Шпионов не любят нигде.

Ни в блистательных дворцах, ни в неухоженных дворах, ни среди селян, ни среди знати. Даже наниматели — и те относятся к своим шпионам как к разменным монетам, и хорошо еще, что не как к навозу. Никто не может гордиться этим званием, как, например, королевский музыкант или придворный распорядитель. Нет такой должности — эспиониймейстер, и никогда не было.

Он так и не смог заснуть — тревога подходила к постели и молча смотрела в лицо, как жуткая женщина — нелюбимая и ледяная. Если страх крепко держит за горло, то тревога обнимает со спины, стискивая до побелевших костяшек, не давая вырваться — из-за нее приходится буквально заставлять себя дышать. Какой уж здесь сон, когда все мысли у ровных рядов эшафотов и таких же ровных голосов, зачитывающих приговоры.

Шпионов не любят нигде — и довольно часто тешат толпу их казнью.

Не стоило на нее ходить, но иногда обязанности придворного не спрашивают тебя, хочешь ты чего-то или нет — в любом случае обязан сопровождать королевскую семью и являться на светские мероприятия. Даже если они... такие.

Тени на стенах коридора выплясывают, покорные движению крохотного огонька свечи. Кажется, в это время сменяется караул — едва-едва драконий слух различает где-то лязг и негромкие глухие голоса, но о чем они беседуют, не разберет даже лучший на свете псионик.
Риаган приостанавливается на полпути, но заставляет себя идти — теперь не уснет же, пока в точности не вспомнит закон, касающийся шпионажа и обмана короны. Точно ли он еще не переступил моральную черту, отделяющую самозащиту от откровенного преступления?

Одна из теней вдруг вспучилась и метнулась вбок — и вроде бы понятно, что это просто сквозняк, но испуг сильнее.
«Люциановы потроха!» — ругнулся он и тут же застыл на месте. На самом деле, как-то неуютно поминать Всеотца, — тем более в грязном ругательстве, — вот так вот просто. Как будто его жрецы могут услышать нелестные слова в сторону своего покровителя и потом очень нехорошо, очень некрасиво припомнить.

Неожиданно, но дверь в библиотечное крыло оказалась не заперта. Неужели Эрнальд снова забыл запереть замок, когда отправлялся в свои покои? Нужно будет с утра сказать пажу, чтобы напомнил ему. Не то чтобы стража не справлялась с обязанностями... просто когда дело касается охраны знаний, они становятся теми еще ротозеями.

Он входит, плотно прикрывая за собой дверь; медленно, словно смакуя, идет мимо до жути знакомых книг, по привычке небрежно поправляет некоторые парой пальцев. Переходит из одного зала в другой, затем вдруг выныривает из-за одного из шкафов и едва не сталкивается с... кто это?

— М-миледи? — голос все-таки осекается от так и не сошедшего волнения. — Ищете что-то почитать вместо сна?

Тени на корешках вздрагивают, будто подчинившись единому порыву.

Приветствовать девушку как полагается настроения нет — да и она, кажется, не расположена обмениваться любезностями. Риаган спрашивает ее почти не задумываясь, из привычки подхватывать и поддерживать разговор о пустых вещах. Затем все-таки вдыхает увереннее и отвлекается от своих мыслей, чтобы оглядеть ее повнимательнее.
Чуть вьющиеся локоны волос, почти янтарные глаза и улыбка, явно предназначенная не ему. Он готов поклясться чешуйкой, что не помнит ее при дворе раньше. Да и одета не по-здешнему, скорее по-дорожному, словно забрела во дворец случайно, просто перепутав входные двери.

Поймав себя на том, что смотрит на леди дольше положенного, королевский секретарь отводит взгляд к книжным полкам, обращая внимание на секцию, в которой они столкнулись.

Не то чтобы Риаган был против того, чтобы помогать леди. Напротив — он совсем не понимал людей, которые относятся к женщинам как к вещам, которые можно игнорировать, когда хочется, и вспоминать о них, когда нужно. И уж тем более он не понимал тех, кто позволял себе бить их, словно домашнюю скотину. Был однажды такой случай прямо в саду — благо, обошлось без кровопролития.

