За последний месяц жизнь её поменялась кардинально. Но даже к таким изменениям Айрис, к своему же удивлению, начала привыкать. Она привыкла к жизни во дворце, столь не похожему на любимый ею дом Селениусов. Привыкла даже к своему новому статусу в качестве служанки и тем неудобствам, которые он на неё налагал. Привыкла к Мирдану и его холодам. Привыкла к новой жизни. И всё же пережитое покушение на свою жизнь смогло привнести изменение, с которым Айрис пока не могла ужиться: кошмары. То и дело ей снилось, что те, кто пришёл по её душу в ту ночь, вернулись снова. Девушку всегда одновременно раздражала и пугала неизвестность, а потому вампир, которого она тогда увидела, кажется, впервые, устрашал особенно. И даже сегодня она снова видела во сне его глаза. Хладнокровные. Расчётливые. И всё же почему-то отдалённо знакомые.

«Да кто же ты, мать твою, такой», — обнимая колени, думала вампирша. Проснулась она снова в холодном поту, чувствуя себя уже совсем обессиленной. Вот только несмотря на усталость, спать теперь не хотелось от слова совсем. Будь воля Айрис, она бы, наверное, вовсе теперь никогда не засыпала. Только бы не переживать этот кошмар снова в одиночестве. Оставалось только выползти из кровати, переодеться и постараться отвлечь себя. Хотя бы прогулкой по дворцу.

«Так тихо», — бесцельно шатаясь по совсем опустевшим коридорам, подумалось вампирше. Странно, но сейчас ей так не хватало всей этой суматохи и возни вокруг. Не хватало вечно спешащих куда-то служанок, подгоняющих их евнухов, учителей наложниц... Девушке даже на секунду показалось, что она всё же уснула и всё это — очередной кошмар, а из-за угла вот-вот появится тот удивительно знакомый незнакомец с мечом в руках. Одни лишь гвардейцы, зевающие во весь рот, служили доказательством, что всё происходит наяву. Потому что во сне мечник приходит один. И помочь ей уже некому.

«Хочу потанцевать», — внезапно осознала Айрис, непроизвольно даже усмехнувшись такой мысли. В сложившейся ситуации это, пожалуй, уже какой-то танец на костях. Причём на собственных. Потеряв возможность спать спокойно — потому что убийца не пойман и возможно где-то рядом — она вместо того, чтобы попросить помощи, призраком слоняется по пустым коридорам, зябло обнимая себя за плечи, а после решает снова выкинуть глупость. Ну а что ей ещё делать, если спать она банально боится, а от недостатка отдыха ей тяжело читать и вышивать? Правильно — делать то, что тело могло делать уже просто на автомате. В случае Айрис, это игра заученных произведений и танцы. И если звучание инструментов может разбудить других, то небольшое немое выступление — вряд ли. Нужно только отыскать небольшой пустой зал, куда давно давно никто не заходил. Шейнир ведь сам намекал ей об этом, разве нет?

«Надеюсь, он спит спокойно».

Ноги сами привели её к широким резным дверям. Их никто не охранял, да и в коридор этот был совсем пустой. Айрис задумчиво окинула взглядом ручки, и, заметив слой пыли на них, решила попытать удачу. Двери оказались тяжёлыми, но не запертыми, а за ними скрывался искомый ею зал. Разве что куда более просторный, чем она предполагала. Здесь, наверное, когда-то проводились званые вечера, когда гости могли потанцевать и обсудить последние новости. И судя по всему, не проводили их тут уже не первый месяц.

Побоявшись, что не сможет потом снова открыть двери, вампирша оставила их открытыми. Всё равно сейчас день, практически все уже видят двенадцатый сон, а стражникам вряд ли будет дело до служанки, потерявшей вместе со сном рассудок. Девушка не спеша вышла в середину комнаты, только сейчас осознав, что в подобных местах ей никогда не доводилось быть в центре. Выступая в саду Белой Луны с другими танцовщицами, она чувствовала куда больше свободы и уверенности. Но стоило ей попасть на бал — казалось бы, такое привычное для светского общества мероприятие — и она всё время пыталась оказаться где-то в стороне, с краю. Пока другие девушки рвались поближе к центру, чтобы на них точно обратили внимание, Лерман, напротив, пряталась, принимая приглашения скорее из вежливости. Потому что так заведено. Потому что у неё нет права отказать без видимых на то причин.

Но вот она здесь. По своей воле. И начинает двигаться не чтобы кому-то понравиться, а потому что сама хочет этого. Всем сердцем.

Покидая родной Нерин, Айрис мысленно готовила себя к тому, что может скучать по своей прошлой жизни там. Будет скучать по неринским садам, которые благодаря мягкому климату (относительно других частей империи) разрастались удивительно пышно и поражали всякого своей красотой. Скучать по вечно витающей в воздухе атмосфере праздника; Лерман не лукавила, когда говорила, что в этом удивительном месте всегда кто-нибудь, да поёт. Город сам был праздничным, и жители в нём, пожалуй, тоже.

Но вот уж чего Айрис не ожидала, так это того, что она будет тосковать по танцам. В полной мере она осознала это сейчас, чувствуя, как легко становится на сердце, стоило дать телу волю. В это мгновение она, как и тогда, в саду, старалась выкинуть из головы всё лишнее. И переживания о непойманных убийцах, и тревожные мысли насчёт отца и Териона, и все мелкие проблемы. Всему этому не было места в этот час. Исполняемый вампиршей танец на сей раз был не импровизацией. Ей не раз приходилось исполнять его на праздниках вместе с другими девушками и молодыми юношами. Танцующие всегда двигались синхронно, но было между ними существенное отличие: в руках вампиров всегда был меч, в то время как вампирши, облачённые в лёгкие платья, выступали без него. Когда его исполняла целая группа, зрелище было довольно впечатляющим, и невольно Айрис задалась вопросом: а знают ли их неринский танец мечей здесь, в столице? И можно ли его действительно назвать «неринским».

