрытой двери. Похоже, он стал свидетелем того, как шеф секретной службы подрался со столом и теперь признавал свою безоговорочную капитуляцию перед предметом мебели.
— Да!
Одно короткое слово, а по звуку будто треснул на реке зимний лёд.
Риенс растирал ушибленную руку.
— Прочь. Я хочу побыть один. Мне надо подумать.

[июль, 1273] — Unwanted Crown