Айрис обитала во дворце вот уже месяц и, казалось бы, количество времени на выполнение своих уже привычных обязанностей должно было уменьшаться. Но с каждым днём хлопоты только прибавлялись, отчего к концу ночи вампирша доползала до постели донельзя вымотанной. И Его Величество, надо признать, очень даже был к этому причастен.

Император занимал все её мысли. Казалось, стоило ненадолго прикрыть глаза, и она ощущала его совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. И оттого сильнее было желание отдалиться от его законной супруги. Несмотря на вспыльчивый характер, Сайлан назвать деспотом нельзя было даже с натяжкой, так что вонзать ей нож в спину злорадства ради не хотелось совершенно. Только вот и выкинуть из своей жизни Шейнира ей не представлялось возможным. Такая слабость перед мужчиной пугала и смущала до ужаса, и причину этой слабости Айрис никак не могла понять: обычно такие дерзкие юноши, подобные ему, вызывали у неё разве что отторжение, а потому она держалась от них поодаль, ставила на место своим безразличием. Собственно, потому и желающих побороться за руку «холодной леди» было немного, несмотря на её приближенность к одному из Советников. Но тогда почему только рядом с этим дерзким мальчишкой она могла позабыть обо всех проблемах, становясь бессильной перед волей глупого сердца?  Айрис не знала. Не знала и тонула в этих мыслях, как в смоляной яме. И желая вновь хорошенько обдумать, что ей делать дальше, она снова покинула свою госпожу, якобы чтобы выбрать для неё книгу для отвлечения, на деле — чтобы побыть в тишине. Отдав приказ на кухню о подаче обеда, Лерман предупредила одну из наложниц низшего ранга, приставленных к императрице во служение, где она будет, чтобы когда Сайлан пошлёт за задержавшейся служанкой, её отыскали быстро. Кто бы знал, что это станет её фатальной ошибкой.

Библиотека гарема встретила служанку запахом пыли, спёртым воздухом и, самое главное, гробовой тишиной. Айрис шагала мимо полок, мутным взглядом скользя по корешкам книг и особо не торопясь возвращаться. После ночи, проведённой в объятиях императора, чувство неловкости в присутствии его жены ожидаемо усилилось. И, кажется, Сайлан всё меньше верила в то, что перемены в поведении её компаньонки связаны исключительно с фактом гибели джарие. А Лерман только и оставалось, что продолжать ломать комедию, совершенно не желая вслух произносить громкое «я предала Вас». А никак иначе кроме как предательством происходящее между ней и чужим мужем она назвать не могла.

С грохотом открылась входная дверь; Айрис инстинктивно потушила свой магический пучок света, притаившись между двух стеллажей у самой стены. Только нежданных гостей ей не хватало. Оставалось надеяться, что это зашла одна из преподавателей гарема и, взяв необходимое, она быстро покинет комнату. В конце концов, будь это девушки, которым приказали позвать Лерман в покои императрицы, они бы просто окликнули её.

— Притаившаяся лисица. Отобрала у Его Величества самое дорогое и теперь сидит радуется! Строит из себя самую обеспокоенную! — стоило двери захлопнуться, послышался раздражённый женский голос. Ему вторили ещё два, принявшись перемывать супруге императора кости с таким остервенением, что её служанке даже неловко стало.

«Давно библиотека гарема стала местом сбора кружка сплетниц?» — раздражённо подумалось голубоглазой. Теперь и не ясно, как ей выйти, не привлекая внимания наложниц. О том, чтобы поставить девиц на место сейчас, Айрис и не думала, считая это слишком опрометчивым решением. Лучше запастись козырями в рукаве, вдоволь наслушавшись этой грязи и выцепив оттуда что-то стоящее. Кто знает, может, гарем уже вовсю думает, как бы отравить свою императрицу?

А слушать было что. В какой-то момент даже Айрис, привыкшей и к пренебрежительным взглядам девиц из Камэль, и к тому факту, что её клану, мягко говоря, в принципе не рады, стало неприятно. Не имея возможности сейчас уйти, служанка облокотилась об окно за своей спиной, разглядывая летящие в свету луны пылинки, ожидая, когда же это всё кончится. Разговоры резко стихли, заставив служанку от напряжения даже дыхание задержать. Несколько секунд напряжённого молчания, и из-за стеллажа показалось лицо одной из сплетниц.

«Попалась», — с досадой подумалось служанке. Лерман, в прочем, не подавая виду вежливо поклонилась, приветствуя теперь уже всю троицу с милейшей улыбкой на губах.

— А вот и крыса объявилась, — презрительно кинула одна из девушек, скрещивая руки на груди, — мало было вам, неринским шлюхам, загубить Ясемин-джарие? Хотите теперь весь гарем утопить в крови и вынюхиваете, за кого бы приняться?

— Что вы, Ассирэ-селир, — словно не замечая взгляд полный ненависти и слишком наглые слова девчонки, Айрис продолжает ей миролюбиво улыбаться. Жаль только «заразить» своим спокойствием наложниц выходит весьма скверно. Все трое ещё слишком юны, кажется, только-только попали в гарем, и видимо со сдерживанием гнева у них явные проблемы. Обычно девушки их возраста занимаются работой по дворцу больше своих старших соседок, и во служение императорской семье ставят именно их. Кто знает, возможно, они успели прислуживать и джарие, а та так околдовала их своим характером, что даже после её смерти они готовы скалить зубы, сражаясь за свою госпожу. — Её Императорское Величество беспокоится о сохранности обитательниц гарема, как своих сестёр. Разве может она желать своим сёстрам смерти?

