Хочется закатить глаза, заслышав о послушании. Или на то, что удара, полного морозного колючего холода, так и не последовало. Тарталья больше не ерничает, поправляя куртку, отряхивая с неё мелкий лед. А вот шарфу от аксельбанта досталось ржавчины и мелких травинок. Рассматривая следы и раздумывая, можно ли ткани вернуть безупречный алый, Чайльд выбрал просто следовать за герцогом. Им было на удивление по пути. Все манипуляции с бездонным лифтом и оставшимися гермодверями предвестник оставлял на хозяина здешнего утопленного царства. И не попытался прыгнуть в черноту колодца из труб, куда даже слабый аварийный свет не добивал и плеска воды слышно не было.

Воды великого озера чисты. Они дают начало, подталкивают течения вперед. Но чем дальше от этой воды, чем ниже водопады, она уже не пышет той легкостью. Даже рыбы здесь другие, и не из-за эксперимента умноголовых с механическими чистильщиками. Тарталья просто знает, какая вода в Фонтейне. И она точно не должна давать такой густой соленый запах. Аякс вдыхает полной грудью, замерев при входе в крохотное полузатопленное помещение. Сомнений не остается. Это здесь.
- За каждой закрытой дверью всегда новая возможность, — Тарталья смотрит в темноту накатывающих волн. Он ни за что не поймет сейчас, где та граница между водой Фонтейна и водами моря, что звало его. Виднеется проржавевшая решетка, дальше торчат камни, и еще дальше вода была до потолка этой ветки коридора. Приходится щуриться, даже слабый сгусток, созданный из электро, едва ли дает свет. Зато занятно потрескивает. Приятно так.
- Считай, что проводил меня. Плаваю я отменно, любого фонтейнца обставлю, ха, — на мгновения Тарталья задерживается. Это ощущение давит в спину. И здесь, на дне, у тонкой грани кажется, что остался еще один шанс. Последний.
- Если к тебе заглянет один паренек, вот такого роста, с длинной золотой косой и колоссальным талантом находить неприятности, то... — Чайльд обрывает свои негромкие слова. Попросить передать, что с ним всё в порядке? Чтоб не волновались и не искали его? Итэр бы смог донести любые слова до Чжун Ли по дружбе — уж до дна он просто не дотянется, несмотря на божественный контракт. Поганое, на самом деле, чувство, забирающее сознание на очередную спираль отчаянья. Тарталья ловит электро-сгусток, порожденный глазом Порчи, в ладонь резким движением, давая секунды тишины. Двулезвенное копье, форма которого забыта миром под небесами, стукается лезвием о старый проржавевший металл пола.

В густой темноте затопленного коридора виднеется один огонек. Его яркий отчетливый контур тянет все внимание на себя — иных источников света больше нет. Собственное копье не в счет, Чайльд его будто не видит. Зато огонек, находящийся аккуратно меж чужих ребер, за плотью и костями, отчетливо маячит в поле зрения. Движение, требующиеся чтоб добраться до него, тело Тартальи знает: отвести руку, расслабить, напитать элементами. Его учили, как забирать сущность, как дотягиваться до настоящего сердца. Может, сказывается усталость — когда Аяксу последний раз удавалось выспаться за последние недели? Может, сказывается раздражение — вся ситуация, само нахождение здесь вызывало желание оседлать Небесного Посланника и проломить этаж за этажом этой подводной клетки. Кто бы его сюда не посадил, по какому угодно плану, Тарталье это не нравилось. Но было кое-что неожиданно приятное. Знал ли об этом тот, кто решил его запрятать на дно Великого моря? Аякс ощущал, что многие годы поисков, безуспешные попытки связаться именно сейчас заканчивались успехом. Это ощущение забирало с собой все мысли об усталости, о возможных врагах, об его собственных желаниях. В своей сути не оставалось ничего, кроме ощущения первозданного гидро, что заполняло собой затопленный коридор. Линия воды, которая была на лестнице, сейчас же плескалась прямо под форменными сапогами предвестника, будто пророчество, то самое страшное, уже начало свое исполнение. Подъем сразу на полметра. И это было не важно. Ничто не было важно, кроме колебаний бьющегося огонька, который сейчас видел перед собой Чайльд, и глаза его, не отражавшие света мира небес, сейчас сияли звездами.
Электро-лезвия в виде акульих плавников заплясали рядом, вырываясь из-под резких ударов острия копья об пол. Разделяя то надвое, в пару клинков, он вгоняет оба оружия в пол, пока хищные лезвия устремляются к герцогу. Созданные из греховного электро, клинки источают слабые, расходящиеся постепенно волны элемента по воде, заряжая её неостановимым импульсом. Голод топил в себе полностью, а вот что видел монстр, так это забредший в сети лакомый кусочек. Всего лишь малая капля. Где-то там, устремляясь дальше, можно было найти еще. И их было множество, целая россыпь. Добраться бы до них, пожрать и заглушить этот бездонный вечный голод.
Движения Чайльда стали размытыми, он исчез, чтоб появиться почти вплотную к Ризли. И чем больше будет воды, тем сильнее электро будет охватывать и без того крохотную площадку.
- Беги, — звучит голос Чайльда глухо и бесцветно. Даже равнодушно. Нет жажды крови, нет предвкушения битвы. Только один животный инстинкт, который сводится к простому желанию восполнения энергии за счет чужой жизни, чужого существования.