Isgaard - Turn to stone
Ничто не остается недвижимо и статично. Все меняется, но ничто не изменяется – закон жизни, одинаково действующий абсолютно для всех. Но понять это мало, нужно смириться с необходимостью и необратимостью перемен. В жизни Ясимин этих самых перемен было слишком много, но нынешнюю можно было назвать самой страшной.
Говорят, что больнее всего падать тем, кто взобрался слишком высоко. Видимо, она за столь краткое время успела достигнуть своей высшей точки, а далее… далее ничего не будет. От этой мысли внутри поселялась противная пустота, отдающая горечью и головокружением. Наложница прекрасно знала, что однажды череда ее удач окончится. Внимание Императора не самая стабильная вещь, особенно при наличии выбранной супруги и собственного гарема. И если это было пережить сложно, но возможно, то это утро…
Противная слабость расползалась по телу, но Ясмин прекрасно осознавала, что не может позволить себе раскиснуть. Ее паники накануне было вполне достаточно. Даже если она все еще интересна Шейну (внутренний голос, впрочем, уже сомневался, можно ли называть Императора столь лично при всем произошедшем), то излишние проявления слабости мужчин чрезмерно утомляют. Ни к чему усложнять и без того слишком сложное. Дурнота тяжелым и противным комом подкатывает к горлу, когда наложница заставляет себя покинуть ставшее уже привычным ложе. Вампирша упрямо пережидает накативший приступ слабости, и босые ноги ожигает холод пола (или ей сейчас так кажется?). Удивительно, но глаза абсолютно сухи, будто бы вся влага покинула тело еще вчера вместе с… Рука непроизвольно касается плоского еще живота, в котором… тонкие пальцы рефлекторно комкают тонкую ткань нижней рубашки. Не злость – самое настоящее бессилие и обреченность. Ясмин не справилась, не уберегла – самое страшное преступление для абсолютно любой женщины. Безразличие и разочарование Императора будет для нее самой достойной карой. Усталость, вопреки часам сна, наваливается подобно тяжелому одеялу, сковывающему плечи неподъемной тяжестью. Груз настолько невыносим, что удержать его в одиночку кажется невозможным. Боль физическая и слабость ни в какое сравнение с этими ощущениями не идут. Физическая боль служит доказательством продолжения жизни, а здесь только пустота, будто бы тяжелый плотный кокон накрыл тебя, лишая зрения, слуха и возможности думать. Все, что подвластно – только биться о толстые стены в слепой неоправданной надежде быть замеченной хоть кем-нибудь. Но Ясмин не может позволить себе даже этого. Когда сосуд переполнен, каждая лишняя капля грозит выплеснуть все копившееся содержимое на обозрение даже случайного зеваки. Как в тумане, еще вчерашняя счастливица добредает до огромного окна, но остатков здравого смысла еще хватает не покидать пределов хорошо знакомой комнаты, выходя на балкон. Пальцы теперь вцепляются в дорогое дерево подоконника, и девушка не замечает, как ломает некогда прекрасный маникюр об изысканную древесину. Мысли слишком сумбурны, но это единственный шанс не погрузиться в бездну скорби, готовую утянуть подобно самому коварному болоту. Ясно, что в ней видели конкурентку, но не ясно кто. Императрица? Даже после всего произошедшего в это наложница не верила. Кто-то из гарема? Ясмин в накатившем приступе гнева, ударяет кулачком по подоконнику. Боль позволяет немного прийти в себя. Сейчас не важно, кто это пытался сделать, но важен результат. Все, что осознается в этот момент: бывшая (в этом сомневаться не приходится) любимица Императора не может позволить себе очернить невинного. Худший грех не воздать по заслугам, но подумать на кого-то непричастного. Она обязательно добьется справедливости, но отплатит сторицей тому, кто действительно был причастен к этому убийству слабого и невинного, еще не рожденного ребенка. Ясмин сильнее, чем кажется многим, но и ей нужны силы, чтобы пережить свалившуюся утрату. Оставалось только надеяться, что время на это ей милостиво будет даровано.