— Хватит этих сладких речей. Что, думаете, убив джарие, удастся занять место в сердце Его Величества? — вмешалась вторая. Кажется, у Айрис дёрнулся глаз.

— Кейра-селир, весьма недальновидно утверждать, что императрица этой страны погубила мать наследника, не имея никаких доказательств на руках. Или Вы сможете подтвердить Ваше предположение?

— Она сделала это твоими руками! — наконец подала голос самая младшая из них. Лерман прищурилась, пытаясь припомнить и её имя тоже, но отчего-то не получалось совершенно. То ли Сабрина, то ли Субира... — я слышала, что когда поднялся шум, ты выбегала из покоев Его Величества с кровью на руках!

Служанка чуть слышно выдохнула, не позволяя себе уподобляться разгневанной троице. Да, она была там. И действительно выбегала с окровавленными руками. Вот только кровь была её собственная: её задело осколками обсидиана. Кто же знал, что даже такую мелочь сумеют разглядеть в коридоре и придумать этой детали историю куда более интересную? Она уже было открывает рот, намереваясь снова постараться воззвать взбешённых девиц к разуму, как вдруг понимает, что те медленно, но верно перегородили ей путь к отступлению. Позади стена, по бокам стеллажи, а впереди — три наложницы, видимо слишком дорожившие прошлой хозяйкой гарема. Сердце неприятно царапнуло страхом. Тут разве что в окно лезть и отращивать крылья, не иначе.

— Спешащая нога спотыкается, селир. Прошу, не стоит делать столько поспешных выводов. Впрочем, разве будет толк от наших разговоров? Вынуждена меня простить, но я вынуждена откланяться. Моя госпожа меня уже давно ждёт, — снова лёгкий поклон, а после шаг навстречу. Но её собеседницы не двигаются с места — их разбирательство только началось.

— Ну тогда подождёт ещё. Кажется, теперь к вам перевели и Шеалу? Бедняжка совсем ещё не ориентируется. Даже не смогла отыскать служку Её Хитрейшества!

Вот уж за что спасибо папеньке, так это за умение держать лицо даже когда хочется метаться от паники. Айрис сжала подол платья, сохраняя внешнюю холодность, и во всю подбирая слова послаще.

— Если эта рыжая бестия и её советники думают, что смерть Ясемин-джарие так просто сойдёт им с рук — они глубоко ошибаются. Пора напомнить дневным вампирам, где их место.

— Ассирэ-селир, я понимаю Ваши чувства. — Айрис, не веря, что девушки действительно опустятся до рукоприкладства, прикрыла глаза, делая успокаивающий жест. Но не успела договорить, как ей по голове прилетело что-то тяжелое — кажется, это была книга, подвернувшаяся девушке под руку. От неожиданности Айрис потеряла равновесие, больно стукнувшись о стеллаж и скатившись вниз, еле успев закрыть голову от полетевших на неё книг. Вбиваем, так сказать, знания радикально. Вампирша в страхе открывает глаза, сразу же натыкаясь на когтистые женские руки, тянущиеся к её лицу. Её хватают за волосы, тянут как куклу, которую не могут поделить, и всё верещат о том, какой распрекрасной была их джарие. Айрис же не может выдавить из себя и звука. В голове набатом била мысль, что если позовёт на помощь, могут примчаться те, кто будет рад поучаствовать в расправе. Получается только лишь сжаться напуганным комком, то прикрывая лицо, то мешая сдирать с себя платье.

Ясемин прошла тяжёлый путь, сумев завоевать любовь если не всего гарема, то точно большей его части. В этом Айрис сегодня умудрилась убедиться на собственной шкуре.

Мир типичной аристократки Севера даже наполовину не такой радужный, каким может показаться со стороны. Всегда хорошо одета, причёсана и накрашена, общаешься с такими же дамами, приветливо им улыбаясь, но при этом только и думаешь о том, как давит тебе на рёбра корсет, как тебя раздражают все вокруг, а своей собеседнице ты бы лучше плюнула в лицо, чем продолжала вот так скалить зубы в нелепой улыбке. Айрис, несмотря на свой образ наивной услужливой дамы, нравилась далеко не всем, и своих недоброжелательниц имела в том числе, пусть с Виззарионом в этом плане не стояла даже близко. Вот только девушка привыкла, что все баталии, в которых ей приходилось участвовать, происходили исключительно словесно.  Оттого и язык у неё был подвешен неплохо. В конце концов, знатным вампирам было не по статусу кулаками зря махать, а даме уж тем более. Но кто же знал, что когда-то ей придётся столкнуться с троицей разъярённых вампирш, которые не побрезгуют в ход пустить когти?

«Наиграются и уйдут. Не убьют же. Терпи», — снова и снова про себя повторяла служанка, жмуря глаза в попытке защитить хотя бы их.

