Настало время действовать, но выходить из тени еще рано. Не все подготовлено до конца и не все проверено. Виззарион успел переговорить с другом отца и убедиться в его верности, успел закрепить за собой возможность прибегнуть к поддержке советника, но этого мало для того, чтобы получить прощение и быть уверенным в том, что новый путь, выбранный им, окажется правильным. Все покажет время, а пока он хочет отвести душу.
Шейнира давно не было в стенах дворца и не было бы еще столько же, пока игра не наберет нужный оборот, но вампир давно хотел переговорить с матерью о том, чего не мог сказать ни Элен, ни Арнике. Оставил любимую под пристальным взглядом охраны, уведя ее за стены поместья, ставшего им вторым домом. Ее не должно быть там, где легко найти и достать сладкий плод императора. Он сорвал ее не для совета, и забывать об их былых «подвигах» и стремлениях укоротить жизнь девушки – немыслимая глупость. Лучше быть немного параноиком, чем самоуверенным дураком, который оставит самое ценное на виду у всех, в золотой клетку, думая, что прутья спасут ее от когтистой лапы.
От Элениэль не было никаких вестей, как и от Авеля. От последнего вампир ничего не ждал, но хотел получить пару строк от сестры, зная, что не заслужил или вести от своих посланников. Нашли ли они то, что он хочет или поиски продолжаются и неизвестно, когда закончатся? Император был готов ждать, пока развяжется клубок совета и сможет найти голову ядовитой змеи, но не ждать, когда вернется его сестра. Он хотел знать, что с ней все в порядке и, если она пожелает остаться за пределами дворца, он ее поддержит в этом, потому что это ее выбор.
Он не был до конца уверен в чистоте помыслов брата. Авель, как и его мать, не глуп и, сдерживая эмоции, не дает зацепиться и раскопать могилу с надгробием души. Виззариона это не устраивало. Бастард вел свою игру, но истинную ценность его действиям знал только он и Элен, вкусившая с кровью воспоминания и чувства. И если девушка сбежала из-за этого, то в конечном итоге змея может оказаться настолько близко, что Шейн прозевал момент ее появления еще до своего рождения. Бастард не относился к числу тех, кто стремится к власти, поэтому его стремление впрыгнуть в корону, по меньшей мере, казалось странным и нелепым, а одного стремления отгородить сестру от когтей совета – недостаточно для такого шага. Должно быть что-то еще, что он упустил по невнимательности.
- И смогу понять его, когда сорву печать с души.
Мать Авеля играла искусно и тонко, с грацией подобающей кошкам и сын в этом стал ее отражением – котом, преследующим свои цели.
Виззарион не хотел верить в то, что брат оказался в числе, желающих прибрать корону к рукам, но понимал, что не сможет отдать ему Элениэль, когда настанет время. Эгоистично лишать сестру счастья, но счастливый человек не бежит, как лис из курятника, почувствовав запах пороха и услышав лай собак. Для ее побега была причина, а его уход и запланированная женитьба не стали первыми причинами. Что-то было после этого  - последняя крупица, которая толкнула ее на это.
- Еще бы знать, где копать, - Шейн хотел лично отправиться на поиски сестры, чтобы спросить у нее, что подтолкнуло ее к побегу и чего она хочет, что пытается найти, но не мог бросить трон, который цепью удерживал его, не давая сделать шага.
Снова вернулся во дворец, но пока тайно и только ради матери, чтобы проверить, как она справляется в отсутствие своих детей. После смерти отца у нее не осталось защитника – Шейн никогда не был рядом, когда был нужен. Игрался, как ребенок, за стенами дворца. Искал себя или утешение, черт разбери, что он хотел изначально, но нашел ее и вынужден отказаться, пока не решит все проблемы. Больше нет возможности бегать от проблем.
Тихо вошел в покои Императрицы-матери, сбросил капюшон плаща с головы. Подошел ближе и опустился на колени перед женщиной, давшей ему жизнь и свою любовь. Повинно склонил голову, не смея смотреть ей в глаза.
- Прости за то, что оставил тебя в трудную минуту.

Мать не могла поступить иначе, как снять все обвинения одним ласковым словом. Женщина, которая всегда понимала и прощала любую глупость, какую бы не выкинул юный принц и молодой император. Для нее он всегда оставался любимым сыном, ребенком, которому все просто сходит с рук. В воспитании нужна тяжелая рука, которая, когда надо – подхватит, а когда надо – встряхнет или влепит подзатыльник, чтобы привести в чувства. Мирра и Эльдар идеально дополняли друг друга в этом плане, но отца не стало слишком рано и подростковый период максимализма превратился в черт знает что, которое привело к черт знает чему, а распутать ни мозгов, ни опыта не хватает.
Делая каждый шаг, вампир, как щенок, который неумело сделал трюк и смотрит на хозяина, ожидая одобрения – погладят, дадут что-то вкусное или треснут тапком, чтобы больше так не делал. Шейн всегда хотел угодить отцу и равнялся на него, но, когда вампира не стало, равнять было не на кого, а то, что принц себе придумал, было далеко от идеалов, воздвигнутых погибшим правителем. Уподобляться Виззариону невозможно и сложно, может, у них и было что-то общее во взгляде и характере, но этого было недостаточно для того, чтобы не допускать ошибок и не плясать рядом с обрывом, щедро заливая в глотку новую бутылку вина.