Отредактировано Ясемин (02-01-2018 23:25:33)

Если бы кто-то поинтересовался, сколько наложница бродила по покоям Императора, Ясемин не сумела бы ответить. Реальность необратимо ускользала. Вокруг не ощущалось абсолютно ничего. Пустота и полная апатия. Хрупкая фигурка двигалась исключительно по инерции, чудом не задевая привычные предметы богатого убранства комнат Господина. Но движение в эти часы было единственным способом не позволить боли одержать верх. Возможно, позже она даже порадуется, что провела самую страшную ночь своей жизни вдали от глаз сестер из гарема, но пока же на трезвый анализ происходящего вампирша способна не была. Замкнутый круг, одни и те же мысли и абсолютно никакого способа справиться с навалившимся горем. Так быть не должно. И это Ясмин понимала, совершенно иной вопрос, что осознание абсолютно ничего не меняло. Жар и холод попеременно душат горящую изнутри плоть, и светловолосая, едва небо кутает сумеречное покрывало, оказывается на балконе. Почему именно здесь? Она не способна ответить, но тут будто бы дышится немного легче. К тому же там… Всхлип вырывается помимо воли, но наложница не позволяет позорной истерике продолжаться, только правая рука ложиться на горло, как осязаемое напоминание необходимости молчания.
Хорошо знакомый голос в первые мгновения кажется нереальным среди пустоты последних часов. Игра воображения? Ничего другого Ясемин даже не ожидала, однако обернулась на зов.
- Шейн, - имя вырывается вопреки желанию обратиться к вампиру официально, но голос тих и абсолютно сух. Слова сейчас не требуются никому. Пожалуй, эта потеря более всего била по самой Ясмин, задевая Императора лишь косвенно. У него есть официальная супруга, и какими бы ни были их отношения, ничто не помешает отцу любить собственное чадо – так должно быть. И какова ценность ребенка какой-то там наложницы? Вполне естественно, мысли остаются лишь мыслями, но твердости не добавляют. Но Господин явно догадывается о смятении, рвущем душу фаворитки. Мягкое касание – маленький жест внимания и поддержки, и любимица впервые за прошедшее время находит в себе силы встретиться взглядами. Привычная нежность в серой стали глаз сейчас мешается с беспокойством и безграничной усталостью. Кокон, окружавший несостоявшуюся мать, разлетается на сотни мелких осколков. Да, ей больно, этого никто не отменит. Но как Ясемин могла допустить даже мысль о том, что ему безразлично все произошедшее! Как вообще смогла обвинить его в холодности?! Разница между мужчиной и женщиной лишь в том, что первый не может позволить себе слабости даже наедине с собой.
- Если тебе будет угодно, - чувства возвращаются постепенно, и с новым порывом ветра, вампирша осознает, насколько замерзла в тонкой ткани нижней рубахи. – Но ты выглядишь усталым и мне это не нравится. Ты всегда заботишься обо мне, но кто позаботится о тебе? Иногда Императору следует хоть немного думать о себе, а не о раскисающей наложнице, - выдавленная полуулыбка выходит какой-то горькой и жалобной, но на большее сил просто не хватает. Все, что сейчас можно сделать, только обнять. И любимица делает робкий шаг навстречу, несмело обвивая ледяными руками напряженную спину Виззариона. Глупо думать о том, что будет завтра, когда требуется пережить еще день сегодняшний. Они нужны друг другу, вопреки всем страхам, засевшим в девичьей голове.

Отредактировано Ясемин (03-01-2018 19:31:33)

Это сложно было назвать истинным спокойствием и философским принятием судьбы. Нет, Ясемин не смирилась с произошедшим и сделать этого не могла. Слишком больно и горько осознавать собственное бессилие. Ничего изменить не возможно. Реальна только месть, и она обязательно состоится, но лишь при полном определении вины. Она обязательно вернется к этому вопросу. Ничто не заставит забыть. У нее будет еще много времени, и вампирша сумеет воспользоваться им.