Девушки продолжали остервенело тянуть служанку за волосы, и шпилька — та самая, что в день её рождения преподнесла ей Сайлан — не выдержав натиска, упала на пол. Айрис тут же тянется к ней, будто деревянное украшение это самое важное и дорогое, что у неё было. Лишь успев накрыть её ладонью, по пальцам тут же больно прилетает каблуком. Вампирша зашипела от боли, тут же явственно ощутив, как вокруг неё сгущается магия, отгораживая её от нападавших. Сперва промелькнула мысль, что это она не сумела совладать с собой, и от испуга и боли инстинктивно создала более действенную защиту, в которой так сейчас нуждалась. Вот только открыв глаза, быстро поняла, что её окружала отнюдь не родная стихия. От удивления Лерман вскинула голову, но смогла разглядеть лишь лица всё тех же наложниц. Невозможность добраться до служанки, доселе тихо принимавшей удары, распалила огонь в их сердцах пуще прежнего, и Айрис стало действительно страшно, что с ней станет, если щит пропадёт столь же неожиданно, как и появился. Ослеплённые гневом, они могут пересечь черту и ненароком покалечить её. Или того хуже, Айрис уже не сможет сдерживать магию внутри себя, и тогда сухой (пусть и побитой) из воды ей точно не выйти. Начни она сейчас всерьёз отбиваться, намереваясь причинить девушкам вред, в конечном итоге обитательницы дворца смогут запросто обвинить её в нападении на женщин императора и начать давить и на Сайлан, и на её супруга, чтобы служанку просто выставили за двери.

Но магический барьер не спал. Более того, вскоре девушек окружили стаи летучих мышей, и Айрис снова инстинктивно прикрыла лицо в защитном знаке, скрестив предплечья. Гневный голос Шейнира громом пронёсся по библиотеке, заставив девушек — в том числе и служанку — вздрогнуть всем телом, тут же в удивлении поднимая голову. В полумраке комнаты мужчину нельзя было разглядеть в деталях, но Айрис так явственно чувствовала волну ярости, исходящей от него, что без труда смогла представить, как сейчас выглядит его лицо. Как юноша хмурит брови, как сверкают хищным светом родные глаза, как в них огоньками плескается кипящая в нём злость. Наложницы испуганно опустили головы; одна из них, самая юная, так вовсе упала ниц перед монархом. Служанка попыталась подняться, однако запуталась в подоле, чувствуя, как испорченное платье может ненароком остаться на полу, если она заупрямится и всё-таки встанет. Пришлось так и сидеть на коленях в окружении книг, одной рукой сжимая шпильку, а второй придерживая платье, не позволяя ему свалиться с плеча. Прекрасно осознавая, что в своём неподобающем виде нет её вины, Лерман всё равно никак не могла отделаться от чувства стыда, внезапно обжёгшего её изнутри.  Показываться на глаза Шейниру в таком жалком виде ей ещё точно не приходилось. Не зная, куда деть себя и как спрятаться, она просто опустила глаза в пол, будто это могло воспрепятствовать Шейниру увидеть её.

— Ваше Величество, — не поднимая головы, Ассирэ громко и чётко обратилась к императору, разрезая возникшую тишину. Айрис не видела того, как трясутся руки наложницы, спрятанные в складках рукавов, а потому могла лишь мысленно отметить её смелость. Иная бы бросилась молить о прощении, заливаясь слезами, не иначе. — Прощения просим, что потревожили Ваш покой. Молю, не гневайтесь. Боюсь, Вы могли неправильно всё растолковать. Служанка... — наложница замялась, явно ещё не успев придумать, что такого нужно повесить на личную служку императрицы, чтобы оправдать то, что они с ней сделали и что готовы были сделать. — Позволите объясниться, Ваше Величество?

«Тянет время», — мысленно констатировала Айрис, поджимая губы.

Вот и дёрнуло же её именно сейчас отправиться на поиски этой дурацкой никому не нужной книги. Сидя на полу в окружении книг без возможности подняться (одетой, по крайней мере), Айрис вдруг поняла, что больше всего на свете хотела бы сейчас оказаться в комнате Сайлан. Ну, знаете, давиться неловкостью перед законной женой своего любовника, подавать ей чай, изредка стыдливо пряча глаза, неуклюже улыбаться... только бы не находиться в той ситуации, в которой ей сегодня не повезло очутиться. Вампирша сама не понимала, как лучше назвать это: очередной нелепой историей или же трагедией. Ведь кто знает, чем эта потасовка в итоге кончится.

Пока Шейнир здесь, она в полной безопасности — это Лерман было даже слишком хорошо известно. Как бы ни хотели наложницы повыдирать ей все волосы, в присутствии императора они и шага ступить не посмеют. И всё же отчего-то чувство волнения никак не покидало её. Айрис убеждала себя, что несмотря на то, как умело девушки давили на свежую рану, Шейнир всё равно не поддастся эмоциям и позволит ей высказаться. О вспыльчивости молодого императора было известно не то что всему дворцу — да вся столица была наслышана о его нраве. Конечно, крайне наивно с её стороны полагать, что в её случае он будет делать исключения, но вампирша уже не раз убеждалась, что Виззарион реальный очень сильно отличается от того, слухи о котором добрались даже до её родного Нерина. Почему же тогда сердце на мгновение болезненно сжимается?

Айрис страшно. Она не боится, что Шейн, наслушавшись наложниц, кинется «добивать» её, нет. Боится, что их слова заставят его усомниться в ней.

Доверие — то ценное и хрупкое, что у них было. За столь короткое время Лерман стала доверять Шейниру так, как доселе не доверяла ещё никому. Он уже не раз доказывал, что сможет стать надёжным плечом для неё. И как бы ни старалась она отыскать выгоду для него, всё время сталкивалась с осознанием, что никакой пользы её присутствие рядом ему не принесёт. Сайлан — единственная дочь одного из Советников, а значит, удобный рычаг давления на него. Айрис, будучи воспитанницей Териона, нередко называла его своим названным отцом, но роднее от этого она ему не станет. Даже если бы он по какой-то причине решил бы выдать её за своего наследника (до того, как он покинул этот мир), вряд ли бы стал ценить её хотя бы наполовину так сильно, как это делал Гестин по отношению к дочери. Максимум пользы, которая могла бы принести Шейниру Айрис — недолгое спокойствие Териона, который понадеялся бы, что его воспитанница может подарить ему родственничка императорских кровей.

