Четыре долгих месяца в неизвестности. Каэль собственноручно отстранил Кристэль от дел Фалмарила, вверив её судьбу в руки королевы эльфов. Но в столице Гвиндерила жизнь, которая поначалу показалась обманчиво спокойной и мирной, обернулась для девушки ожиданием плохих известий с родины. Она много думала о своём поступки и о причине, почему Каэль оставил её в столице эльфов. Поначалу она думала, что так ламарский княжич использует последнюю возможность привлечь королеву эльфов к делам Фалмарила и встать на сторону князя. Покровительство Мираэль вряд ли можно принять за поддержку монарха, чью судьбу решает простой народ. Воины королевы остались на родных землях и не кинулись подавлять чужое восстание. Ничего не изменилось.
Кристэль не представляла, как Каэль объяснится с отцом и чем это для него оберётся. Девушка понимала, что князю не хватает военной мощи, чтобы удержать позиции и выстоять против повстанцев. Именно по этой причине они пришли к королеве эльфов на поклон с просьбой о помощи, но помощи не было.
С каждым днём Кристэль чувствовала, как растёт её груз. Она думала, где ошиблась и всё чаще приходила к выводу, что ошиблась в тот день, когда испугалась. Испугалась необходимости бороться и выгрызать право на жизнь зубами – именно такая нужна опора для ламара, от которого все отвернулись. Кристэль признавала, что не способна на такую жизнь, и не хотела учиться, хотя считается, что именно люди из низших сословий умеют выживать и добиваться своего любыми путями. Что они сражаются более отчаянно и до последнего вздоха. Она же опустила руки ещё до того, как всё началось.
Кристэль убеждала себя, что должна оставаться в безопасном Гвиндериле, чтобы ничего не угрожало их наследнику, но понимала, что вне зависимости от того, где она находится и что делает, исход будет один. Рано или поздно их убьют. Может, не сама законная княжна отдаст приказ, а за их головами придут ламары, которые посчитают, что семью узурпатора должна постигнуть та же участь, на которую он обрёк семью Ланкре. Кристэль переживала о жизни дяди – единственного родственника, который у неё остался, о себе, о ребёнка и о Каэле, который был совершенно один. Она чувствовала себя виноватой, что оставила его и даже не попыталась найти в себе стержень. Где та девушка, которая кинулась на сына князя с ведром?..
Под крылом королевы эльфов стало небезопасно. Кристэль на своей шкуре ощутила, как далеко заходят люди, когда дело касается власти. Она не понимала, по какой причине в тот вечер к ней заглянул палач, кто его послал, как он проник во дворец, не сама ли королева эльфов приложила к этому руку, но, едва выбив себе спасение, девушка решила, что больше оставаться в Гвиндериле не хочет. И умирать она тоже не хотела.
Возвращение в Фалмарил вышло неожиданным даже для князя, который никак не ждал невестку, но даже в отсутствие Каэля не вышвырнул её из дворца, а серьёзный разговор о преданности пришлось отложить до лучшего времени.
Своё нисколько не триумфальное возвращение Криста представляла иначе. Она не поняла, по какой причине князь отослал сына из дворца и почему, после того, как своими руками спас его из лап Ордена, отправил его в самую гущу сражений. В наказание за то, что он не привёл войска Гвиндерила, за то, что оставил жену вместе с наследником там?
Кристэль не знала, где находится Каэль и жив ли он ещё. Первые вести дошли до княжеской семьи с воином из отряда Каэля, который дезертировал с поля сражения, и с посланием лично князю в руки, а также парой странных приказов, которые вывели князя из себя, а Кристэль взволновали настолько, что воина, знавшего, где находится княжич, она трясла до тех пор, пока не получила нужную информацию.
С наступлением темноты Кристэль накинула на плечи тёплый плащ, достала из шкатулки одно из дорогих украшений, посчитав, что его хватит в качестве оплаты, и бросила взгляд на колыбель, расписанную завитушками волн, ветра и облаков. Ветер раздувал паруса фрегата, гнал его по волнам. Герб Мэтерленсов важно развевался на фоне чистого неба. Ребёнок спокойно спал в колыбели. Кристэль ощутила укор вины, когда смотрела в его лицо и чувствовала, как детская ладонь сжимает её указательный палец.
- Дядя Дуган позаботится о тебе.
«Если что-то пойдёт не так».
Ребёнок спокойно спал, не подозревая, что задумала мать и не чувствовал её волнение. Он не закричал и даже не проснулся, когда она ушла.
Втайне от князя, зная, чем это обернётся, Кристэль щедро расплатилась с дворцовым мистиком, не рассчитывая на его молчание. Портал вынес её во двор какого-то поместья, где, по словам Овайна, Каэль скрывался от обязанностей вместе с другими выжившими воинами, будто боялся вернуться на суд отца после разгрома.