Мать понимала, но камень с души не упал. Почувствовав ее объятия, камэль опустил руку на ладонь матери, невесомо погладил и прижал ее к плечу. Рядом с ней было спокойно, но умиротворение мнимо. Вампир не до конца понимал, что на самом деле хочет получить от своей матери: прощение или поддержку, понимание или нагоняй, но пришел именно к ней.
Поднялся и сел рядом, сжал ее руку в своей ладони.
- Я запутался. Пытаясь найти того, кто мутит воду в чистом озере дворца, я поймал в нем серую рыбу, которая никогда не принадлежала к черной стае, а всегда была близка к белой, пусть и держалась на расстоянии, как чужая. Сам запустил в пруд золотую рыбку, которая для меня затмила белую и одна из белых уплыла с ней, спрятавшись в иле от других. Белая увязла и запуталась в водорослях – и мне кажется, что виноваты не водоросли, а осознание рыбой того, что она не может бросить ту стаю, в которой родилась и не может оставить золотую, потому что ее яркая чешуя манит за собой. Я знаю, что в этом пруду есть кто-то еще, и он подрезает плавники всем, кто слишком близко подбирается к небу, чтобы глотнуть воздуха. Я притаился на дне, чтобы найти его, но маленькая рыбка ничего не может против того, кто столько лет, поднимая песок со дна, закрывал небо, поднимаясь наверх. Он больше всех в пруду и вплывает, когда чувствует запах крови. Ему здесь нет места, но каждый раз, когда я пытаюсь приблизить к нему – мне в глаза летит песок, и я вижу только черную тень, которая, едва я прозрею, спрячется, не дав мне шанса найти ее. Больше него меня беспокоит оставленная белая стая рыб, и серая, которая, пытаясь защитить их, тянется к тени. И я понять не могу и думать об этом не хочу, но мне все больше кажется, что он с ней заодно и боюсь, что, уплыв за золотой рыбкой, я потеряю тех, кого оставил в другом конце пруда.
Он не ожидал того, что брат решит забрать Элениэль под свое крыло и настолько сблизится с советом, а его мутные дела, непонятные Виззариону, давали воображение разыграться и против воли оклеветать вампира, которому еще не вынесли приговор, не имея на то прямых доказательств.
- Я не хочу, чтобы белой рыбке, самой беззащитной в этом пруду, разорвали еще один плавник, и я хотел бы забрать ее с собой, если бы знал, что так смогу защитить ее и подарить ей желанное счастье, но понимаю, что она зачахнет, деля одну банку с двумя другими, - Элениэль с Арникой не смогут жить под одной крышей, не причиняя боль друг другу, пока все не наладится и Шейн не будет убежден в том, что сестра нашла свое счастье, а пока чужое будет ее ранить, учитывая то, что это чужое может казаться ей краденным. – Я не хочу, чтобы она оставалась в окружении серой рыбы. Я не уверен в том, что он действительно хочет быть рядом с ней и что она тоже хочет, но плывет с ним рядом и поднимается к тени все ближе. Что если когда-нибудь он поднимется настолько высоко, что я больше ее не увижу? Если тень поглотит ее или она упадет на песчаное дно и больше никогда не всплывет, не порадует меня переливающейся чешуей? Я хочу защитить ее, но не знаю как. И правильно ли я поступаю, думая так? – чистокровный не мог понять брата, не мог раскопать его чувства и узнать, что он испытывает на самом деле. Не исключал, что отрицает истинность его чувств из-за собственного эгоизма. Не хотел отдавать и делить ее с кем-то и потому не верил тем словам, что говорил ему вампир. У него свои понятия о любви, но он не мог представить холодное и спокойное сердце, которое любит.

- Я рад, что ты понимаешь меня матушка, - тепло улыбнулся вампир, когда Императрица-мать заговорила о счастье своей дочери. Шейн хотел того же для Элениэль и это одна из причин по которой он не стал жениться на ней, назначать своей наложницей и почему воспротивился рвению брата жениться на ней. Совет может одобрить его затею, но так он избавит сестру от одного зверя, оставив ее меркнуть в своей тени, любимой сестрой, но не женщиной, а каждой нормальной женщине хочется, чтобы ее любили по-настоящему, потому что видят в ней что-то особенное, ту самую яркую чешую, которой может и не быть на самом деле. Его арника только для него золотая рыбка, а для других она может казаться неприметной и серой, но для него она такая. Яркая и неповторимая. Желанная не от нужды и жалости, а от истинных чувств и они взаимны. Вот чего он желал Элен. Искренности и взаимности, а не нелепых подачек и защиты. Сестра может постоять за себя – Виззарион всегда это знал, но она не хочет этого делать – не имеет стимула и даже не подозревает о своих истинных возможностях, оттого и ломает плавники о таких идиотов, как он.