От мыслей, внезапно просочившихся в её старательно освобождаемый разум, танцовщицу отвлёк голос. Не будь он для Айрис столь знаком, она бы даже испугалась. Но в итоге лишь застыла, из-за плеча глянув в сторону двери. Нет, ей не послышалось. Шейнир. Она не знала, что привело Виззариона в такой час, так ещё и в такое место, но глупо было отрицать очевидное - она была рада видеть его. Кончики губ дрогнули в лёгкой улыбке, которую девушка даже не пыталась скрыть. Она опустила руки, развернувшись к юноше всем корпусом, но не стала приветствовать его глубокими реверансами и этими долгими заученными фразами, которые обычно произносила даже не задумываясь. Сейчас это казалось ей просто не нужным. Не с ним. Лерман всегда отгораживалась ото всех — особенно от мужчин — высокопарными речами и сдержанным поведением, но после всего, что ей довелось испытать рядом с Шейниром, могла позволить себе расслабиться наедине с ним. Тогда, когда никто не смотрит и не осудит её. На публике она выглядела скорее как машина: всегда такая, казалось бы, приветливая улыбка, за которой на деле ничего не стояло, вежливая настолько, что некоторых это даже раздражало, с виду покорная и при этом проклинающая в мыслях. А что сейчас? Она, расслабив плечи, без раболепия смотрела в глаза императору этой страны, приветствуя его лёгкой улыбкой на устах. Искренней.

— Уже почти забыла о ней, — усмехнулась вампирша на вопрос о ранении. Сайлан не позволила своей служанке избежать участи быть осмотренной лекарем, за что ей большое спасибо. Рану и обработали, и наложили повязку получше той, что была прежде. К тому же, в эти дни Айрис не поднимала ничего тяжёлого, а благодаря тому, что её не оставили голодной и дали отдохнуть, регенерация сделала своё дело. — А т... — начала она, однако осеклась, тут же прикусив кончик языка. Но, впрочем, быстро поправила себя, — ... Ваша? Только чур в этот раз не умалчивать!

Она пыталась, как и раньше, вернуть их разговорам шутливый тон. Будто разговаривали они о чём-то неважном, а не о последствиях пережитого на днях кошмара. Айрис помнила, как Шейн с завидной стойкостью переживал боль от трещины в ребре, и всё никак не могла выкинуть эту мысль из головы. Радовало одно: по крайней мере, ссадины на его лице уже зажили. Было, однако, странное желание прикоснуться к его скуле, будто она хотела проверить, что это не иллюзия и с ним правда всё в порядке. Но вампирша держалась, позволяя себе лишь скользить взглядом по императорскому лицу, ни то стараясь убедиться в его целости, ни то пытаясь поймать на лжи.

Блеснувший в полумраке меч не напугал Айрис. Скорее просто удивил: она не особо обратила внимание на такую, казалось бы, бросающуюся в глаза деталь, когда Шейнир вошёл в комнату. Слишком была рада его неожиданному появлению, чтобы разглядывать, что он там с собой притащил. Девушка замерла, наблюдая за движениями вампира, будто зачарованная. Несмотря на навязанный отцом образ Камэль, которые ничего не могут, по тому, как уверенно юноша держал меч, было видно, что он не вчера его в руку взял. Но Айрис солгала бы самой себе, если бы признала, что не может оторвать глаз только лишь из-за мастерства императора и ради проверки его здоровья. Видеть Шейнира таким сосредоточенным, ловким и пластичным в столь спокойной обстановке было для Айрис... в новинку. Хотелось бы видеть почаще.

Поймав взгляд юноши, вампирша почему-то стушевалась. Наверное, сказалось то, что она попросту не привыкла вот так в открытую глазеть. В любом случае, Лерман как можно скорее взяла себя в руки, придавая своему лицу всё то же расслабленное выражение. Разве что кончики ушей, как обычно, выдавали её с головой.

— Я бы удивилась, если бы это было для Вас обычным делом, — пытаясь скрыть невесть откуда взявшееся смущение ухмылкой, парировала Айрис, — надеюсь, привыкать не придётся. Иначе буду вынуждена купить Вам большой такой шлем.

Вампирша тихонько хихикнула, представив Шейнира в знакомом ей белом кафтане, но с тяжёлым шлемом на голове. Желательно в виде кота. Уж больно часто Владыка вампиров напоминал его подданной это удивительное животное: с первого взгляда такой неприступный и серьёзный, он вмиг мог стать самым притягательным и нежным существом в этом мире. Но, впрочем, не стоит забывать о кошачьей непредсказуемости, также присущей юноше. Чего только стоит его решение взять Айрис на руки, когда они столкнулись в саду.

— Не знала, что его знают и в Мирдане, — намекая на танец, призналась Лерман, — думала, теперь ничего кроме бальных и не увижу.

Мысль о том, что привычные выступления в садах и на площадях теперь будут для неё лишь воспоминанием, Айрис почти не расстраивала. Она уже успела смириться с тем, что заперта во дворце, как и императрица, а танцевать с наложницами казалось ей затеей странной. Несмотря на то, что наложницы также прислуживали членам императорской семьи, они всё же не были Айрис ровней. И некоторые не чурались ей о том напоминать, зная, что девушка слишком дипломатична, чтобы обращать внимания на словесные уколы в её сторону.

— Станцуем? — чуть вздёрнув бровь, будто бросая Владыке вызов, предложила девушка. Она сошла с ума. Нет, ну определённо же сошла! С другой стороны, не одному же только Шейниру постоянно удивлять, верно?

— Теперь я это вижу, — согласилась Айрис. Знал бы Шейнир, какие настроения насчёт других кланов гуляют в её родном доме... Интересно, смог бы тогда всё также улыбаться, глядя ей в глаза? Особенно с тем учётом, что до встречи с ним Айрис думала точно также. Что Камэль капризны и бесполезны, Арис тупы и помешаны на чести, Виан просто сумасшедшие, а Лэно — пресвятые и премудрые, но всеми обиженные. И хотя в несправедливое отношение к своему клану Лерман всё ещё верила (чего только стоят взгляды ей в спину), то вот суждения насчёт остальных пришлось хорошенечко обдумать.

«Кэтель, наверное, ещё пышнее празднуют. Город-то немаленький», — пытаясь вообразить надвигающийся праздник, подумалось девушке. Она пока не особо понимала, как проведёт такой семейный праздник, будучи вдали от своей родни. И речь скорее не о родном Гнезде. За последние сорок лет Айрис привыкла проводить кэтель в доме Белой Луны, где активно принимала участие в организации праздника, помогая во всём жене Териона. Теперь она слабо представляла, что будет делать в этом году. Но времени, чтобы всё обдумать, у неё пока что достаточно. А пока можно дать себе волю и отдохнуть.

Честно? Айрис бы не особо удивилась, если бы император отказал ей в такой шалости. В конце концов, разве не должна она радоваться хотя бы тому, что он позволяет ей — обычной служанке — с собой беседовать? Шейнир имел полное право хоть отчитать её за подобное предложение, вампирша всё равно бы не подала виду, что расстроилась, напоровшись на отказ.

Но он не отказал ей.