- Где княжич? – Криста обратилась к одному более-менее трезвому воину, который посмотрел на неё расширенными глазами, видимо, принял её за девицу из борделя, которая пришла по требованию, и размашисто показал рукой на лестницу.
Кристэль не стала задерживаться и объясняться, а решила воспользоваться замешательством.
- Ты куда пошла? – девушка услышала возмущённо-удивлённый голос другого воина, который в отличие от первого встречного уверенно держался на ногах и был вполне трезвым. – Ты кто?
- Жена княжича.
- Ага, а я сам князь Фалмарила.
Криста не обратила на него никакого внимания и упрямо толкнула двери в комнату, когда воин уже быстрым шагом приближался к ней, собираясь перехватить – вспомнил о своих обязанностях и за что ему платят. Судя по его ретивости, она не ошиблась комнатой и попала прямо в покои Каэля в его новой резиденции.
- Эта сумасшедшая говорит, что ваша жена, - воин нахмурился, остановившись в дверях рядом с Кристой, словно опасался, что у неё где-то под плащом припрятан нож и она пришла убить княжича.

Кристэль никогда не была первоклассным магом, но злость, которая подогревала её изнутри, творила чудеса. Как правило, заклинания на эмоциях либо не получались вообще, либо выходили из-под контроля и проявлялись спонтанно и непредсказуемым образом. Девушка преследовала всего две цели: убрать с дороги воина, который выполнял приказ Каэля, и отвесить оплеуху дорогому мужу за безрадостную встречу и веру в жену. Со вторым желанием получилось намного проще, чем с первым. Если бы у Кристы спросили позже, как такое случилось и когда она успела заметить вещь, она бы вряд ли ответила. Во второй раз она метала горшки, как хорошая жена. Горшок пролетел мимо Каэля рядом с его ухом, чудом не влетев в затылок (а как хотелось!), которым княжич повернулся к жене, не желая смотреть на неё. Горшок врезался в стену и оказался крепче, чем выглядел. Откололся всего один кусок от края. Содержимое горшка – мутная жидкость, о которой Криста в пылу злости даже не думала, растеклась по стене и полу, забрызгав мебель рядом.
Первое желание исполнилось тоже.
- Уйди с моей дороги, - сейчас Криста, взбешённая и разъярённая, совершенно не походила на женщину чьей-то мечты, даже навязанной при помощи магии. У несчастного воина она вызвала буру смешанных и противоречивых эмоций – хотя как знать, может, у него нормально бояться и хотеть женщину одновременно. Удивляясь внезапному зуду в паху, воин отшатнулся в сторону, подчиняясь чужой воле.
Псионика – это тот вид магии, где всегда нужно держать эмоции под контролем, чтобы ненароком не причинить вред окружающим и себе самому. Кристэль не сомневалась, что ей аукнется её выходка, но была слишком зла на Каэля, чтобы думать о последствиях и о чём-то жалеть. Она пришла сюда с целью и не собиралась уйти, потому что её дорогому супругу взбрело помереть при первой возможности.
- Я пришла сюда не для того, чтобы смотреть, как твой пёс закрывает дверь перед моим носом.
Девушка хмурилась и неотрывно смотрела на княжича. Она прошла в комнату, пока воин всё ещё стоял столбом. На шум, поднятый Кристой, бежали другие наёмники и стражники, которых Каэль нанял для личной защиты. Ещё больше ламаров, которые намерены вышвырнуть нахалку из дома по приказу княжича.
- Закрой дверь с той стороны, - приказала воину, замершему в проходе. Он переводил взгляд с княжича на его жену, знал, что должен сделать, но не мог противиться чужой воле.
Кристэль была непохожа на саму себя, но желание выжить любой ценой и осознание, что иначе без Каэля у неё это не получится, придавало дерзости, смелости и уверенности.
- Твоя жена достаточно умна, чтобы уехать из Гвиндерила, когда палачи пришли за ней и её сыном, и понять, что нигде не будет безопасно, потому что она, как это ни парадоксально, жена княжича Фалмарила, - Кристэль остановилась возле ламара, посмотрела на него, не соблюдая ни уважительной дистанции, ни манер, подобающих её статусу. – Я здесь, пока твой сын находится во дворце, чтобы вытащить тебя из погребального костра, который ты сам для себя возводишь, и уехать из Фалмарила, пока мы не погибли в нём втроём.
Судьба князя её не волновала. Что будет с троном – тоже.
Кристэль представляла себе эту встречу иначе, собиралась сказать другие слова, другим тоном, с другим посылом, но слова Каэля настолько разозлили её, что у неё не осталось желания прикусить себе язык и тщательно подбирать, что говорить ему, чтобы склонить на свою сторону.