Но что делать маленькой служанке, если она вмиг лишится доверия и благосклонности императора?

Айрис молчала до последнего. Так и продолжала рассматривать пол, сжимая в руках так и норовящее слезть с неё платье, и не торопилась ни кидаться на наложниц с обвинениями, на Шейнира — с требованиями немедленно их наказать. Всем всё равно займётся Сайлан, как только узнает о произошедшем, так что в ещё одном представлении надобности она не видела. Сидела бы молча и дальше, если бы не последнее обвинение, сорвавшееся с губ наложницы. Смесь удивления и возмущения тут же отразилась на лице Лерман, и она сжала губы, пытаясь всё же удержать желание высказаться. Возможно, для неё было бы куда проще действительно просто заткнуться и дождаться, когда они останутся с Шейном наедине, чтобы всё ему спокойно объяснить. Если он вообще будет нуждаться в объяснениях. Вот только как со стороны жительниц гарема всё это будет выглядеть? Император не прислушался к их словам, зато поверил именно ей — даже не наложнице, а лишь прислужнице своей жены, которая со дня свадьбы ещё ни разу не посещала его покои. Шейн не раз подчёркивал, как он дорожит Ясемин, так с чего это он должен так просто пропустить подобное мимо ушей?

— Не дайте своему языку погубить Вас, Ассирэ-селир, — чётко и холодно отрезала Айрис, сжав подол. Хотелось бы сказать это, расправив плечи, да смерив наложницу осуждающим взглядом, вот только она всё ещё сидела в этом бардаке, выглядя, как плешивая кошка. Вот и как тут быть грозной, когда ты в таком положении? — Гибель джарие и падение императрицы в немилость — не гарант того, что Вы пройдёте по золотому пути.

Наверное, они правда так опечалены гибелью джарие. Вряд ли эта троица бросилась на служанку императрицы, зная, что непременно встретят своего Господина, которого видели чуть ли не только по праздникам. Айрис хотелось лишь вывести их на эмоции пуще прежнего, вывернуть ситуацию так, чтобы прикидываться жертвами им стало ещё тяжелее. В гареме хватало девушек, одержимых императором, потому что любовь и почитание к нему тщательно вбивалось в их головы наставницами. И оттого легче было обвинить их в том, что среди них нашлись желающие стать второй джарие любой ценой.

Ярость кипела в груди Шейнира, так и норовя выплескаться через край, уничтожая всех на своём пути — так его сейчас чувствовала Айрис. Ощущать подобные эмоции любимого, так ещё и так явственно, было сродни пытке. Вампирша снова инстинктивно сжалась, чувствуя, как новая волна гнева охватила императора после слов наложницы, и больше не стала вмешиваться в разговор. Виззарион, несмотря на закрепившуюся за ним славу вспыльчивого мальчишки, со сдерживанием своих порывов справлялся, можно сказать, просто блестяще, но исходящая от него злость пугала и отталкивала. Айрис снова ощутила себя неумелым псиоником, поневоле читающим чужие эмоции, благо на сей раз хотя бы могла различить среди них свои собственные. Потому что так рассвирепеть из-за нападения наложниц у неё просто не получалось. Её глодала обида за испорченный внешний вид, сердце всё ещё не могло успокоиться, а руки чесались ответить им той же монетой. Но то, с каким порывом подошёл к её защите Шейнир, выходило за рамки её понимания.

Интересно, а как отреагирует она, если окажется на его месте?

Позволить разобраться со всем императрице — разумно и справедливо. Зная характер дочери Солнца, подобную выходку она точно не спустит на тормозах, но и вряд ли пожелает назначить то наказание, о котором мог подумать Шейнир. Сайлан придётся скорее защищать честь себя и своего клана, а также с подачи супруга сумеет лишний раз напомнить, что она здесь не просто гостья и с ней шутки плохи. Защита своей служанки — скорее приятное дополнение в сложившейся ситуации.

Двери захлопываются с глухим стуком, и в библиотеке, наконец, воцаряется тишина. Отчего-то она кажется Айрис тяжёлой и неуютной; вампирша сидит, не поднимая головы, и вслушивается в приближающиеся шаги. Казалось бы, вот она — идеальная возможность всё прояснить, не дать и тени сомнения просочиться в его сознание. Вот только все объяснения потеряли смысл, стоило Шейниру упомянуть своё расследование. Он всё понимает и без её слов, спасибо бессонной ночи, проведённой в допросной. Перед глазами снова всплыло его уставшее, измученное бессонницей лицо, когда они встретились после совета, и Айрис почему-то тут же захотелось снова обнять Шейна. Не в поисках защиты и успокоения для себя, но будто успокоить и обезопасить от целого мира нужно было именно его. И вместе с тем сейчас совершенно не хотела смотреть на него, как бы парадоксально это не звучало. В произошедшем не было его вины, как и в том, что он не сумел пресечь это раньше. Их связь была односторонней, и потому он при всём желании не мог почувствовать тот страх, охвативший её, когда она оказалась загнана в угол наложницами. Если так подумать, не окажись его по счастливой случайности рядом, наложницы в порыве гнева могли бы совершить непоправимое, пополнив коллекцию почивших женщин императора.