Пока же состояние наложницы сродни грубо затушенному путником костру. Некогда стремительное и яркое пламя превратилось в едва тлеющие угольки, ежесекундно слабеющие и теряющие последние шансы на возрождение. Где-то глубоко внутри светловолосая понимала, что не сумеет вернуть себя прежнюю, но об этом печали пока не было, попросту не до того. Пока же верх брала усталость. Поддержка Императора была необходима, но, вместе с тем, делала гораздо слабее. Им не нужны слова утешения. Слишком близки и способны читать чувства и эмоции друг друга. Мимолетное касание напоминает, насколько сама Ясмин необходима возлюбленному. Он трижды может быть самым могущественным, но вправе испытывать горечь, скорбь, гнев, радость и прочие совершенно обычные чувства.
Как во сне, фаворитка покорно возвращается в помещение. Голова тяжела и пуста. Шейн решил, что им необходима прогулка? Пусть будет так, если император того желает. Она абсолютно безучастно, будто бы со стороны, наблюдает за служанками, помогающими надеть платье. На плечи ложиться плащ из тонкой шерсти, и это единственное, на чем удается сосредоточиться.
Светловолосая даже рада, что Шейн не настоял на отдельной лошади для нее, сил самостоятельно держаться в седле попросту не было. Но вдали от дворца легче дышится. Вампирша прикрывает глаза и позволяет себе опереться спиной на спутника. В отсутствии любопытных взглядов, взятые под контроль эмоции пытаются прорваться наружу. Удержать себя от проявления чувств крайне сложно, но Ясмин честно пытается. У возлюбленного хватает забот, не хватало еще правителю в очередной раз уговаривать слабую духом наложницу. Ведь не слабость изначально увидел в хрупкой девичьей фигурке Шейн, но смелость и веру в торжество справедливости. Сломаться – самый легкий путь, но верный ли…
Не нужно жалоб и слез, Император прекрасно знает о всех слабостях одной из двух своих женщин. Тихий голос становится путеводной нитью, поддержкой и опорой. И тем более, что отвечает всем тайным мыслям и желаниям. Ясемин едва успевает открыть рот, дабы поблагодарить возлюбленного.ю но следующая фраза буквально вышибает из легких оставшийся воздух. Тонкое девичье тело цепенеет в хорошо знакомых объятиях. Она слишком боиться неверно трактовать услышанное. Выдать желаемое за действительное, но рука вампира, бережно и нежно, хоть и украдкой, коснувшаяся живота, сомнений не оставляет.
Тщательно возведенная плотина рушится, по щекам текут слезы, и наложница вынуждена закусить губы, чтобы не позволить рыданиям вырваться наружу. . Ни одного упрека в сторону Императора, выдумавшего столь извращенную пытку в стремлении защитить самое дорогое, что ныне у нее имеется. Боль, смятение – ничего не имеет значения. Главное, что все произошедшее оказывается просто дурным сном. Боги милосердны.
Фаворитка до побелевших костяшек вцепляется в руку мужчины, но осознается это гораздо позже. Новая волна страха, совершенно иного, но такого же липкого и мерзкого поднимается изнутри. Пока еще все хорошо. Обошлось. Но где гарантия, что это не повторится, и кто может знать, чем закончится. Ясемин готова, если потребуется, рисковать собственной жизнью, но никак не еще не рожденным малышом  С огромным трудом удалось подавить в себе желание развернуться к спутнику лицом. Все, что сейчас возможно – положить голову на плечо, будто бы в очередном приступе слабости, что было не так уж и далеко от истины, если говорить откровенно. Голос  наложницы тих, но ощутимо подрагивает.
- Но что нам со всем этим делать? Даже если я затворюсь в собственных покоях и оставлю рядом лишь проверенную служанку, наша тайна слишком быстро перестанет быть таковой. У тебя уже есть план или придется действовать по наитию?

Отредактировано Ясемин (12-01-2018 15:34:01)

Часы скорби остаются позади, подобно кошмарному сну, который «посчастливилось» запомнить во всей его красочности. Но даже осознание этого не давало успокоения. Все может повториться, и тогда никто не сможет ручаться за благополучный исход.