Защитники Каэля не заставили себя ждать. Они быстро отодвинули воина, с которого медленно спадало магическое влияние, и вторглись в комнату, с непониманием смотря то на девушку, то на самого княжича, то на перевёрнутый горшок у стены.
- Будь так добр, выпроводи воинов из комнаты. Ты мне кое-что задолжал.
Кристэль развязала завязки, плащ соскользнул с открытых плеч и упал за её спиной. Девушка на него даже не глянула. Она всё так же решительно и неотрывно смотрела в глаза ламару, словно не думала, что вот сейчас он выставит её вон.

Использованы заклинания Телекинез (50 маны) и Целелос (90 маны).

Кристэль ожидала укоры и обвинения. Она действительно отвернулась от Каэля, когда он нуждался в её поддержке. Ей виделся этот поступок как шаг назад и за спину, а не бегство, но в глазах ламарского княжича, которого так часто бросали и оставлялись одним в поле воином, всё выглядело иначе. Для него Кристэль бежала из столицы и от него же отвернулась, когда оставалась в ней. Его гнев понятен и закономерен, но в понимании Кристэль характер закаляется, когда человек покидает свою зону комфорта. По-настоящему. Это случилось с ней именно в Гвиндерила, а не на приёме у князя Мэтерленса, когда на неё косо смотрела знать Фалмарила. О, нет. Там была вершина айсберга и надуманная проблема по сравнению с тем, что ждало её после.
И всё же, несмотря на осознание этого, Кристэль оставалась такой же невозмутимой.
- Это злость, а не смелость.
«Сыну спасибо скажи», - это действительно так, но вслух она решила не объяснять, чем руководствовалась, когда лезла в уютное гнездо супруга, и зачем он ей понадобился в такое время. Проще махнуть рукой и бежать из столицы самой, прихватив с собой сына, выменяв свою свободу на все драгоценности, которые достались от прошлой хозяйки или были подарены лично ей за то скромное время, что она прожила во дворце.
Кристэль назвала бы свой поступок трусостью, потому что на самом деле боялась оставаться в стране и в окружении ламаров, которые могли в любое время перерезать ей горло или задушить голыми руками, потому что она вышла замуж за сына княжича и прогадала со временем, угодив прямо в пламя революции, когда одну династию пытаются заменить другой.
Она удержалась от язвительного предложения помочь Каэлю «порадоваться» появлению женщины при помощи магии. Бедный воин, который, кажется, не понял, что попал под влияние чужой магии, как слепой котёнок тыкался между собратьев по оружию и не понимал, что ему со всем этим делать. Попросить княжича отдать ему девку, если самому она наскучила и не нужна? Потратиться на шлюху? Выбор был сделан в пользу выпивки после смачного ругательства и посыла в недра гниющих пахов и княжича и его супруги, нагрянувшей среди ночи.
На мгновение Кристэль показалось, что всё пойдёт так, как ей виделось. Каэля начал выпроваживать наблюдателей из комнаты, и пока она тяжело дышала, словно пробежала несколько миль без отдыха, оказалось, что на выход попросили всех, включая её. Девушка не успела возмутиться и не стала, потому что Каэль шёл с ней и, хотя увлекал ей в сомнительных объятиях, выглядело всё паршиво. Даже не вспоминая плащ, оставленный в комнате. У Кристэль от неполноценной ссоры кровь закипела внутри и прилила краской к лицу, и потому она не чувствовала холода и не думала о таких пустяках.
У неё не было желания любоваться красотами сада, да и в красоте подобных мест девушка мало что понимала. Она пришла сюда за Каэлем и не собиралась уходить без него, а потому снова встала перед ним, когда он заговорил и они остались наедине. Кристэль хотела видеть его лицо, смотреть в бесстыжие глаза, чтобы он не солгал ей и не спрятался от неё под масками.
«Не хотел говорить при них?»
- Он не представился, - ответ вышел резким. Кристэль это сама поняла, потому, чтобы успокоиться, шумно выдохнула, пытаясь сбросить с себя груз эмоций, и заговорила спокойнее: - В покоях, которые мне выделила королева. Напал ночью с удавкой. Ждал меня внутри. Зачем? Не знаю, может, королева поддерживает повстанцев и поэтому подослала ко мне убийцу, а потом сделала большие и честные глаза и наказала виновного, чтобы доказать, что это не её рук дело и вышло случайно. Сказала, что у неё хватает врагов и кто-то пытается развязать войну между ламарами и эльфами, а поскольку она уже отказалась помогать князю подавлять бунты и в отрядах повстанцев есть эльфы, то убить жену княжича, раз сам княжич не остался, вместе с его наследником – тоже хороший вариант… Он говорил, что выполнял приказ королевы – это всё, что я слышала. Оставаться для детального расследования и ждать, когда пожалует кто-то ещё, я не решилась, извини, - последние слова прозвучали с налётом сарказма.