Императорский кафтан снова оказывается на её плечах, на сей раз выглядя на ней ещё более неуместно. Невесть что на голове, расцарапанное лицо и плечи, порванное платье, зато поверх этого безобразия выглаженный белоснежный кафтан. Разве такой ты хочешь показаться на глаза любимому? Айрис ощущала себя просто жалкой, и едва ли могла пересилить себя и посмотреть ему в глаза, а не куда-то сквозь. Покажись она в подобном виде перед папенькой, давно бы была высечена за проявленное неуважение.

«Ему, наверное, тоже неприятно».

— Всё в порядке, — она не задумываясь ответила ему фирменной фразой, одарив улыбкой. Лёгкой и совершенно неискренней. — Просто девичья потасовка. Не переживайте.

Придерживая платье одной рукой и продолжая сжимать деревянную шпильку в другой, служанка осторожно поднялась. Он и сама не заметила, как обратилась к Шейниру на «Вы», а потому не торопилась себя поправлять. Вместо этого развернулась к нему спиной, пряча лицо, и зачем-то потянулась за одной из книг, лежащих кучей под её ногами. Тяжёленький том ставится на одну из пустующих полок, а Айрис даже не думает угадывать, где он должен стоять на самом деле. Главное — занять руки, чтобы быстрее отвлечься и успокоиться. Потому что ощущать подкатывающий к горлу ком и желание расплакаться от обиды было просто отвратительно. Где её хвалёная выдержка? Почему в его присутствии так тяжело и дальше играть в беспристрастную неринскую леди, которой всё нипочём? Вампирша делает глубокий вдох, но чувствует, как сбивается дыхание, не принося ей желанного успокоения.

До чего же погано.

Она правда старалась держаться. Не позволяла себе разреветься перед ним, нелепо пыталась имитировать бурную деятельность, принявшись дрожащими руками за книги, но не учла одного: тело выдавало её с головой. В каждом её жесте — чуть сгорбленных плечах, том, как она придерживала кафтан и как двигалась — читалось, что больше всего на свете она сейчас хотела с головой накрыться, будто в кокон, и дать себе немного времени. Потому что папа учил её быть сильной. Потому что мама говорила ей быть гордой. Потому что бабушка убедила её, как легко избавляются от слабых женщин.

Её пальцы накрывает ладонь Шейнира. Она кажется ей тёплой, но у Айрис не получается найти успокоение в тепле его тела. Где же точка опоры? Раньше она черпала силы из обиды — на отца, на виновных в гибели Артура, на себя и мир — но после встречи с Шейном ненависть в её сердце утихла.  И вместе с этим пропало и понимание, на что же ей теперь опираться. Потому что находя силы в Шейне и том, что она к нему чувствовала, она слишком боялась признать тот факт, что снова зависит от кого-то. Что с ней станет, если Шейн исчезнет из её жизни так же, как и Артур?

Всхлип. Совсем тихий, всеми силами сдерживаемый, он всё же разрезает воцарившуюся после успокаивающих слов Шейнира тишину. Виновные будут наказаны по заслугам. Здесь, рядом с ним, она в полной безопасности. Вампирша снова и снова напоминала себе об этом, пытаясь сдержать свой порыв, казавшимся ей слишком нелепым, чтобы позволять кому-либо — особенно Виззариону — видеть её такой. Ей больше не страшно, разве что неприятно до слёз. И, привыкнув переживать подобное в гордом одиночестве, сейчас сдержать себя было ещё труднее. А стоило Шейниру развернуть её к себе лицом, делать это и дальше было просто невыносимо. Его порыв был настолько неожиданным, что она на мгновение позволила себе уставиться на него мокрыми глазами, прежде чем машинально сжалась от звука падающих книг. Не хотелось бы снова схлопотать по голове, каким-нибудь тяжёлым томиком.

Но схлопотать, похоже, всё-таки придётся. Только не книгой, а канделябром. Или чем-нибудь потяжелее, что попадётся под руку императрице.

Айрис успевает разве что прерывисто вдохнуть, прежде чем её шеи касаются Шейнировы клыки. Но совсем не так, как он делал это в ту ночь, когда они прятались от всего мира в чужих покоях. Лерман успела свыкнуться с той мыслью, что он по какой-то причине не может или не хочет переступать эту черту, пусть и позволил это сделать ей. Не зная, что происходило после свадебной церемонии, она  предполагала, что всё дело в Сайлан. Почему-то Айрис даже в голову не пришло, что будь это правда так, Шейн бы вряд ли так спокойно отреагировал, когда она посмела вонзить клыки в его шею. Если он и связал себя с дочерью Солнца чем-то большим, чем заключением брака и его консумацией, то Шейнира это, судя по всему, совершенно не волновало.

Слышится негромкий стук: из рук выскальзывает деревянная шпилька, которую доселе вампирша защищала, как самое ценное, что у неё было. Будто и не заметив этого, она цепляется за рукав Виззариона, боясь банально не устоять на ногах. Правда вряд ли бы это вообще было возможно, учитывая, как Шейн сжимал её, не позволяя отступить назад. Всё это так... неправильно. Пустая библиотека, ворох явно недешёвых книг у них под ногами, и император, вжимающий в стеллаж служанку своей жены. Девушку, которую ещё несколько минут назад колотили его же женщины. Вампиршу, в сторону которой ему не следовало и смотреть, памятуя ревнивость родственников его супруги и учитывая отношение к его персоне родственников самой Айрис.

И всё же несмотря на все обстоятельства, его выходка приносит девушке странное облегчение. Вампирша выдыхает куда спокойнее в его руках, пусть и не может унять дрожь в теле. В голову даже не приходит мысль оттолкнуть его, как того требовала и логика, и долг. Напротив, хочется позволить себе остаться рядом, уткнувшись в его плечо, и просто по-девичьи расплакаться. Как бы ни старалась обманываться в себе и своей силе, она слишком нуждается в нём. Расстраивало только одно: те обстоятельства, в которых они завершили начатое. Едва ли девушки представляют себе подобное, когда думают о чём-то настолько личном, как связать себя с любимым невидимой нитью.