Возлюбленная Императора? Очередная пешка, которую попытаются использовать заинтересованные в этом вельможи. Именно потому другая часть стремится избавить глупую любимицу от ее «полезного» бремени. Игра проста и предсказуема, только сама Ясемин не желает становиться марионеткой в чужих руках. Ее чувства к Шейну никто не должен использовать против самого Виззариона. Самая большая ошибка жаждущих власти – самонадеянность. Не слишком ли пренебрежительно относятся к Императору, пытаясь поставить того на место с помощью смертей какой-то гаремной девушки и ее не рожденного ребенка. В том, что однажды попытаются отнять и ее жизнь, белокурая даже не сомневалась. Вопрос времени и наглости уже однажды на это решившихся.
Сил на выстраивание планов и обдумывание сказанного возлюбленным нет, но шанса побеседовать наедине может больше не представиться.
- Если я еще могу просить тебя о милости, то пусть девочку не наказывают. Ты сам сказал, что она не осознавала своих поступков. Если покровительствовать малышке и приблизить к себе, в перспективе можно получить верного вампира в окружении, способного узнать ситуацию в гареме изнутри.
Ясмин все крепче сжимала кисть мужчины. Шейн говорил с ней честно, не утаивая абсолютно ничего, сомнений в обратном даже не возникало. Доверие и взаимоуважение помогают выбираться и не из таких ситуаций. Иначе сейчас и думать нельзя.
- Шейн, все будет так, как ты посчитаешь нужным, - осторожно продолжает наложница. Ощущение выбитой из-под ног опоры все больше возрастает. Император привык видеть в любимице мягкое и нуждающееся в заботе существо. Не далеко от истины, но Ясемин практически всю свою сознательную жизнь принадлежала к числу Жриц, потому правила выживания усвоила вполне четко.
- Но задумайся, стоит ли уступать кому-то из них? Где гарантия, что в один прекрасный день не возьмутся и за Императрицу? Ее не коснуться ровно до тех пор, пока все идет по намеченному пути. И если жизнь какой-то наложницы стоит ничтожно мало, то Мередит официально уже представительница Династии. Со старейшинами можно достигать компромисса, но склоняться перед ними Правитель не обязан.
Слишком много сказано, и все это наверняка непривычно слышать из ее уст. Но ситуация того требует. Вампирша прекрасно понимала, что отныне ее не оставят в покое даже не из стремления досадить Виззариону, а в качестве назидания остальным гаремным девушкам. Посмевшая обратить на себя господское внимание при наличии законной супруги должна понимать, в какие жернова попадает. Да и оправдание удобное. Есть же Императрица, наверняка знающая о выборе супруга и наверняка ревнующая и ищущая способы устранить соперниц. Слишком явная выгода, от того и неправдоподобная. Конечно же, Мередит не святая, но и далеко не глупая женщина.
- Какое решение ты бы не принял, знай, что я поддержу тебя и сделаю все, чтобы помочь. Но, умоляю, не забывай о себе. Не трудно понять, что игра, затеянная недавно, не закончится, едва начавшись. Не торопись делать свой ход. Пусть в императоре увидят достойного соперника, которого невозможно сломать и запугать.
Трудно представить, каков будет исход, но покоя уж точно не светит. Совершенно не ясно, что логичнее предпринять в нынешней ситуации. И самое противное, наиболее действенным вариантом виделась лишь ловля на живца. Но рисковать по доброй воле ребенком…
Слишком много сказано, но не сказано еще больше. Ясемин боялась и страх отпускать не желал. Слезы высохли, но вымотанную белокурую наложницу все еще можно было признать скорбящей матерью. Отстраненная и погруженная в свои мысли девушка не должна была вызвать подозрений. Вопрос о дальнейших действиях не давал покоя, но ее судьбу мог решить только Император. Ледяная ладошка ложиться на живот, но теперь этот жест несет успокаивающий оттенок. Ясмин уверенна, что пойдет на все, если дело касается безопасности ее малыша.