Лерман не сдержала улыбки. Совсем детской, довольной, будто ребёнку, наконец, разрешили утащить со стола сладкое. Встав справа от Шейнира — так, как предполагали традиции — Айрис выставила руки в нужную позицию, на всякий случай проверив, что расстояние между ними достаточно большое, чтобы её не задело лезвием. Пара мгновений, чтобы собраться с мыслями, и она двинулась с места, боковым зрением следя за движениями своего сегодняшнего партнёра по танцам. Кружась, взмахивая руками и вслушиваясь в пение металла и звуки их шагов, девушка никак не могла свыкнуться с мыслью, что происходящее — реально. В этом зале не было зеркал, однако цепляясь взглядом за их отражения на мраморном полу, Айрис с удивлением отметила, что двигаются они на удивление складно. И не скажешь сразу, что стало тому причиной: схожесть элементов танца неринской и столичной школ или то, что за этот месяц Айрис стала с особой внимательностью относиться к действиям императора. Шейнир делал шаг вперёд — и она шла за ним. Отклонялся в сторону, делая выпад мечом, и Айрис следовала его примеру, делая это, разве что, более плавно и женственно. В танец добавлялся новый поворот, и девушка, легко переступая, исполняла его, надеясь, что от бессонницы её ноги не подведут, и она не врежется в своего партнёра. Было бы крайне неловко, знаете ли. Сама предложила - сама же и опозорилась.

Лезвие меча, рассекающее невидимых врагов в такой опасной от девушки близости, её нисколько не пугало. Не столько потому что она была уверена в мастерстве мечника, сколько была уверена в нём самом. Если бы кто-то ранее сказал Айрис, что вампиром, которому она сможет доверять так сильно, станет император, она бы посчитала его сумасшедшим. А что в итоге? Она, буквально на днях пережив покушение, даже не дрогнула, когда юноша достал меч и взмахивал им в их танце, не испугалась ни его магии, ни такой близости лицом к лицу. Вот уж действительно кардинальные изменения. Где же та обиженная на весь мир Айрис, которая всегда ждала подвох, не могла доверять собственной тени и в любой момент была готова защищаться? Наверное, она осталась где-то там, в комнате таверны Медного квартала. А новая Айрис вышла оттуда, держа Шейнира за руку.

Столкнувшись с Виззарионом нос к носу, вампирша с широко распахнутыми глазами смотрела в его глаза. Бледно-серые, показавшиеся ей в первую встречу льдистыми, сейчас уже они казались девушке совсем тёплыми и не такими чужими. Она вдруг поняла, как мало ей воздуха, и хотя и пыталась выровнять дыхание, грудь всё равно поднималась неравномерно, будто она только что взлетела по лестнице. Его шаг ей навстречу — и Айрис отступила назад, развернувшись, но не пытаясь убежать. Лерман позволяла Шейниру вести в танце даже не столько из-за сложившейся традиции, сколько потому что впервые действительно хотела быть ведомой. Потому что это Шейнир. Шейнир, который помог ей снова ожить и забыть о трауре и неразделённой любви. Шейнир, раз за разом заставлявший её так искренне улыбаться и хохотать. Шейнир, чувства к которому всё меньше походили на дружеские.

Юноша закружил её, и вампирша послушно последовала за его движениями. Честно говоря, танец едва угадывался, хотя, возможно, и был Айрис знаком. В любом случае, сейчас это скорее была импровизация с её стороны, а также полное доверие своему партнёру по танцам. Когда спиной она мягко натолкнулась на его грудь, тут же снова ощутила это чувство защищённости и покоя. Неожиданно для себя она отметила, что объятия со спины оказались даже более успокаивающими, чем обычные. Будь её воля, она, наверное, и засыпала бы вот так — тело к телу.

Она то делала шаг вперёд, держа Шейнира одной лишь рукой, то снова возвращалась обратно в его объятия. Но сколько бы раз Айрис не отступала от Виззариона, даже если они ненадолго разрывали руки, всегда снова возвращалась к нему. Обычно предполагалось, что партнёры нарочито не смотрят друг на друга большую часть танца, однако девушка то и дело ловила себя на том, что стоило им столкнуться лицом к лицу, двигаясь в этом огромном зале, она всё же поднимала на него тёплый взгляд. А когда они переплели руки над головами, неторопливо покружившись, она вновь заглянула в его в глаза и поняла, что больше не сможет разорвать этот зрительный контакт. На своё бессилие в этом плане она могла лишь легонько улыбнуться. Или же улыбалась она всё-таки юноше, с которым так беспечно танцевала сейчас?

В какой-то момент Айрис, сделав шаг вперёд, легко отклонилась назад, ни секунды не сомневаясь: Шейнир поймает её. Он не даст ей упасть и не даст ей разбиться.

Каждый раз, оказываясь в его объятиях, Айрис ощущала уже давно забытое чувство бабочек в животе. Они порхали целыми стайками, щекоча и не позволяя лёгкой улыбке исчезнуть с девичьих губ. Поверить в происходящее с каждым поворотом, с каждым нежным прикосновением и взглядом, наполненным чем-то тёплым и родным, становилось всё труднее. И если это сон, то Айрис предпочла бы больше никогда не просыпаться. Подумай только, каким бы вселенским разочарованием было бы закрывать глаза, чувствуя такие тёплые объятия, а проснуться в холодной и одинокой постели. Снова ощущать тяжесть в ногах, головную боль и грызущее чувство одиночества, годами разрушавшее её изнутри. Она бы просто не выдержала такой пытки.

Но Шейн не исчезал. Всё также держал её за руку, кружил и отвечал ей самой чудесной улыбкой, ведя в этом танце. Наслаждаясь его компанией, Айрис никак не могла понять, в какой момент проиграла ему. Тогда, кода он рискнул собой в той таверне? Когда нашёл её в саду и подарил незабываемые воспоминания в день её рождения? Или же всё было предрешено ещё в тот день, когда она впервые пересекла порог его покоев по прибытию во дворец?

«Сдалась без боя», — про себя усмехнулась вампирша, вспоминая, как раньше жестоко и бессердечно прерывала любые попытки мужчин приблизиться к ней и ослабить бдительность. Как равнодушно складировала подарки, как легко забывала их имена и лица, и при встрече не чувствовала ничего, кроме раздражения. Потому что у каждого были свои причины попытаться сблизиться с ней — этому её учил и отец, и бабушка. К счастью потенциальных ухажёров, Айрис не переняла от своей старшей родственницы любовь к ядам, не то количество благородных мужчин из Лэно сильно поуменьшилось бы.