Треугольник сделает несчастным всех троих и сильней всего это отразится на его любимой белой рыбке-сестре. Мать его понимала и поддерживала, давая надежду на то, что какие-то его действия были оправданными и правильными и его путь не такой сломанный, как ему казалось. Клубок постепенно распытывался, но Виззарион еще не успел найти главную нить, за которую нужно потянуть, чтобы распутать все сразу. Он делал это постепенно, медленно и никуда не торопился, понимая, что спешка может навредить, а у него недостаточно опыта, чтобы действовать опрометчиво, не думая о последствиях. Игре нужно учиться, иначе сам лишить себя головы.
Женщина встала и отошла к окну. Шейн остался на диване. Дал матери время подумать, а сам смотрел на нее. Они с Элен были похожи и внешностью, и характером, но юный цветок Голубого Дома не успел распуститься и бутон его был хрупок, а ветра северных земель, как известно, беспощадны к цветам. И нет шипов, которые не позволили бы его сорвать, но начали проклевываться, когда девушка нарушила одну традицию и ослушалась Совета – сбежала.
Чистокровный закрыл глаза и на миг представил, что у окна стоит сестра. Он так хотел, чтобы она снова оказалась дома, здесь, рядом с ним и матерью, чтобы он знал, что с ней все в порядке, что ей ничего не угрожает, что она свободна, чтобы просто повернулась к нему и улыбнулась свой теплой, искренней и счастливой улыбкой, в которой нет фальши.
Императрица заговорила о свободе и нарушении традиций. Шейн положил им начало, Мирра решила дать продолжение. Вампир согласно кивнул.
- Это будет честно по отношению к Элен и она этого заслуживает, - если он смог перечить Совету, то и получить одобрение на свободу девушки тоже сможет, но на этот раз у него есть поддержка матери, которая хочет для своих детей счастья. Настало время что-то менять.
Женщина села рядом, коснулась плеча и улыбнулась без грусти. Он не хотел видеть мать опечаленной и страдающей – она пережила достаточно много и заслужила на спокойствие и счастье, которые, кажется. Ушли вместе с Эльдаром. Шейнир наклонил голову к плечу и прижался щекой к руке матери. Закрыл глаза.
- Совет не примет Арнику, пока я не найду того, кто пожирает рыб в нашем пруду и спокойствия Элен не будет, но я найду его и подам к столу его собратьям, когда настанет время, - вампир посмотрел в пустоту комнаты и отвлекся на мысли. Пару минут молчания, давшие ему подумать над планами, а затем он перевел взгляд на вампиршу. – Если что-то пойдет не так… Позаботься об Арнике, ладно? А еще лучше… уедете все из дворца, тогда совет не сможет распоряжаться вашими жизнями так, как ему заблагорассудиться.

- И они будут изменены и на этот раз моей рукой, - тихо ответил вампир. Первый раз он изменил традиции по своей прихоти и левой пяткой, не узаконив свое решение, но в этот раз он пойдет другой дорогой и сделает так, чтобы никто не мог придраться, а те, что прячутся в тени, остались там, не показывая больше носа в императорские дела. Это его семья и никто не вправе делать то, что ему заблагорассудится, не советуясь с Виззарионами. Когда-то это должно было произойти. – Я сделаю все, что зависит от меня и верну Элениэль домой.
Мать хотела помочь и влезть в игру, в которой Авель с Шейном предпочли оставить ее в стороне, чтобы не ввязывать в свои игры того, кто может остаться целым при любых обстоятельствах, даже если их двоих проглотит неизвестная рыба из Совета. Это не должно было коснуться ни Элениэль, ни мирры, но сестра угодила в ловушку, построенную советом.
- Только бы сбежала она сама, а не совет помог ей в этом, - Виззарион рассматривал и такой вариант. Девушка была тихоней, и кто-то мог приложить руку к ее желанию покинуть стены дворца, возможно, против ее воли. Не исключено, что ее могли убрать с дороги, но тогда кого они собираются садить на трон? Его? Вряд ли. – А больше некого, - только эта мысль грела. Совету не выгодно убивать ее сестру, если она не увидела или не услышала то, что не должна была. – Но я должен быть готов к любому повороту. Абсолютно к любому…
Женщина не хотела терять своих детей – это понятно. Никакая нормальная мать не бросит ребенка под колеса судьбы, а Мирра теряла дважды. Двух любимых ею мужчин семьи Виззарион и не хотела потерять кого-то еще, когда сама видела, как под удар попадают ее дети – последнее дорогое, что у нее осталось.
- Обещаю, - Шейн не знал, что ждет его впереди, сможет ли он сдержать данное матери обещание, но знал, что ей нужно это услышать. Обнял ее, поцеловал в макушку и встал. – Прости, что так мало побыл рядом с тобой, - виновато улыбнулся чистокровный. – Но мне пора идти, пока никто из Совета не заметил, что я здесь, - он засиделся, но успел получить ответы, которые хотел и теперь его практически ничего не держит. – Я еще вернусь, - вампир улыбнулся и, натянув капюшон на лицо, вышел из покоев Императрицы-матери.