Мир устроен так, что перемены, пусть даже и самые кардинальные, являются гарантом его стабильности. Все замершее, рано или поздно, обречено погибнуть. В жизни Ясемин этих самых перемен было великое множество, и, после большинства из них казалось, что ничего хорошего уже не может случиться. Каждая попытка взлета, каждый шанс, дарованный Проведением, обязательно отзывался болью. Будто бы Боги не уставали напоминать о необходимости быть сильной, учили не отступать даже перед самыми невообразимыми, казалось бы, ударами. Отрыв от семьи обернулся служением и выпавшей великой честью. Шансом, о котором мечтают все жрицы, но который дается не каждому. Трудности в дворцовом гареме обернулись включением в число претенденток на титул Императрицы. Опять же, не сложилось. И это теперь Ясмин понимала, что возможно, к лучшему. Смог бы Шейн полюбить и узнать ее так, как сейчас, будь она Императрицей. Почему-то белокурая сомневалась. В случае удачного исхода счастливица стала бы безликой тенью, обязательным приложением к статусу царственного супруга. Очередной драгоценностью среди богатого убранства. Не самое плохое положение, возможно. Но не для той, которая успела осознать что такое настоящие искренние чувства, в которых двое принадлежат друг другу в равной степени. Красоты и блага обесцениваются рядом с этим великим знанием. Шейн осыпал фаворитку подарками и милостями, но правда была в том, что без всего этого можно было жить, а вот без его внимания невозможно. Уже невозможно.
Потеря ребенка, хорошо, что мнимая, предупреждала об очередном грядущем изменении. Знать бы еще, чем все обернется. Ловушка захлопнулась, и выйти из нее до конца партии не представляется возможным. Но с трудностями легче справляться вдвоем, верно?
- А как можно расположить к себе ребенка? – белокурая на мгновение прижимается щекой к щеке мужчины. – Искренностью и мягкостью. Какой юной не была бы виновница, но после допросов, подозреваю, она вполне способна вообразить, что будет дальше. И здесь ее воображение лишь нам на руку. В гареме и более мелкие провинности никому с рук не сходили, а здесь выводы напрашиваются сами собой.
Если успеть добраться до ребенка раньше злоумышленников, то есть шанс переманить бедняжку на свою сторону. Ясмин даже не нужно было притворяться, наложница не держала зла на юную обитательницу гарема. Так подставить могли абсолютно любую из них. Разница лишь в способах убеждения и методах. Кому-то нужно пригрозить, кому-то посулить щедрую награду, а кого-то заразить убежденностью. Ребенок же – наиболее простой вариант для подобного воздействия. Не нужно тратить слова и посулы, когда можно воздействовать иначе. Только вот дважды ее не рискнут использовать, скорее уберут за ненадобностью. Нет виновника – нет возможности раскопать произошедшее.
Вопросов в голове больше, чем ответов, да и страх никуда деться не может. И этот страх далек от мыслей о собственной безопасности.
Вампирша ступает на твердую землю, с удовольствием ощущая твердь под ногами. Хоть какая-то иллюзия опоры в оплоте неопределенности. И если она все ощущает именно так, то каково Императору с его грузом ответственности? Ужасное ощущение, и любимица его силу даже вообразить боится.
- Я нуждаюсь в тебе, но ты не можешь и не должен опекать какую-то наложницу в ущерб собственной жизни. Меньше всего я хочу стать для тебя обузой, - совсем тихо, но при этом подняв взгляд на возлюбленного.
- И если тайна грозит выйти наружу, значит, ее надо обнародовать с пользой для нас. Правда, пока еще не представляю, как это сделать. Все, что сейчас приходит на ум – это необходимость показательно подружиться с Императрицей. Если у нас будут хорошие отношения, то никто не сумеет обставить покушение, как дело рук ревнивой супруги.
Ясмин явно смущена собственной речью. Конечно, со времени прихода в дворцовый гарем прошло много лет, но нынешняя Императрица и любимица Императора начинали именно с дружеских отношений. Причем инициатором их разрыва была не сама Ясемин. Правда в том, что соперничества между ними нет и быть не может. Каждая сделала все, что от нее зависело, а далее уже свой выбор делал Император. Так было и так будет. Даже в стремительно меняющемся мире есть вещи стабильные. Хорошо бы, пытающиеся диктовать правителю свою волю, уяснили эту простую истину без лишнего кровопролития, но подобный исход смахивает на сказку, что рассказывают на ночь наивной детворе. Дворцовая же жизнь, даже с натяжкой, на красивую историю не тянет.