Шейнир выпустил её, и Айрис неторопливыми шагами отдалилась от него. Шаг. Ещё один. Девушка была повёрнута к вампиру спиной, двигаясь в сторону всё ещё открытой двери, но даже не думала покидать его. Она так легко выпорхнула из родного гнезда, по своей воле покинула дом Селениусов, но от одной только мысли, что ей когда-то придётся покинуть и Шейнира, сердце болезненно сжималось, в очередной раз напоминая девушке, как сильно она умудрилась привязаться к нему за такой короткий срок. О, нет. Так просто она теперь его точно не оставит. Просто не сможет. Развернувшись, Айрис ринулась обратно к нему, почему-то даже не сомневаясь, что выполнить поддержку для Шейнира не составит особо труда. Наверное, потому что ему уже доводилось держать её на руках.

Высота всегда пугала Айрис. Наверное, всё дело в небольшом — особенно относительно Камэль — росте. Даже лошадь для занятий верховой ездой ей всегда подбирали намеренно низенькую, зная, как неуверенно она будет чувствовать себя, если её посадить куда повыше. Но сейчас, в руках Шейнира, она даже не думала об этом страхе. Айрис могла лишь с лёгкой влюблённой улыбкой смотреть в его серые глаза, чувствуя себя при этом самой счастливой девушкой на свете. Его сильные руки, прижимающие её и не дающие упасть, его улыбка — самая чудесная и так полюбившаяся Айрис — белоснежные короткие волосы, в которые почему-то так хотелось зарыться рукой — весь его образ приводил девушку в какой-то детский восторг.

Она и забыла, как, оказывается, хорошо быть влюблённой.

Но чувствует ли Шейнир то же самое? Что если она просто всё себе надумала, и сейчас он, по-дружески усмехнувшись, уведёт разговор куда-то в сторону, будто и не было этих прикосновений, взглядов и объятий. Когда ноги снова коснулись пола, Айрис вдруг поняла, как тяжело себя заставить отстраниться. Напротив, она невольно жалась к нему, не в силах оторвать взгляд. Стало так страшно. Вампирша всем сердцем хотела получить ответ на свой ещё не заданный вопрос, но вместе с тем слишком боялась столкнуться с отказом. Даже получить его от того же Артура было бы не так страшно, потому что она не делала и шага в его сторону, довольствуясь ролью немой наблюдательницы. Шейнир — это другое. Айрис сама давала темы для разговора, когда они сталкивались, не боялась отвечать шутливым тоном, спокойно себя чувствовала с ним наедине и сама же схватила его за руку в тот день, когда впервые в полной мере поняла, как любит жизнь и как ей дорог тот, кто снова окрасил её в яркие цвета.

Ответом на вопрос, вертящийся у неё на языке, стало то, о чём она и мечтать не могла. Поцелуй. Такой лёгкий и даже осторожный, он пробудил в Айрис столько эмоций, что она, кажется, вот-вот должна была просто потерять сознание от их переизбытка. Бабочки в животе устроили настоящий ураган, а бешено отбивающее ритм сердце окончательно подтвердило, что она потеряна в этом омуте. И даже не хочет бороться с этим. Напротив, Айрис буквально готова расплыться от новых ощущений. Шейн целует так нежно, что девушка просто теряется в этой нежности, окончательно забывая обо всём на свете. И о титулах, и о надобности держаться на расстоянии, и о той призрачной надежде стать с Сайлан подругами. Она целуется совсем неумело — потому что об этом могла лишь читать и наблюдать издалека — но довольно быстро понимает, что делать. Тело тяжелеет от новых ощущений, Айрис вмиг забывает, как дышать, и не падает лишь потому что находит опору в Шейнире. Снова.

Каково это — чувствовать взаимность? Видеть, как тебе идут навстречу, ощущать чужое тепло, как поцелуем отвечают на поцелуй, и когда ты берёшь объект своего воздыхания за руку, её сжимают так крепко? Сегодня вот Айрис узнала. И, кажется, чувство это понравилось ей настолько, что самой становилось страшно. Потому что понимала, что теперь вряд ли сможет жить без этого.

В голове промелькнул страх, что она сейчас делает что-то не так. Куда вот, например, деть свои руки? В этот момент они вообще показались Айрис лишними, как бы смешно это не звучало. Не зная, что с ними делать, девушка робко положила их на плечи Шейнира, борясь с желанием обвить его шею, как в каком-нибудь дешёвом романе. Что бы там ни было, а поцелуй был у неё первым, и несмотря на переизбыток эмоций, что он в ней пробудил, вампирша была всё ещё слишком смущена и неопытна, чтобы чувствовать себя хозяйкой в данной ситуации. Шейнир хоть и был немногим младше неё, но уже дважды успел побыть и мужем, и отцом, а потому сейчас голубоглазая снова доверила ему вести, полагаясь на его завидный багаж опыта.

«Нечем дышать», — промелькнуло в голове, стоило Шейну покончить с этой сладостной пыткой. Ощущение было такое, что во время их поцелуя Айрис дышала через раз или не дышала вовсе, и теперь пыталась глубокими вдохами восстановить дыхание и успокоить бешено трепещущее сердце. Снова накрыло осознанием, что она не понимает, что делать дальше; эта неопределённость с каждым разом вгоняла девушку в ступор, но сделать с этим что-либо она не могла. Сказать ему о том, что чувствует уже явно не дружескую привязанность? Пожалуй, всё итак было ясно. Полный тепла взгляд, то, как она легко и беспечно подпустила его так близко, как наслаждалась его объятиями и губами — всё это говорило о её чувствах красноречивее слов. Тогда, может, попытаться увести разговор куда-то в сторону, будто и не было этих чувственных прикосновений, влюблённых взглядов и поцелуя? О, нет, только не это. Пускай стратегия «умолчать и сохранить в тайне ото всех» и была наиболее безопасной для них двоих, он может воспринять это неправильно. Да что там Шейнир, сама Айрис бы почувствовала себя втоптанной в грязь, если бы после такого он притворился, что ничего не произошло. Перед жителями дворца — да, пожалуй, это уместно, но сейчас они были наедине, вдали от чужих глаз и злых языков. Айрис не хотела этого забывать. Сейчас она не особо задумывалась о том, какие последствия за собой может повлечь — и, скорее, точно повлечёт — их вскрывшаяся заинтересованность друг другом. Она могла лишь упиваться новыми ощущениями, непередаваемым чувством лёгкости и тем, что может, наконец, выкинуть из головы все свои кошмары. Рядом с Шейниром казалось, что ей вообще всё по плечу.

«Тепло...» — про себя протянула девушка, чувствуя прикосновение к щеке. Она льнула к его руке, как домашняя кошка, ненадолго прикрыв глаза и снова непроизвольно улыбнувшись. Ей было слишком хорошо, чтобы отрицать это и строить из себя ту бездушную машину, какой её видела добрая половина двора.

