Тем временем зимний день уже клонился к вечеру, и едва граф Эштред успел захлопнуть за собой входную дверь, как все тело тут же прошибло морозным воздухом. Он и не подумал о том, что выбежал на улице как был за обедом в одном только камзоле поверх рубахи и исподнего белья. На ногах были длинные бриджи и домашние туфли, из-за чего вид Алькор имел совершенно глупый.
Оглядевшись по сторонам, мужчина с некоторым облегчением обнаружил, что во внутреннем дворике Вармервинда он оказался в полном одиночестве. Откуда-то со стороны конюшни слышались оживленные мужские голоса, в одном из которых граф узнал конюшего, но второй был ему незнаком. В саду, разумеется, никто не работал в такое время и во время своей прогулки Алькор вполне мог рассчитывать на полное одиночество.
Холодный воздух словно тисками сжимал графа со всех сторон, так что мужчина невольно обхватил тело руками, еще плотнее запахнув и без того затянутый на нем камзол. Толку, однако, от этого оказалось немного. А потому Алькор, время от времени пробираемый дрожью и низко опустив голову, побрел в сторону сада, надеясь найти хотя бы какое-то укрытие между многочисленными фруктовыми деревьями, все еще лишенными листвы.
Фруктовый сад позади Вармервинда за многие годы разросся на несколько гектаров и продолжал расширяться усилиями, как самого графа, так и многочисленных работников, нанимаемых Эштредом посезонно. Это место стало едва ли не священным для семейства Эштредов и других обитателей Вармервинда. Все они находили здесь утешение, находили место, где могли остаться наедине со своими мыслями и обдумать те или иные вызовы судьбы. Но если остальных обитателей поместья с садом связывали по большей степени тягостные воспоминания, для Алькора стройные ряды фруктовых деревьев все еще были наполнены детским смехом и радостными криками. Это было единственное место во всем мире, где время было властно над ними. Здесь его Мирра оставалась маленькой девочкой, с которой они вместе гонялись за бабочками; играли в детские игры; лазали по деревьям за первыми яблоками и сочными персиками; разгоняли воронов, которые посягали на их владения. Но больше всего сердце Алькора грело осознание того, что все эти момент были столь же важны для дочери, как и для него самого.
«Я видела бабочку на окне, правда она была совсем белая. Пойдем ее искать?» – Первые слова Мирры после трехлетней разлуки тут же всплыли в памяти и острым лезвием резанули по сердцу старого графа.
Как ждал он этой встречи, как ждал этого воссоединения, чтобы все вот так обернулось. Три года оказались достаточным периодом, чтобы стереть из памяти Алькора воспоминания о напряженных отношениях его дочери и жены. А для самих женщин трехлетняя разлука отнюдь не стала поводом для примирения. Более того, обе они словно копили все эти годы неприязнь друг к другу, и она, переполняя обеих, тут же выплеснулась при первой же встрече.
– О чем я только думал?! – Алькор стоял перед высокой яблоней, которая, вероятно, была ровесницей Мирры и, казалось, будто вопрос был задан именно дереву, ветви которого уже начинали покрываться молодыми почками.
Граф постоял так еще несколько минул, словно надеясь получить ответ на свой глупый вопрос. Погруженный в свои собственные мысли и воспоминания, Эштред не услышал, как Мартин отдал команду конюшему подготовить экипаж для виконтессы. А теперь, убедившись, что ответа от яблони не последует, продрогший граф снова повернулся в сторону поместья. Это случилось как раз в тот момент, когда кучер и конюший заканчивали приготовления, все еще не успев скрыться за крылом поместья.
Алькор тут же понял, что лошади готовятся для Мирры, ибо Элоиза имела свой собственный экипаж и никогда не пользовалась графским транспортом. Он тут же направился в сторону главного входа в поместье, но в своих раздумьях совсем не заметил, сколь далеко он удалился вглубь сада.
Тем временем кучер уже занял места на козлах и скрылся за поворотом, а конюший вернулся восвояси.
И все же, по всей видимости, Люциан наконец-то сжалился над своим слугой, ибо едва Алькор обогнул поместье, как увидел все еще стоящий у крыльца экипаж, уже готовый, однако, к отправлению. Граф несколько сбавил скорость, хотя он и до этого двигался пусть и быстрым, но все же шагом. Так что дыхание его оставалось в относительном порядке, и едва ли можно было бы подумать, сколько сильно он спешил нагнать транспорт. Подобрался он к транспорту сзади, а потому остался незамеченным для кучера, который едва не свалился с козел, когда услышал недовольный голос графа.
– Не двигать экипаж с места! – Голос Алькора, по всей видимости, оказался настолько грозным, что кучер решил сразу объясниться.
– Ваше Сиятельство, Мартин велел подать экипаж для Ее Милости Виконтессы…
– Молчать! – Тут же прервал его граф, ибо в тот самый момент увидел на крыльце поместья и саму Мирру. Слуга лишь смиренно кивнул, вероятно, надеясь, что ситуация разрешиться в его пользу, а Алькор, буквально в одно мгновение смягчившись, обратился к дочери. – Дорогая моя, неужели ты хотела покинуть Вармервинд, даже не попрощавшись с отцом? Впрочем, ничего удивительного. – Он показательно махнул рукой в сторону поместья. – Я провожу тебя, куда бы ты ни собиралась. Только дай мне несколько минут, а то что-то здесь прохладно.
Он примирительно улыбнулся дочери, и тут же направился по ступеням к входной двери.