Кристэль сделала ещё один вдох, посмотрела в сторону, потом на Каэля.
- Королева считает, что кто-то пытается её подставить и просто использовал ситуацию в личных целях, но это тоже удобная позиция для лжеца.
Она не знала, что из всего правда и, честно говоря, не стремилась узнать, потому что суть была одной.
- Кто бы это не подстроил, они собирались меня убить. Может, не столько меня, сколько… - Кристэль махнула рукой. Сама мысль, что кто-то собирался убить её ребёнка, холодила нутро. Фалмари пыталась придать своим словам небрежности, но на самом деле её трясло от страха. – Давай уедем отсюда, - она посмотрела на княжича уже спокойно и озвучила причину своего визита без лишних эмоций. – Всё равно куда. Подальше от повстанцев и эльфов. Пусть они грызут друг друга.
Кристэль обеими руками взяла ладонь ламара, неотрывно смотря в его глаза. Она просила и не скрывала этого.

Кристэль не было никакого дела до королевы Мираэль и её планов на князя Фалмарила и его семью. Она всего лишь хотела выжить и, чтобы сохранить себе жизнь, искала лазейки в той непростой ситуации, в которой оказалась. Она пыталась найти варианты. Возможно, знания о мотивах королевы привнесли бы немного ясности и добавили бы разнообразия в путях, но Кристэль верила, что в Гвиндериле она не будет в безопасности, раз убийца смог попасть во дворец.
- Если это не подстроила сама королева, то у неё хватает врагов внутри дворца, а мы – лишь способ избавиться от неё и дать дорогу кому-то другому, - а если и в этом Криста ошибалась, то ей всё равно. Королева эльфов отвернулась от них – они не должны смотреть в спину того, кто не подал им руку в нужный момент.
Каэль злился и сыпал оскорблениями. Как понимала Кристэль, для себя он давно решил, что сделал всё, что было в его силах, и больше напрягаться и искать варианты нет смысла. Ей же со стороны казалось, словно он сложил руки на коленях и ждал от отсутствия идей, когда ему вместе с его отцом снесут голову и на том всё закончится.
- Повстанцы тоже где-то прятались тридцать с лишним лет и продолжают прятаться до сих пор. Под носом у князя, который, как убеждает, искал их даже под камнями, - девушка нахмурилась. Она знала, что спорами и злостью друг на друга ничего с Каэлем не решить, но отчаянно не понимала, почему именно они не могут где-то спрятаться и жить. – Повстанцы – не твой отец. Они не будут гоняться за нами, если мы сбежим и будем жить где-то вдали, не посягая на власть Ланкре. Если они действительно такие благородные и не такие, как говорят, то им незачем вырезать твой род.
Что не отменяло наличия тех, кто этого бы хотел и мог сделать вопреки приказу Лангре не трогать беглецов.
- Мир большой. Мы можем жить в королевстве эльфов, в Ауреллоне. В любой деревушке там, где нас не будут искать.
Вот только устроит ли Каэля деревушка и скромный дом после столичного дворца и богатых поместий? Нужна ли ему семья и обязательства перед ней, если он привык к совершенно другой жизни?
- Можно честно работать и… да, жить со страхом, что когда-нибудь за тобой придут, или кто-нибудь узнает, кто ты, и попытается свести старые счёты, но чем это хуже пустого ожидания, когда повстанцы захватят столицу и твой отец сдаст позиции? Они уже зашли слишком далеко, чтобы отступить.
Да, она действительно готовила себя к жизни вдали от столицы, потому что признавала неизбежность поражения.
- Я бы не пришла сюда, если бы не хотела этого, - и она говорила открыто и честно. Кристэль могла бы сказать, что про чувства, привязанности и прочее, но сейчас так злилась на Каэля, что внутри все чувства смешались, а мысли в голове спутались. Она не понимала, почему Каэль не хочет пойти в изгнание, если это единственная возможность сохранить себе жизнь. Потому что старый князь не ждёт от него великих свершений или считает бегство трусостью и что смерть в бою лучше этого? – Мне плевать, что будет с твоим отцом, но не плевать на тебя и на сына!
И на себя тоже.
- Я вышла за тебя не потому, что ты сын князя.

Кристэль молчала всё время, пока говорил Каэль. У неё складывалось ощущение, что он решил просто понасмехаться над ней, отомстить за то, что она отвернулась от него, когда он в ней нуждался, и в принципе не собирался искать выход из ситуации. Его всё устраивало до такой степени, что он выдумывал кучу разных оправданий бездействия, которые даже в пьяном тумане она бы никогда не придумала. Не потому что она настолько глупа и ничего не смыслит в политике, а потому что звучали они нелепее некуда.