«Уж кто ещё кому проиграл», — чуть усмехнувшись, подумала Айрис.

— Предлагаю ничью, — со смущённой улыбкой ответила девушка, не желая отпускать его сейчас. Будь её воля, она, наверное, вечность простояла бы вот так — в этом пустом зале в его объятиях, несмотря на усталость, отошедшую в этот момент на второй план. Хотелось, чтобы этот момент длился вечность, и ночь больше никогда не наступала. Слова Шейна и то, что он не отталкивал её, даровали вампирше спокойствие. Он, кажется, не пытался ни увиливать, ни заводить слишком серьёзный разговор о том, что же, Феюрэ их дери, между ними. Она сама не могла в данный момент дать никакого внятного ответа. Ведь сейчас думала не головой, а сердцем, когда-то замершим от обиды и в этот день так внезапно забившемся с новой силой. Благодаря Шейниру. Ради Шейнира.

В Орлином Гнезде никогда не было принято открыто показывать свои чувства. Все его обитатели вели себя друг с другом столь сдержанно, что у окружающих нередко возникал вопрос, а любят ли они вообще членов своей семьи или их не связывает ничего, кроме кровных уз. Айрис сама с трудом могла ответить на этот вопрос. Отца она боялась, к матери давно уже ничего не чувствовала, а бабушка... Пожалуй, к старшей женщине семейства девушка всё же питала странную привязанность, перемешанную с опаской. Иногда даже видела проявление заботы к своей персоне, но обычно в несколько более грубой форме, чем это происходило в других семьях. Танашири, несмотря на свой малый рост и происхождение, никогда не походила на милую маленькую леди. Жёсткая, своенравная, властная — такую женщину сложно не бояться. Но только в её глазах, обычно таких суровых и пугающих, Айрис могла отыскать хоть немного тепла. Особенно когда родственница вспоминала о своём почившем муже. Танашири говорила о нём с такой любовью, так внезапно превращалась из разъярённой тигрицы в ласковую кошку, с печальной улыбкой рассматривая их совместный портрет, что у её внучки никак не укладывалось в голове, как кто-то может настолько любить кого-то, чтобы даже через сотню лет вспоминать с такой улыбкой и тоской. В детстве она ещё верила в любовь между родителями, но с возрастом это разбилось об осознание, что они лишь искали друг в друге выгоду и ничего более. Эдна жила на широкую ногу, растрачивая богатства мужа, а Арлан наслаждался обществом прекрасной женщины, которая ему и слова поперёк не скажет. Айрис это понимала. Понимала и с тоской в сердце принимала тот факт, что подобное, вероятно, ждёт и её саму. Готовилась к тому, что в какой-то момент отец всё же решит «продать» её какому-нибудь лорду, для которого ей, как и её матери, придётся играть роль примерной жены. Но кто же знал, что во дворце — месте, где она ожидала найти лишь интриги и кровь — она так внезапно поймёт, что каждый раз чувствовала Танашири, стоя у портрета мужа? Сейчас, рассматривая лицо императора, Айрис казалось, что она понимает бабушку, как никто другой. Понимает, что любовь — не выдумка писателей и наивных дурочек. Она здесь, в её сердце.

Лерман блаженно прикрыла глаза, принимая поцелуй в лоб. Он теплом растёкся по телу, наполняя её всю и позволяя окончательно позабыть о той тяжести на сердце, что привела её в этот зал. Чтобы плотнее прижаться к Шейниру, девушка убрала руки с его плеч, обвивая его талию, и положила голову на грудь, вслушиваясь в его сердцебиение. Обниматься, как оказалось, Айрис очень даже нравилось. Его руки, казалось, защищали её от всего мира, а запах пьянил сильнее вина — и как тут не полюбить подобные нежности?

«Чего хочу? Я?» — про себя переспросила девушка, однако вслух не произнесла не слова, выдержав небольшую паузу. Ей безмерно льстило то, что Шейнир спрашивал, чего она желает, а не брал, что вздумается. Она привыкла, что её мнением всегда пренебрегали. Инструментами, которые она освоила, обычно удивлялись и восхищались, однако едва ли Айрис сама выбрала их. Отцу нравилось звучание — он искал учителя, чтобы дочь могла играть ему в удовольствие. Некоторые отмечали, как до гибели Артура она хорошо одевалась, но и тут она не могла похвастать, что это было её решением. Айрис всегда наряжали, как куклу, не особо спрашивая, чего же ей хочется. Бабушка одевала её в лёгкие и невесомые платья, мать — в яркие и даже слегка вызывающие. Дошло до того, что Айрис сама не понимала, что ей нравится носить, и выпорхнув из Гнезда, одевалась в соответствии со своей госпожой, сохраняя одну лишь деталь, которую сейчас больше не могла себе позволить — длинные рукава, в которых можно было и письмо спрятать, и сладость, и побои. Стараниями своей семьи и окружения, Лерман чувствовала себя незначительной, скучной, недостаточно привлекательной и умной, чтобы распоряжаться своей жизнью в полной мере.

Но с Шейниром было иначе.

Он хвалил её магические способности, хотя она буквально потеряла сознание от вредности, чтобы не позволить ему украсть слишком много сил. Назвал красивой, при том, что её всегда приучали к мысли, что она ничем не выделяется на всеобщем фоне. Был учтив, не намекал на её скудные познания, не высмеивал выбор одежды, не пытался уколоть слишком сильно, выходя за рамки безобидных шуток... И действительно спрашивал её мнения. Не как своей советницы, коей она была для всех своих хозяек, не как подданной или госпожи, но как её самой — Айрис, маленькой вампирши, что так глупо влюбилась в чужого мужчину. Загвоздка была в том, что Лерман попросту не привыкла всерьёз задумываться, чего она хочет. Все её потребности были довольно примитивны: она не хотела быть наказанной, хотела хоть иногда высыпаться и отдыхать. С появлением чувств к императору, которые девушка до последнего отрицала, к этому добавились странные для неё самой желания, озвучить которые она никак не решалась. Касаться его. Видеть его улыбку. Слышать его смех. Просто быть рядом.

— Не знаю. Мне просто хорошо сейчас, — честно ответила девушка, пожав плечами. Не было у неё никакого особого плана. Как и понимания, как лучше поступить, чтобы её чувства принесли как можно меньше головной боли Шейниру. — Не хочу возвращаться в Нерин. И быть обузой — тоже, — подумав, чуть тише добавила она.