— Мне страшно, Шейн, — еле слышно шепчет она, продолжая сжимать ткань его рубахи. Она сама не может понять, чего страшится сейчас больше: того, как скоро обо всём прознает императрица, как с ней может поступить из-за этого дядюшка или того, что с ней станет, если Шейнир оставит её. Если её жизнь снова превратится в серое полотно без проблесков света и красок.

Ранее бушевавшая в груди Шейнира ярость столь внезапно сменилась страхом, что на секунду Айрис засомневалась, не смешалось ли всё в её голове. Лишь его прикосновение — всё такое же лёгкое, почти невесомое и между тем наполненное привычной ему нежностью — заставило её отвлечься. Пересиливая своё желание любой ценой спрятаться даже от него, всё ещё стыдясь своего вида, вампирша не сразу, но всё же подняла взгляд, неуверенно заглядывая в глаза напротив. В них не было и намёка на осуждение — того, что Айрис так часто видела в глазах отца, и чего так страшилась увидеть и во взоре Шейнира. И это заставило её как минимум перестать вжиматься в полупустой стеллаж.

Слова Виззариона стали для девушки настоящим откровением. Дело было вовсе не в Сайлан. Обладая над Айрис властью куда большей, чем все те, перед кем она была вынуждена склонить голову, Шейнир до последнего заботился о её чувствах, о личном выборе и желаниях. И, признаться честно, она всё никак не могла к этому привыкнуть. Вампирша беспрекословно слушалась отца из-за страха снова быть наказанной и высмеянной, служила Териону из чувства благодарности, Сайлан и дамам до неё — из долга... Шейнир был Владыкой Вампиров, и Айрис обязана была служить ему, как и все в его империи. Обладая целой страной, юноша умудрился завладеть и сердцем маленькой служанки, а потому прикажи он — и Лерман последовала бы его приказу с куда большей охотой. Вот только невзирая на это, Шейн до последнего надеялся оставить за ней право выбирать свою судьбу. Те слова, что он когда-то сказал ей в пустом торжественном зале, не были пустым звуком. Он действительно был готов отпустить её, если бы она того пожелала.

Но едва ли теперь это было так просто.

Заявление о том, что никто более не навредит ей, было глупым и самонадеянным, как на него не посмотри. Если догадки императрицы верны, в родном Нерине служанку поджидал клинок её новоявленного брата-бастарда, а жительницы гарема пуще прежнего заточат на неё свои когти, стоит лишь факту об их отношениях всплыть наружу. Ледарре... Айрис не сомневалась ни секунды, что отец императрицы будет в ярости, и не желая делить путь к власти с другим Советником, может выкинуть что-то. Чего же ожидать от самой Сайлан, когда она поймёт, что её же наперсница, её самая близкая в столице вампирша, вонзила нож в спину, Айрис боялась и думать. И это от всех них Шейнир надеялся её защитить? Девушка привыкла не особо доверять чужим обещаниям, уж слишком часто оставалась разочарованной. Но в обещание Шейнира отчего-то отчаянно хотела верить. И это отчётливо читалось в её глазах.

— Ширайя обо всём знает, — выдержав небольшую паузу, негромко признаётся служанка. Это звучит так спокойно и отстранёно, будто недавняя потасовка выжала из неё все соки, хотя на деле она делится тем, что уже давно грызёт её. И это даёт свои плоды: она тут же чувствует, как на сердце становится легче. — Я не знаю, в чьих интересах она может действовать. Я выясню... постараюсь выяснить.

Айрис тянется к нему, кладя голову на грудь, и снова чуть сжимает рукав его рубахи. Мысленно вновь невольно подмечает, что такая недотрога, как она, на самом деле любит объятия. Хотя, скорее, всё дело было в Шейнире: в его руках тревога отступала, и Айрис хотя бы ненадолго ощущала себя, как за каменной стеной. Ребёнок, всю жизнь старавшийся угодить родителям, наконец мог почувствовать себя нужным, забывая обо всех опасностях, что таил в себе этот мир.

— Кажется, я ей нравлюсь, — совершенно невпопад добавляет она, прикрывая глаза.

Его тёплые руки. Тихий, но уверенный голос. Запах, биение сердца, всполохи непокорной стихии. Во всём этом Айрис умудрялась находить успокоение, хотя каждая их встреча рано или поздно кончалась для неё одними проблемами. Как минимум, ей приходилось знатно попотеть, чтобы императрица узнавала обо всех слухах дворца, но не сумела узнать самую грязную из сплетен — о том, кем теперь занята голова её венценосного супруга. И только Бэлатор знает, сколько ещё Айрис предстояло вынести в будущем из-за того, что она снова позволила себе полюбить. Полюбить того, кого только недавно была готова обвинить в смерти Артура — её первой влюблённости, так и оставшейся безответной. В минуты их встреч Шейнир каким-то образом затмевал собой всё пережитое Айрис, а потому она снова и снова тянулась к нему, прекрасно зная, что обожжётся. Даже сейчас, побитая и растрёпанная его наложницами, она прикрыв глаза вслушивалась в его голос, стараясь просто ни о чём не думать. В особенности — о том, как ей предстоит возвращаться в свои покои. Второй раз дефилировать по коридорам практически в неглиже — значит снова почувствовать себя опозоренной. С тем лишь отличием, что в прошлый раз её ненадлежащий вид кроме Виззариона наблюдали лишь его стражники, а сейчас дворец всё ещё был переполнен бодрствующими. Зато вот предстать перед императрицей в одежде её супруга — это чуть ли не открытый ей вызов. Айрис изо всех сил отметала эти раздумья, не горя желанием даже думать о том, как покидает Шейнира. Как снова возвращается в мир, где ей нужно притворяться кем-то другим, тщательно подбирая нужную маску для каждого спектакля перед новым зрителем. Где-то холодную и неприступную маску первой дочери Орлиного Гнезда, перед кем-то наивную и покорную — служанки и придворной.