- Ты хочешь спастись или ищешь причины умереть? Пока что я вижу только второе.
Это всё, что она ответила на длинный монолог Каэля, в которым он объяснял, что его всё устраивает, ему нормально, что рядом ходят наёмники, чья верность переменчива и зависит от количества монет, которые им заплатят. Он не собирался ничего менять и ни её, ни, тем более, ребёнка защищать тоже.
- Ты уже окружил себя полезными ламарами.
Она не собиралась рассказывать, как может ему пригодиться и чем. Ничем. Кристэль окончательно убедилась, что зря сюда пришла и решила положиться не на того мужчину. Чего она вообще ждала от сына князя? Уважения? Любви? Заботы? Каэль пёкся о себе и ничего дальше себя видеть не хотел.
Кристэль не стала распинаться о чувствах и о причинах, почему оказалась здесь. Она рассматривала вариант, где не было Каэля, но всё же надеялась, что ламар перестанет идти навстречу смерти, подгоняя впереди себя свою дурость, но она ошиблась. Ничего не изменилось. Она своим появлением ничего не изменила. Каэль по-прежнему считал, что она во всём искала выгоду и только такие ламары могут находиться в его окружении. Он настолько сросся с пониманием, что никому не нужен, если не может чем-то заплатить – деньгами, положением, да хоть телом, что переубеждать его стало невозможным. А, может, возможным, но настолько затратным по силам, что она в это лезть больше не хотела.
Разница между аристократом и простым народом слишком велика, чтобы пытаться её покрыть.
- Его зовут Вайнн, если тебе это важно.
Больше она ничего не сказала и говорить не собиралась. Кристэль даже не смотрела на ламара, потому что не ждала, что от упоминания сына что-то изменится на его лице и в его чувствах. Скорее она ждала очередных упрёков и теорий, а ни видеть, ни слышать их не хотела, поэтому просто развернулась и пошла в дом, чтобы выйти из поместья и вернуться дорогой, которой пришла.

Далеко уйти не удалось, уже в здании Кристэль вспомнила, каким образом оказалась в поместье. Она заплатила мистику за дорогу сюда, но не обратно. Контингент княжича не вызывал у неё доверия, чтобы спрашивать у них о талантах к магическому перемещению или хотя бы к возможности сопроводить её до дворца. У неё не было при себе денег или украшений, чтобы щедро расплатиться с наёмниками. Дорогу до дворца она не знала в силу того, что понятия не имела, где оказалась и как отсюда выбраться. Она пришла сюда в ночь, надеясь, что что-то из её потуг склонить княжича на свою сторону всё же выйдет, но ошиблась. Идти в ночь она не рискнула, а потому, подобравшись, гордо прошла мимо наёмников, которые заприметили её в здании одну, всклоченную, злую и взглядом обещающую по ночному горшку в лоб каждому, кто косо взглянёт на неё.
Кристэль вернулась в комнату, где состоялся их с Каэлем нелицеприятный разговор. Слуги или наёмники – кто тут отвечал за уборку, уже подобрали разбитый ночной горшок и даже тщательно протёрли всё от мокрых следов. Всё остальное в комнате не тронули – оставили в том же творческом беспорядке, в котором, видимо, Каэлю работалось лучше всего.
От князя Кристэль слышала, чем занимался княжич, сосланный на войну, и какие методы пустил в ход, ещё не покинув поля сражения. Выглядело всё, как прощальный пинок под зад всем неприятелям и приятелям, но, вопреки ожиданиям, княжич оказался более живучим. К облегчению Кристэль. Отчасти она даже понимала, почему он не захотел возвращаться во дворец, но думала, что такими методами Каэля убьёт аристократия Фалмарила ещё до того, как до него доберётся Орден.
Закрыв за собой дверь, прямо перед носом у воина, который явно удивился её возвращению в одиночестве, Кристэль осмотрелась. Она собиралась спать здесь, а утром, когда встанет солнце, уже что-то решать с возвращением во дворец, если гнев Каэля не будет так велик, что её выкинут из дома с пинками в ночь.
Девушка подобрала свой плащ, оставленный в комнате, перебросила его через спинку стула. Села на стол, потому что, как ни странно, это единственное место, которое показалось её относительно чистым. Нагло взяла со стола кувшин с вином и кубок. Налила себе сначала половину, думая лишь немного пригубить, но, немного поразмыслив, щедро плеснула сверху до краёв. В несколько быстрых и жадных глотков выпила. После длительного перерыва вино показалось ужасно кислым и крепким. Кристэль поморщилась, но не нашла чем перебить вкус. Наполнила кубок ещё раз. На этот раз чуть больше, чем наполовину.