Ещё слишком свежи были воспоминания о том, как в первые дни она раз за разом возвращалась к мысли, что хочет уехать из столицы. Хочет снова, как и раньше, гулять в саду Селениусов, слушая щебет птиц и барышень, обсуждающих какие-то глупые слухи. Хочет забыть о нелёгкой участи служанки, и пускай и быть ниже по статусу, чем другие жительницы дома Белой Луны, но при этом ощущать себя госпожой. Снова учить танцы для выступлений, петь для Териона и его семьи, зачитываться глупыми романами... Всё это казалось сейчас таким глупым и несущественным. Но вот  причинять неудобства Шейну действительно хотелось меньше всего. Она помнила, как из-за этого страха когда-то решила даже не пытаться заговорить с Артуром, и запрятала чувства к нему глубоко в сердце, только сделав этим хуже себе. Помнила и ужасалась мысли, что ей, возможно, придётся поступить так и с Шейниром. Ведь что может быть ужаснее, чем отказаться от любви к кому-то, даже если делаешь это ради его блага? И даже опасаясь такого исхода, девушка решила сразу обозначить, что не станет навязываться, если Шейниру будет в тягость любить её в ответ. Она привыкла терпеть и молчать, сглатывая горькие слёзы обиды. Разве не должна она и снова стерпеть, если только так сможет защитить его?

«Не обуза», — мысленно повторила за Шейниром вампирша. Она смотрела в его глаза и всё никак не могла найти в них ни лжи, ни пренебрежения к себе, как бы не вглядывалась. Шейнир определённо был честен с ней в этот момент, что заставило её в очередной раз улыбнуться ему. Глупо надеяться, что чувства к служанке своей жены не приносили ему уж совсем никаких неудобств, однако он ясно давал понять, что не станет избавляться от неё ради своей безопасности. Похоже, проходить это испытание в одиночку Лерман точно не придётся. Поверить в это было сложно, честно говоря, но не радоваться этому она не могла. Больше она не одинока.

Впервые за столько лет получить возможность самой распоряжаться своей судьбой — это, конечно, замечательно. Вот только Айрис правда не знала, что ответить Шейниру. Что она всегда хочет быть любимой? Слишком наивно даже для того состояния эйфории, в котором она сейчас находится. Да, пускай она, наконец, смогла понять чувства своей бабушки к её погибшему мужу, но не могла быть уверена, что у неё самой это продлится вечность. Она видела, как пары, когда-то любившие друг друга так сильно, с возрастом могли утерять эту искру. И со скрипом в сердце приходилось принимать, что когда-нибудь это может постигнуть и её. Может, через двадцать лет, может, через сто. Просить о вечной любви Шейнира — слишком глупо и самонадеянно.

Тогда что, попросить императора официально сделать её своей наложницей, чтобы их отношения были хоть немного узаконены? Ведь жительницы гарема хоть и не могли похвастать статусом жён, но всё же были женщинами императора, и за связь с ними было даже странно его упрекать. На то они и наложницы, в конце концов. Однако в таком случае Айрис добровольно отрежет себя от всего мира. От своих покровителей — в том числе. Пускай она всё ещё не проверила ни Териона, ни собственного отца, которому доверяла сейчас меньше всего, но если окажется, что они не причастны к покушению и всё ещё на её стороне, обладать благосклонностью одного из советников и его богатенького родственника — это не так уж плохо, мягко говоря. Любой недоброжелатель ещё десять раз подумает, нужно ли ему связываться с уже обозлённым Селениусом и его горделивым дальним братцем. Сейчас, находясь во дворце в качестве служанки, Айрис уже ощущала сложности в том, чтобы встретиться с ними. Что же будет, если она станет частью императорского гарема? Ни для кого не было секретом, что даже с семьёй наложницы не имели права видеться, что уж говорить о дальней родне, пускай даже родня эта была куда ближе девушке по духу.

«Териону-даре это может не понравиться», — призналась себе голубоглазая, слабо представляя реакцию вампира, который столько сделал для неё, если он так внезапно лишится одной из своих приближённых.

Неужели тогда правда остаётся только прятаться с Виззарионом по углам, продолжая прислуживать его жене? Даже думать об этом было тяжело. Айрис уже чувствовала сложности в общении с императрицей из-за нараставшей с каждой встречей привязанности к Шейниру. Лерман прекрасно помнила, как неловко ей было, когда в день её рождения Сайлан, несмотря на то, что служанка её подвела, подготовила ей сюрприз. Даже не подозревая, что эта самая служанка несколько часов назад смеялась и отдыхала в компании её мужа, попивая вино и болтая ни о чём. Один лишь только факт, что уже тогда вампирша допускала весьма неоднозначные мысли, смущал её и напрягал одновременно. А то, как Сайлан переживала, когда Айрис вернулась к ней раненная? Что если она испугалась не того, что в следующий раз придут уже за ней, а правда волновалась за здоровье девушки? Лерман, несмотря на свою обычную холодность к чужим жизням, даже стало жаль её в этот момент. Что же будет с Сайлан, когда она узнает, что единственная девушка, имевшая все шансы стать её подругой, вонзила ей нож в спину? Айрис слабо верилось, что такая гордая и своенравная вампирша, как императрица, напоминавшая ей ту самую Танашири — бестию из Орлиного Гнезда, которую опасались и уважали — решит просто промолчать. Хуже всего то, что в нынешней ситуации Сайлан имела все права причинить своей служанке вред, если того захочет. Она, конечно, могла наказать и наложниц низшего ранга — наверное, потому-то все селир продолжали ей сквозь зубы улыбаться, - но в этом случае всё же рисковала получить выговор от мужа. А что он может сделать, если она решит наказать свою служанку, которая ей принадлежит по праву, почти как какая-то вещица?

Хорошо, допустим, что красноволосая решит проглотить свою обиду. Станет ли в таком случае молчать её папаша или в грызня начнётся уже внутри Лэно? Сайлан — единственная дочь и наследница Ледарре, и Айрис — дальняя племянница главы Селениусов... Если де'Фаридам не удастся убедить обоих лордов, что таким образом дневные вампиры только укрепляют своё положение, ещё не понятно, во что это может вылиться.

— Не буду лгать, мне приятно, что Вам не плевать, что я думаю, — Айрис смущённо усмехнулась, понимая, как это, должно быть, пафосно звучит. — Но я не привыкла , что мне дают право выбора, если честно. Чья-то дочь, воспитанница, придворная, служанка — я всегда кому-то принадлежала и всегда кто-то решал за меня. Я... мне нужно подумать. Можно?