«Я как-то даже не подумала об этом», — к своему стыду признаёт Айрис, когда Шейн высказал своё предположение о помыслах Ширайи. Ведь действительно, стоит ей потерять расположение императрицы, больше ей попросту некуда податься. Наложницы вряд ли станут терпеть подле себя «неринскую змею», а для Шейнира менять Веймара, уже не раз показывавшего себя, как верного приспешника, на молоденькую служанку будет... странно. Ширайя — вот та единственная, на чью поддержку она может рассчитывать в конечном итоге. Далеко не последняя женщина дворца, член королевской династии и женщина, которая уж точно не будет ревновать Шейнира.

«Хотя, зная традиции Камэль...»

То, как Шейнир просто и без малейшего зазрения совести назвал Ширайю «бабкой» показалось Айрис удивительным. Свою-то она называла исключительно по имени, так ещё и с соответствующей её статусу приставкой. Даже оставаясь с кем-то наедине она с трепетом упоминала её не иначе как «дражайшая матушка моего достопочтенного папеньки». И ведь это при том, что Шейн был солидарен с Лерман по поводу мыслей о наигранном безумстве Вдовствующей Императрицы. Юноша не списывал со счетов женщину, пережившую и своего венценосного мужа, и сына, но не робел перед ней. У Шейнира хватало отрицательных черт, за которые его невзлюбил Совет; чего уж говорить о его вспыльчивом нраве. Но вот трусостью от него и не пахло. Напротив, он снова и снова бросался в самое пекло, не страшился скалить зубы, и не собирался играть в послушную куклу, как это привыкла делать Айрис. Даже странно, что такого бойкого мальчишку, как он, не раздражала пусть и острая на язык, но всё же чересчур осторожная служанка.

Прикосновение вампира вынудило девушку открыть глаза, чтобы взглянуть на него. И одной только фразой он умудрился ошарашить её так, что от её усталости не осталось и следа. Айрис притихла, смотря на императора так, будто он только что предложил ей спалить весь дворец дотла. Хотя, если так подумать, в одной комнате возгорание уж точно обеспечено... Вампирша заморгала, приоткрыла рот, явно намереваясь что-то сказать, но внятных слов у неё просто не находилось. Привыкнув быть тенью и молчаливым наблюдателем, она уже давно перестала надеяться даже на замужество с каким-нибудь сыночком одного из глав младших домов — отец явно до последнего решил придержать её, как диковинный товар. Её связь с Шейниром до сих пор воспринималась ею, как сладкий сон, наваждение, которое вот-вот растворится в холодном столичном воздухе, снова возвращая её в суровую реальность. Айрис прекрасно понимала, что рано или поздно об их отношениях узнают. Но чтобы Шейн сам предложил открыть окружающим их тайну?

— Если бы я каждый раз давала тебе золотой, когда ты удивляешь меня, ты бы уже выкупил флот моего отца, — запоздало усмехается Айрис, чуть наклоняя голову и всё пытаясь понять, не шутит ли юноша. А Шейн, будучи тем ещё шутником, в этот раз был непривычно серьёзен. Ещё несколько секунд разглядывая его лицо и так и не дождавшись того, что он откажется от своих слов, посерьёзнела и Айрис. — Я хочу остаться. Но не понимаю, как сделать это лучше. Что-то мне подсказывает, что Совет воспримет это, как ход Териона-даре, и будет вставлять тебе палки в колёса, — вампирша снова задумалась, зажевав губу. Возможно, заявить об отношениях раньше, чем они будут пойманы где-нибудь в дальней комнате — действительно лучшее решение. Как минимум, так честь Айрис хотя бы будет не столь запятнана.

— Не боишься, что дядюшка попросит вернуть меня, когда узнает, что его маленькая сине пополнит ряды селир? — она снова попыталась разрядить обстановку и не позволить себе слишком накрутить себя же.

— Я не сделаю тебя своей наложницей.

Из уст Шейна это прозвучало до того легко и спокойно, что у Айрис сложилось впечатление, будто он не задумывался ни на секунду о возможности вхождения её в императорский гарем. В девичьих глазах тут же виднеется замешательство; она даже немного хмурит брови, не понимая, к чему клонит император. Он готов во всеуслышание объявить об их отношениях, но официально сделать её своей наложницей — нет? На секунду девушка даже допустила мысль, что Шейнир просто намеревается открыто видеться со служанкой своей жены. Мол, бесполезно пугать меня обнародованием моего романа на стороне, я уже и не скрываюсь ни от кого. Пожалуй, от возмущённого тычка в бок его спасало только то, что Айрис до последнего верила, что он не станет растаптывать остатки её чести и гордости таким образом, и была готова выслушать его, не перебивая. Хотя ошарашенное «в смысле?» так и просилось сорваться с её губ. Особенно после того, как вампир пояснил, что он имеет в виду.