Каэля она встретила без ночных горшков в руках, в молчании и боком к нему, пока смотрела на пламя в камине. Всё ещё злая, но до безумия упёртая. И с протянутой рукой, в которой держала второй кубок с вином, который предлагала ламару, пока пила из своего, не налегая на выпивку, а больше делая вид, что пьёт.
Она не думала о том, как Каэль это воспримет и что подумает, когда вновь увидит её в своей комнате. Не забивала себе голову мыслями о божественном замысле и судьбе, потому что её просто преследовала череда несчастливых обстоятельств, загнавшая её в рамки, а, может, было что-то ещё, в чём она даже себе не хотела признаваться. В любом случае эта женщина решила промолчать, потому что знала, что если откроет рот кто-то из них двоих, то всё снова закончится криками, а ей ещё в саду хотелось треснуть ламара.
Пусть считает, что польза от неё – разливать вино и подавать, раз на большее она не способна.

Когда-то очень давно Кристэль слышала от женщины, жившей по соседству с её дядей, что после ссоры лучше помолчать, а то и вместо неё. Когда очень-очень просится на язык какая-то гадость на эмоциях, нужно удержать её в себе всеми силами. Сделать вдох, потом выдох, мысленно посчитать про себя. Обычно хватает досчитать до десяти. А потом каким-то магическим без магии образом вся злоба уходит, словно вода из продырявленного шара. Вот он наполнялся, вот уже начали трещать его раздутые бока и за мгновение до того, как он разорвётся под напором воды и забрызгает всех, в нём проделывают аккуратное отверстие и из него тихо и медленно вытекает вода. А после неё не остаётся ничего. Кристэль не представляла, как можно сдержаться и не наговорить всякого, когда внутри бушует шторм, и всё же она так устала говорить и слушать то, без чего можно было бы обойтись, что молчала всё время, пока Каэль думал, что делать с женой, которая неожиданно решила остаться.
Девушка промолчала и не сказала о причине, почему, вопреки прерванному разговору, всё же осталась, а не пошла в ночь к дворцу князя. Умом она понимала, что некоторую правду лучше не говорить, чтобы не провоцировать, а, может, на самом деле она не хотела уходить, а всё ещё верила, что у них что-то выйдет, и потому так старательно гнала от себя мысли, что Каэль снова наговорит разного, а она вспыхнет и, не дослушав, всё же покинет поместье. Ну, или захватит какую-то комнату, чтобы в ней переночевать. Дом же большой.
Молчать оказалось не так сложно, как она предполагала. Кристэль даже не считала про себя, просто смотрела на пламя в камине и несколько раз поднесла кубок к губам. Смочила губы в вине, но так и не сделала полноценного глотка. Желания напиваться у неё не было. Вино не расслабляло.
Каэль взял кубок из её рук, но девушка не сочла это хорошим знаком. Вдруг он тоже сейчас разозлится и, уподобившись ей, швырнёт вино в стену. Или выльет на неё. Или что там могло ему прийти в голову на эмоциях? Кристэль продолжала смотреть на пламя, которое нисколько её не завораживало, но, пока она не думала о проблемах, о сыне, о повстанцах, о князе или упёртости Каэля, то медленно успокаивалась. Жест со стороны ламара оказался для неё неожиданностью. Кристэль едва не выпустила бокал из руки, когда пальцы ослабли. Вино плеснуло, но не пролилось ни на стол, ни на платье. Девушка отставила кубок в сторону. На язык не просились никакие слова или язвительные замечание. Само поведение Каэля обескуражило её и вся накопленная спесь сбилась.
Каэль напомнил ребёнка, который пришёл к матери, всё ещё злой на неё, но уже с намерением примириться в будущем. Это могло бы показаться забавным и вызвать улыбку, но вместо этого Кристэль положила руку сначала на плечо ламару, потом поднялась пальцами выше по шее к затылку и погладила по волосам, будто хотела успокоить. По какой-то причине жест Каэля вызывал у неё смешанные чувства. Её хотелось крепко обнять его, утешить и успокоить, у неё появилось тепло на душе, но вместе с тем захотелось расплакаться. Она устала. Ещё ничего катастрофического не произошло, а она уже устала и почувствовала себя слабой, беспомощной, бесполезной и ненужной. Глупой девчонкой, которая влезла туда, куда не стоило.
Кристэль сама не заметила, как коснулась губами виска ламара, потом щеки и скулы, как обхватила его лицо ладонями и легко поцеловала губы. Не заметила, как на глаза нашли слёзы и скопились под опущенными веками, намочив ресницы. Она всегда была трусихой и сейчас боялась ещё больше.