Вот так Айрис, привыкшая всегда продумывать на несколько шагов вперёд, оценивая каждый из исходов, наверное, впервые оказалась в ситуации, когда не понимает, как ей лучше поступить. Ирония в том, что к такому она пришла своими силами. Она могла отгораживаться от Шейнира невидимой, но ощутимой стеной холода и отчуждённости, как делала это с остальными. Могла всё время избегать его, отказываясь от его помощи и компании. Могла, но не стала. Вместо этого поддалась эмоциям и привела их двоих в ту ситуацию, в которой они сейчас находятся. Хорошо поработала, что тут скажешь.

Стоило ситуации принять хоть сколько-нибудь серьёзный тон, как Шейнир почти сразу же, как и обычно, перевёл всё в шутку. Айрис нравилась эта его черта, пусть сначала она и показалась ей слишком детской для вампира его возраста. Ей хватало серьёзности и масок в повседневности, а надобность везде и всегда читать между строк утомляла ещё больше. Благодаря Шейниру Айрис смогла в полной мере осознать, как ей нравится хотя бы иногда вот так спокойно говорить, что вздумается, не пытаясь утаить в своих словах намёки и хорошо украшенную ложь. Нравится улыбаться, когда хочется, беззлобно шутить и смеяться с чужих шуток. В компании императора служанка могла себе позволить куда больше, чем в окружении собственной семьи — это ли не самый абсурдный анекдот от судьбы?

Айрис, смешно сморищив нос, снова рассмеялась. Зная натуру императора, в этом жесте она не видела ни попытки унизить себя, ни разозлить, а потому смеялась вполне искренне. Но всё-таки на всякий случай в шутку решила припугнуть:

— Покусаю! — всё с той же улыбкой заверила вампирша, чувствуя себя совсем маленькой девочкой. Лет так восьмидесяти, не больше. И не смотрите так на меня, это вам не люди. А эти двое так вообще, кажется, ещё лет двести будут чувствовать себя детьми.

Просьба, озвученная Шейниром, казалась Айрис с одной стороны закономерной и... неожиданной. Как бы странно это не звучало, но она не привыкла обращаться к вампирам по имени, особенно без полагающейся им приставки. Её вышколили настолько, что даже родителей она не смела называть как-то ласково, обходясь без титулов и приставок. Даже с родной матерью вампирша общалась исключительно на «Вы», будто они друг другу чужие, что уж тут говорить об остальных. Но с Шейниром она раз за разом выходила за поставленные собою же рамки, пробуя что-то новое. Если она уже и на полу с ним посидела, и по своей воле потанцевала, и показалась в, мягко говоря, помятом виде, когда чуть не погибла. Может, общаться с ним неформально - это не так уж и страшно?

— Хорошо, Ваше... нет, Шейнир-дар... Шейнир, — она ненадолго притихла, будто пробуя это имя на языке. Но вдруг снова почти беззвучно рассмеялась, чувствуя, как кончики ушей снова обдало жаром от невесть откуда взявшегося смущения. — Так, ладно, это тяжелее, чем я думала. Но я привыкну, — поспешила заверить его девушка.

Отпускать его не хотелось. Спать, честно говоря, уже тоже. Хотя им двоим давно пора бы разойтись по комнатам и надеться, что завтра они смогут встать раньше полуночи. Погодите, а что он вообще делал в такой час вне своей комнаты? Так ещё и с мечом.

— О, всё хотела спросить, — вампирша чуть наклонила голову набок, еле сдерживая ухмылку. Впрочем, по её блеску в глазах легко можно было понять, что говорит она совсем несерьёзно, — а разве кое-кто не должен был уже спать? Время-то недетское. Говорят, по дворцу призраки бродят в это время... не страшно?

Отредактировано Айрис (09-03-2022 20:25:46)

Нет у Вас совести, Вашество. Ну ни капельки. Украли сердечко бедной девочки и теперь заставляете его колотиться, как бешеное.

Айрис лишь смущённо фыркнула, убегая взглядом куда-то в сторону и не найдя, что бы ему такое ответить. Нет, вгонять её в краску уже определённо вошло у него в привычку. Айрис было хотела подыграть ему и продолжать его запугивать — в шутку, конечно же — но забеспокоилась, что тогда Шейнир и впрямь предложит свою шею. Прекрасно зная при этом, что у девушки не найдётся достаточно смелости, чтобы и впрямь укусить его. Уж точно не сильнее, чем просто оставить едва заметный след на шее, который пропадёт буквально через пару минут. Большего ждать от девицы вроде неё пока и не стоило. Айрис могла вредничать, дразнить, но в последний момент слишком смущалась и сдавалась в этом шуточном бою. Так было ещё в первый день их встречи, когда она, оказавшись в постели Шейна, могла лишь кутаться в его плащ и бубнить ему в ответ, вмиг растеряв всю бойкость. Хотя, кто знает, что будет, когда она окончательно привыкнет к нему и его шуткам? Тогда уже такими протыми приёмами точно не отделается.

— Шейн, — повторила Айрис, — буду очень и очень стараться, — с усмешкой пообещала она, наслаждаясь сладковатым послевкусием, оставленным поцелуем. Такими темпами, за пару дней Шейнир успеет наставить поцелуев больше, чем вся её консервативная семейка за почти полтора века. И глупо будет полагать, что Айрис имеет что-нибудь против этого.

«Я бы поспорила, кто тут ещё страшнее», — про себя ухмыльнулась голубоглазая, слушая вампира. Она не могла видеть себя со стороны, но подозревала, что шатаясь по пустым коридорам, одиноко обнимая себя за плечи, сама скорее походила на призрака. Её измученный бессонницей взгляд, которым она окидывала редких стражников и евнухов, тоже вряд ли добавлял ей привлекательности. Невольно девушка задалась вопросом, как бы Шейн отреагировал, если бы увидел её тогда, в коридоре? Сейчас она и сама позабыла о зудящем чувстве тревоги и том бессилии, что овладело ею, пока она пыталась хотя бы во время прогулки отвлечься от мыслей о кошмарах. Рядом с Шейниром трудно было думать о чём-то другом, кроме него самого.

«Может, портрет его над кроватью повесить, чтобы кошмары отгонял? — про себя пошутила вампирша, представляя, как вытянутся лица служанок и наложниц, если они решат не вовремя зайти к Лерман за советом или просьбой. — А Сайлан-то как обрадуется».

От его последней фразы веяло таким теплом, что Айрис снова расплылась в влюблённой улыбке. Умей она мурчать, наверное, перебудила бы уже половину дворца.

— Так я помешала возвращению в постель? Что же делать? — как-то тихо попыталась отшутиться вампирша, глядя в глаза напротив. Если бы она осталась в своей комнате, он бы уже, должно быть, и сам бы отправился на боковую, измотав себя на тренировке. Если бы она осталась в комнате, они бы и дальше играли в глупую игру «мы всего лишь знакомые». Если бы она осталась в комнате, она не стояла бы сейчас в его объятиях, глядя такими преданными глазами. Айрис потянулась за новым поцелуем — таким же лёгким, какой оставил Шейн пару мгновений назад — будучи теперь не в силах бороться с его харизмой.