- Мы предупреждены, а это уже много. Просто помни, что ты не один среди интриганов. Мне кажется, что среди этой бури легче держаться вместе. И если Мередит разделит эту точку зрения, будет гораздо проще. Но решение принимать тебе. Что касается меня, то твою волю приму не раздумывая и не задавая лишних вопросов, поскольку безоговорочно доверяю. Многого не знаю и могу действовать лишь по наитию, но очень хочу сохранить то, что мы едва не потеряли. Не хочу повторения самых страшных часов.

У них слишком мало времени для выработки стратегии. Но и эти крупицы на вес золота. Не желавшая отступать слабость здорово путала мысли, но иного момента может и не представиться. Даже в безопасных императорских покоях есть слишком чуткие уши и слишком тонкие стены. Откровенный разговор прояснил многое, но при этом список пополнялся новыми вопросами. Только ответы на них получить невероятно трудно, даже при условии безграничного доверия со стороны Виззариона. Оставалось только самое мерзкое – движение по наитию. Даже золотые правила выживания в гареме мало что значат в водовороте политических интриг. Женщины лишь пешки в великой шахматной партии, и никто не ждет, что самая мелкая фигурка проявит норов, подобно необъезженной лошади. Из этого можно было извлечь выгоду. Но спасет ли фактор внезапности, если действуешь исключительно по собственному разумению? Что могут они против опытных противников, одурманенных властью и высоким положением? Неизвестно, смогут ли они одержать победу при столь неравных изначально стартовых условиях, но попыток не отменял никто. Сдаться на милость заговорщиков – самый простой вариант, но вину за маленькую отнятую жизнь нести придется самой несостоявшейся матери.
Остается только кивнуть на замечание Императора о времени. Прав, пусть и не так много, но пока еще имеется, но при этом уже явственно проступила половина задачи.
Отныне любая тень и шепоток внушают опасения, но Ясемин не собирается показывать свои страхи кому бы то ни было. Шейн выбрал ее из множества других. Пусть не сразу, но выбрал, а это о чем-то да говорит. Тот кто видит в чувствах слабость, здорово просчитался. Их привязанность основана не на одной лишь страсти, что мужчина и женщина испытывают наедине друг с другом, но и на глубоком взаимоуважении и безграничном доверии. Импульсивный и беспринципный Император слушал и слышал свою наложницу. А Ясемин выходила за дозволенные этикетом рамки не потому, что искала выгоды в своем статусе. Совершенно искреннее высказывание собственного мнения в стенах дворца граничило с самоубийством, но белокурая не боялась делиться мыслями с возлюбленным. Всего лишь роль униженного просителя, если того требует ситуация.  Так или иначе, а ближе Шейна нет и не могло быть уже никого. Объятия, теплые и желанные, не только закрывают от порывов ветра, но и напоминают о поддержке и внимании. Бесхитростное «моя», отдающее явным собственничеством, разливается волной тепла внутри. Они должны справится, иных вариантов просто нет.
- Мередит, возможно, и не самая кроткая и легкая в общении натура, но в уме ей явно не откажешь, - крайне осторожно роняет белокурая, - И вообще, у каждого свои недостатки, иначе не бывает, - накрыть тонкой ладошкой руку возлюбленного.
- Императрица – женщина, и ей трудно дается твой выбор. Возможно, что и я на ее месте не отличалась бы кротким нравом.
Во всем этом, конечно, есть доля лжи, но не для того, чтобы показаться лучше, чем ты есть на самом деле. Просто Мередит и Ясемин слишком сильно отличались друг от друга по темпераменту. Так обыкновенно различаются между собой воздух и огонь. Обе стихии могут находится в покое, но совершенно по-разному выражают собственную угрозу.
- Не думаю, что она по-настоящему зла на тебя. Просто природа ваших отношений совершенно иная. Но выбор уже не отменишь. Я могу попробовать поговорить с ней, но если ты не хочешь, то не будем затрагивать эту тему. Достаточно и знания.
Слишком много волнений для одного вечера. Слабость все явственнее дает о себе знать, и наложница все сильнее опирается на обнимающие руки. Лишний раз волновать Императора не хочется, но силы кончаются.