Кристэль помнила редкие моменты нежности от Каэля, но теперь всё чаще думала, что дело было в его заточении в темнице Ордена, смертельном ранении, чудесном спасении от смерти на берегу моря вдали от дома, где его бы пожрали чайки и крабы, и последней возможности исполнить приказ отца – привести домой безродную девку ради трона. Какое-то время ей казалось, что она увидела настоящего Каэля. Не парня, который постоянно пытался играть масками, показывать себя разгильдяем и бабником, отъявленным мерзавцем, которого так ненавидели в Фалмариле и не желали видеть на троне, когда время князя подойдёт к концу, а настоящего Каэля, который зачем-то создал себе отталкивающий образ подлеца. Но, кажется, то было лишь коротким наваждением, переломным моментом, пока ламар не почувствовал, что всё это осталось позади.
Он смотрел на неё так холодно, словно в этих глазах никогда не было ничего другого. Все остальные эмоции были ему чужды, кроме извечного шутовства, иронии и сарказма. Где уж тут дождаться теплоты и нежности? В пору было почувствовать себя шлюхой, которая заставила заказчика напрячься и переборщила в играх. С другой стороны, а что ещё у них было, кроме постели?.. Навряд ли сейчас Каэль думал о сыне. Навряд ли он вообще думал о нём, а если и думал, то слишком правдиво играл безразличие.
Может, Каэлю пришло в голову, что с визита жены должна быть хоть какая-то польза. Даже такая.
Что ж… она заявилась в его покои с похожей целью, но представляла себе это несколько иначе. Кристэль запрокинула голову, но лишь для того, чтобы Каэль, случайно не переборщив, не выдрал ей несколько прядей. Сидеть и ждать, когда супруг удовлетворит свои хамские потребности, она не стала. Куда как интереснее и в её стиле было ответить той же наглостью, несмотря даже на то, что итог у них был один. Кристэль не оставалась в долгу и не пыталась дотянуться до супруга губами или ласково коснуться кожи, как женщина, которая соскучилась и которую накрыл неожиданный прилив нежности. Она грубо потянула ремень, дёрнула рубашку в небрежной попытке её расстегнуть, чтобы края ткани постоянно не лезли под руку и не мешались. Несколько пуговиц отлетело, но Криста не придала им значения. К тому же, так она быстрее добралась до сути. Главное крепко ухватиться за мужское достоинство и властно и уверенно держать, а остальное уже мелочи.
Желание расплакаться и проявить слабость ушло. Слёзы, которые теперь казались не к месту, высыхали на ресницах. Кристэль смотрела на супруга с лёгким чуть злым прищуром, совсем не похожая на страстную и увлечённую женщину, у которой зудит впрыгнуть в объятия мужа. В глазах читалось: «А раньше не мог?!», пока она сама свободной рукой задирала подол лёгкого платья, как специально созданный у ламаров для таких случаев. Потратили столько сил на ссору, а могли бы на что-то приятное!

Всего на мгновение Кристэль захотелось отомстить – ну как отомстить, скорее, насолить – мужу за всё хорошее и не хорошее. Например, подсунуть ему в постель живого краба с большими такими клешнями. Как иногда поступали сироты, чтобы проучить своего воспитателя и наказать его за дурной характер накануне нечестной порки. Потому порка становилась вполне честной и обоснованной, но проведённой заранее, а потом и после, если удавалось словить паршивцев, а не бежать с выпученными глазами к лекарю, чтобы всё опухшее лечить. Всё это детское баловство, которое делать она не собиралась. Пока что. Мысль зародилась и исчезла где-то в недрах сознания, чтобы напомнить о себе по случаю, если снова ламарский княжич даст ей повод разозлиться.
Кристэль злилась на многое, но, спроси у неё на что, не ответила бы, только раздула бы щёки, как обиженный хомяк, и распушила невидимые перья, будто воробей, которого зимой по голове холодная капля ударила. Злилась на всё и одновременно не на что. Она хотела жить в мире и благе, пусть скромном, без помпы и фейерверков, но с мужчиной, которому бы она не была безразлична, которого бы интересовал их сын и их скромное будущее, который не оставался бы в княжестве, где едва ли не каждый хотел натянуть его голову на пику, а то и просто натянуть. Кристэль просто отказывалась принимать, что у них нет другого выбора, при котором они могли бы, теряя земли и львиную долю богатств, зажить спокойно. Пусть под новыми именами, пусть без упёртого родственника, которому гордость позволяла подохнуть лишь в узурпированном дворце.