Потянувшись за поцелуем, Айрис тут же получала его. Прильнув к Шейну, ощущала, как он в ответ крепче сжимает её в своих объятиях. Она шутила — он улыбался. Она смеялась, и он смеялся вместе с ней. Это ли не счастье? Не об этом ли глубоко в душе мечтает каждая девушка? Не этого ли так долго искало её, Айрис, израненное сердце?

Она снова попыталась скрыть застенчивость за усмешкой, даже не подозревая, как сильно покраснели её уши от слов юноши. То ли из-за шёпота, от которого сердце ухало куда-то вниз, то ли из-за того, что слишком красочно вообразила уже знакомую ей постель, но одна только мысль, что она окажется в комнате Шейнира так скоро, смущала до безумия. Ей уже доводилось бывать там, и даже на своей шкуре убедиться, как в его кровати мягко и удобно. Вот только в тот раз между ними была непробиваемая стена, по которой император лишь играючи постукивал, вгоняя незнакомку в краску, но не смел разрушить сразу же. Теперь, прилипнув к нему влюблённым комочком и сломав эту стену своими же руками, вампирша сомневалась, что в следующий раз он так и будет сидеть на краю, да отшучиваться. Даже если они и впрямь просто лягут спать, не пересекая невидимую черту... нет, пока Айрис слабо могла себе это представить. Каким бы очаровательным и нежным Шейн сейчас ей не казался, он всё ещё мужчина. Высокий, белокурый, с его этим идеальным профилем и мягкими губами. И как прикажете спать, когда рядом сопит... такое? Она же сознание потеряет от смущения, ну честное слово.

— Уже сплю и вижу, как меня идут арестовывать. Какой кошмар, — состроив виноватую мордашку, намеренно переигрывая при этом, протянула девушка, чуть надув губы.

Следующая же его фраза — вполне закономерная и ожидаемая — вынудила девушку измениться в лице. Изменения эти были совсем незначительны, и едва ли их подмечали другие. Вот только Шейнир был сейчас слишком близко, чтобы не заметить, как у девушки едва дрогнули ресницы, как она снова ненадолго увела взгляд в сторону, будто сейчас боролась сама с собой. Беспокоить Виззариона своим состоянием ей совсем не хотелось. Вряд ли он проигнорирует тот факт, что уже третью ночь Айрис не может нормально спать, еда от беспокойства практически потеряла вкус, а звуки шагов прислуги, идущей мимо её комнаты, снова и снова наталкивают на тревожную мысль, что за её головой всё-таки вернулись. Но ему и не придётся игнорировать. Он просто не узнает.

— В Стужу мотылькам иногда снятся дурные сны, — «возвращая» взгляд к лицу юноши, начала вампирша, умалчивая тот факт, как часто и насколько дурные сны её беспокоят последнее время, — нужно же их как-то прогонять. А ничего, кроме как порхать, мы и не умеем.

Айрис не знала, понял ли Шейн, о каких именно кошмарах идёт речь. Ей правда не хотелось, чтоб он догадался, ведь ничего кроме головной боли ему это всё равно не принесёт. Что он по сути может сделать? Расспросит её, вытрясая всю душу, а потом будет ещё полдня успокаивать, успев тысячу раз пожалеть, что вообще завёл об этом разговор? Не тащить же ему Айрис в свою постель, чтобы самолично сторожить её сон, ну в самом деле. Может, это и сработало бы, вот только пока они не придумают, как сохранить и отношения, и свои головы, ей и рядом с его спальней появляться не стоит.

«Магия?» — оживилась Айрис, пытаясь понять, к чему ведёт юноша. В любом случае, она уже была всем сердцем ему благодарна, что он не стал продолжать расспрашивать её, расковыривая совсем свежие раны. Всё равно бы ничего, кроме разве что слёз, не смог бы добиться. К тому же, занять себя работой, чтобы отвлечься — прекрасная идея. Особенно учитывая то, как Айрис любила заниматься магией и как грезила продолжить обучение. Будучи всё время подле Сайлан, она так и не смогла найти время, чтобы пересечься с её главной соперницей и предложить ей свою компанию на занятиях. Хотя, скорее, просто поставить перед фактом, ведь предложение это изначально исходило именно от Шейнира. Как бы Ясемин не относилась к неринским барышням, она вряд ли бы стала противиться воле своего мужчины. Хотя могла ли она теперь считать Виззариона своим? Долг обязывал его быть мужчиной Сайлан, а сердце вынудило присмотреться к её служанке... н-да уж, теперь и не знаешь, кому сочувствовать в этом любовном многоугольнике больше.

— Такими темпами «Стихия жизни» точно вернётся за мной, — не сдержала улыбки девушка, запоздало вспомнив, что до этого не упоминала, где училась колдовать. Шейнир ещё в первую их встречу интересовался, кто же занимался её обучением, но ничего, кроме уклончивого ответа, не получил. Помнила Лерман и то, как со смертью Артура временно прекратила посещать занятия, чтобы быть рядом с Терионом и его женой в этот непростой час. А после так и вовсе пришлось покинуть уже ставшие родными стены Неринской школы магии, когда она решила отправиться во дворец. Наставники пытались убедить её, что бросать учёбу на полпути — так себе затея, и Айрис никак не могла понять, говорят ли они это от чистого сердца или чтобы не потерять золотую жилу в лице такой старательной ученицы.

— Я крепче, чем кажусь. Уверен, что справятся? — с каплей азарта ухмыльнулась девушка, подыгрывая вампиру. — Спасибо.

«За всё», — мысленно продолжила фразу вампирша, не в силах перестать улыбаться ему. Лерман не знала, обладает ли юноша, в которого её угораздило влюбиться, даром псионики, но каждый раз удивлялась, как тонко он умел чувствовать перемену её настроения и вовремя сбавлять обороты вместо того, чтобы продолжать давить. Стоит вспомнить хотя бы тот раз, когда перед таверной у них зашёл не совсем приятный разговор. Шейн лишь выразил беспокойство, а вместо благодарности получил не самый тёплый взгляд и жёсткие, неприятные слова, которые хоть и не касались конкретно его, но всё же были мало приятны любому. И ведь даже не разозлился на неё за грубость, хотя имел полное право. Напротив, быстро сменил тему, решив лишний раз не тревожить чужое слабое место.

— В... Ты один тренируетесь? Тренируешься.