— Шейн... ты... — тихо-тихо, практически одними губами прошелестела девушка, неверяще смотря в его глаза. Шейнир снова улыбался. Улыбался всё той же хорошо знакомой Айрис беззлобной улыбкой. Улыбался, но отнюдь не шутил.

Айрис уже не в первый раз получает предложение стать чьей-то супругой. Особо не выделяясь среди своих многочисленных кузин, тёток и племянниц, она всё ещё была лакомым кусочком для многих сынов младших домов. Кто-то видел в ней прямую дорожку к кошельку её отнюдь не бедствующего отца, другие — путь под крыло Советника, воспитавшего её. Прекрасно осознавая это, она без зазрения совести отказывала каждому, не веря ни в их бесконечные клятвы любви, ни в жалкие попытки тронуть её сердце слезами. Весь этот цирк вызывал у Лерман лишь раздражение, плохо скрываемое за натянутой улыбкой, а потому в определённых кругах таких холостяков она вполне справедливо прослыла «холодной леди». И вот она вновь получает очередное предложение. Если его вообще так можно назвать, учитывая формулировку и ту обстановку, в которой его озвучили. Вот только впервые за столько десятков лет это не вызывает у неё ни гнева, ни досады; напротив, грудь наполняется странным волнением где-то на грани восторга и отрицания всего происходящего. Своими словами юноша словно выбил у неё землю из под ног, и Айрис не упала, кажется, только потому что он держал её.

— Руны будем выводить вином? — немного оправившись от шока, поддержала она его шутливый тон. Невольно вспомнился её день рождения, когда в голову пришла нелепая идея станцевать в пустом, как ей казалось, саду. Тогда всё кончилось тем, что им пришлось отогреваться у камина, и постепенно их разговоры ни о чём невесть как обернулись тем, что они перемазали друг друга остатками вина, позабыв и о времени, и о том, для кого изначально предназначались эти свадебные руны. Айрис смущалась этих воспоминаний, но к своему стыду никогда не жалела о них. Потому что вспоминая его лицо, освещённое всполохами огня, на душе снова и снова становилось тепло. Особенно сейчас.

— Никогда не думала, что идея войти в другую семью не будет вгонять меня в тоску, — честно призналась девушка, отчего-то смутившись и уводя взгляд в сторону. Она не знала, как и когда Шейнир планирует всё провернуть. На роскошную свадьбу, о которой мечтают многие девицы её возраста, она и не рассчитывала. Императорский указ, дарующий ей титул, печать в углу и ночь в его покоях — такой расклад её вполне бы устроил. Другой вопрос, устроит ли это её родню, но сейчас Айрис это не особо волновало.

Как бы ни старалась, она никак не могла перестать улыбаться.

Шейн снова и снова подчёркивал, что не будет решать за неё, и даже в таком важном для дворцовой жизни аспекте, как церемониал, был готов на уступки. И каждый раз это трогало её сердце. Айрис слишком привыкла к тому, что каждый её шаг был предопределён кем-то другим, и, честно говоря, без особых проблем согласилась бы на то, что решит её возлюбленный. И он, явно догадываясь об этом, всё равно показывал, как дорожит её мнением. Дорожит традициями её клана, которые играют в её жизни далеко не последнюю роль.

— Вот угораздило же меня! — тут же подхватила она, не стесняясь похихикать над его словами. Шейнир хоть и был самым завидным женихом во всей империи, всё ещё оставался, пожалуй, самым непредсказуемым вампиром, которого она знала. Скажи ей кто-то ещё каких-то жалких пару месяцев назад, что она будет рада пойти под венец с обладателем такого тяжёлого характера, Айрис бы расхохоталась такому умнику в лицо. Сейчас вот было уже не до смеха. Не до саркастичного, по крайней мере.

Тайно обручиться с тем, кого любишь всем сердцем, но с кем не можешь быть... даже звучит, как отрывок из какого-то романа. Девушка ответила вампиру смущённой улыбкой, сама не понимая, почему это откровение её так тронуло. Возможно, потому что Шейнир раздумывал о подобном, пока Айрис допускала мысль, что интерес императора может угаснуть столь же внезапно, как и возник. А может, потому что она всегда высмеивала глупые книжки о любви, а теперь чувствовала себя главной героиней одной из таких.

«Сообщить обо всём в Кэтель... вот это «праздник» будет у Совета», — про себя усмехнулась она, пытаясь представить, как вытянутся их лица, стоит императору выйти к ним под руку с какой-то служанкой. До Кэтеля оставалось всего каких-то восемь дней. Восемь бессонных ночей до момента, когда её жизнь окончательно перевернётся с ног на голову. Обратной дороги уже не будет. Тогда почему вместо того, чтобы снова всё взвесить, в голову идут мысли лишь о том, какой фасон платья ей выбрать на церемонию бракосочетания?

— Бурное начало нового года у нас будет, однако, — не сдержав очередной усмешки, она не стала сдерживать себя и в желании потянуться за очередным поцелуем. Голову вскружила мысль, что ещё немного, и она сможет целовать его, не прячась по углам. Сможет держать его руку, не пугаясь каждого шороха. Сможет засыпать в его объятиях, прекрасно зная, что перед закатом им не придётся подскакивать и мчаться туда, где они должны были быть. — Сейчас пора возвращаться. Только вот... — девушка окинула саму себя взглядом, после запахнув посильнее кафтан, успевший открыть лишнее за время их объятий, — можешь приказать принести мне... плед или что-то вроде того? Боюсь, что если пройдусь в таком виде по коридору, испорчу главный сюрприз Кэтеля.