После стараний Каэля как-то оголить верх, снизу скопилась приличная куча вещей. Нагромождение из складок платья выглядело так, словно у хозяйки с руками из плохого места взял и опал весь пирог. На визуальную часть никто не обращал внимания, а вот практичность портило. Тц! Тихо ругаясь про себя, Криста заёрзала, приподняла бёдра, сбрасывая ткань на пол, коротко придирчиво глянула на состояние пола, насколько прислуга в этом доме тщательно исполняла свои обязанности по уборке. Платье было светло-голубого цвета, из тонкой полупрозрачной ткани и очень дорогое, насколько Кристэль понимала в платьях. К тому же она пришла сюда только в нём и в плаще и больше одежды при девушке не водилось, а возвращаться во дворец, случись чего, голышом она хотела меньше всего. Тут точно без приключений не обошлось бы.
С лёгкой укоризной Кристэль глянула на супруга, мол, платье бы в сторону отодвинуть, а не топтаться на нём, как на тряпке. Вслух она ничего не сказала, но свято верила, что понятно изъяснилась без слов.
Забота о собственной одежде не помешала ей сдёрнуть рубашку с мужчины и мысленно пообещать любому, кто решит войти в комнату княжича, медленную и мучительную смерть от обморожения. С той стороны как услышали угрозу, тут же что-то уронили из рук, ругнулись, извинились и ушли, сетуя на пролитую выпивку.

В какой-то момент Кристэль стало плевать, что, возможно, вся бравая компании мордоворотов – простите, благородных наёмников – стоит под дверью, припав к ней то ухом, то глазом, то задом, пытается узнать, что же там происходит в комнате княжича, а заодно глянуть, какими такими интересными формами выделяется его благоверная, что Мэтерленс не выгнал её в ночь за ругань и ночной визит, а даже решил собственноручно пригреть. Она больше думала о своих вещах, которые могли испортиться, о вещах Каэля, которых на нём по-прежнему было слишком много, о всякой всячине, которая была на столе, а потом с грохотом оказалась на полу, заливая ковёр остатками вина, которое сама же Кристэль не успела допить в силу внезапного порыва мужа обнять и обиженно засопеть ей в плечо. Позже всё это тоже потеряло какое-либо значение для неё.
Злость и обида начала стихать. Кристэль больше ёрзала на столе от того, что без вещей даже в комнате с горящим камином было прохладно, а она, честно говоря, за месяцы разлуки даже при всей своей злости на Каэля успела по нему соскучиться. Объятия оказались желанными и спасительными от холода. Прикосновение к горячей коже животом и грудью вызвало будоражащий контраст – спину и бёдра по-прежнему лизал сквозняк, который врывался через щели в окнах и дверях. Сейчас бы не помешало, чтобы все любопытные пьяные морды под дверью дышали активнее и горячее, разогревая комнату. Хоть какая-то польза от них.
На секунду, прижавшись к телу мужчины и обняв его за шею, Кристэль порадовалась, что вместо захламлённого стола Каэль выбрал постель, но, едва оказавшись на ней, почти пожалела. Знал бы князь Ришестэль, каким образом его сын и невестка используют стяг их дома… Четвертовал бы их на месте за надругательство. Ткань флага была более грубой, прохладной и, о чём старалась не думать Кристэль, грязной. Возможно, на ней была копать, грязь или даже кровь. Кристэль помнила, что Каэль побывал на сражении с Орденом и успел выжить, а такие вещи, как стяги со знамёнами, обычно таскают через всё сражение и потерю их приравнивают к унижению и поражению.
Постель, застланная стягом, была не такой проблемой, как груды разного железа, которые лежали над головой у Кристы и в самый неподходящий момент могли бы со звоном её ударить. Ну, не они сами, а Каэль бы помог, увлёкшись процессом. Но очень быстро все эти мелочи перестали существовать. Кристэль отвлеклась на прикосновения супруга, шумно втянула воздух через нос, пригибаясь, чувствуя, как губы касаются груди. Мелочь, но сейчас даже она подогревала воображение, а по влажной коже, едва её касался холодный воздух комнаты, пробегали мурашки.
До того как Каэль склонился к ней и одарил лаской, Кристэль казалось, что всё закончится быстро, грубо, со злобой, прям там, на столе в груде разного хлама, а потом он, возможно, выгонит её взашей, потому что будет не очень-то доволен всем. Наверное, так бы поступил Каэль, каким его представлял народ за пределами этой комнаты, но этот Каэль, который прижимался к ней телом и целовал губы, напоминал ей ламара, которого она случайно спасла на берегу. Может, она убеждала себя в этом и опять занималась самообманом, но в те минуты, пока прижималась к его телу, гладила кожу на руках и спине, ловила его губы в поцелуе, и вновь хотела ощутить его в себе, Кристэль не думала о чём-либо вообще. Она просто отдавалась ему и иногда, из вредности, награждала укусом.