«Клинопись? Ужасно непонятное место?» — королевский секретарь чуть хмурится на этих словах, даже слегка задетый таким неприглядным описанием любимейшего во дворце места. Неужели кто-то действительно видит библиотеку как запутаннейший книжный лабиринт и жуткую какофонию беспорядка? А ведь столько умов трудились над тем, чтобы сделать ее понятнее, структурированнее, легче... Неужели все впустую?
В который раз он бросает взгляд на девушку и ловит себя на мысли, что не узнаёт, кто она такая — даже приблизительно. Придворные не стали бы так разговаривать — они знают его, а он знает их... нет, она явно нездешняя. Дочь или жена богатого человека из столицы? — взгляд скользит по ее плащу, — очень похоже, но для Вильсбурга слишком неброско.

Риаган гадает над этим долгие несколько мгновений, даже не предполагая, кто перед ним на самом деле — опыт еще не сводил его с воровками.

— Миледи, уже давно ночь, и служитель королевской библиотеки не мог оставить Вас одну, — подчеркнуто вежливо. — Разумеется, если Вы его не отослали.

Подозрения все больше и больше отражаются на его лице, но лишь полунамеками: даже в плохом настроении он вполне умеет скрывать недовольство, и только задумчиво щурит глаза, когда она говорит точное название и даже автора.
Что-то смутно знакомое. Вроде бы. Стоит поискать в магическом секторе, если это про использование компонентов... птиц?..

— Про что эта книга? — он спрашивает напрямую, поддаваясь вдруг мелькнувшей мысли. — Не сочтите меня невеждой, но магические составляющие весьма далеки от моих занятий, а Ваша подсказка может ускорить процесс поиска.

Писарь смотрит в ее глаза снова и... это что, слезы? Несколько мгновений Риаган растерянно моргает, не в силах понять, что же такого в этой книге, что стоит быть настолько эмоциональной. Почти как придворные дамы, которые притворяются, что падают в обморок на пиру, попросив служанок затянуть потуже корсет.

— Миледи, не стоит так волноваться из-за какой-то книги. Мы найдем ее, а если ее нет в королевской библиотеке, что маловероятно, то вышлем прошение в библиотеки Андерила, Берселя и Весвольда... завтра.

Эрнальд забывчив, это правда, и совершенно в его духе оставить девушку без помощи и не закрыть дверь. Риаган иногда совсем забывает, что у людей есть такое понятие, как старость. Что они быстро ветшают и становятся рассеянными, медленными и даже немного злыми. Обычно со старого человека требуют меньше, чем с юного — может быть, именно поэтому?
Секретарь бросает быстрый взгляд на все еще слезливо блестящие глаза незнакомки. Вероятно, он и правда слишком поторопился не верить ей. Пока что ее ситуация — странная, но не из рук вон невозможная. В конце концов, кем он будет, если не поможет, последним мерзавцем королевства?

— Если там есть и про тварей, то, полагаю, я Вас понял, — взгляд снова скользит по чужим рукам, волосам и одежде, словно что-то ища и не находя. — Вы смотрели не там... Идемте.

В темноте идти по библиотеке — занятие то еще, но секретарь движется вполне уверенно, огибая препятствия, как будто не в первый раз является сюда ночью. Он оглядывается, чтобы не потерять неожиданную гостью.
И делает именно то, чего она опасается.

— Но зачем она Вам в такой час? — пальцы бездумно и очень привычно пробегаются по книжным корешкам. — Неужели для черных магических ритуалов, которые просто необходимо проводить только ночью?

Улыбка совсем мимолетно змеится по его лицу, как будто секретарь хочет разбавить шуткой напряженность момента, а не действительно хорошо сострить. Он очень надеется, что собеседница понимает шутки и не собирается обвинять его в грязной клевете. Эта ночь и без того слишком нервная, чтобы навлекать на себя еще большие беды.

Переплетение шкафов и стеллажей скрадывает звуки, разбивает их, мнет, как бумагу — шаги и голоса как будто тонут в мягкой книжной мгле.
Секция — вернее даже зал, — Животных, Тварей и Бестий оказывается совсем немногим меньше Главного зала — и каждый шкаф практически зеркально повторяет положение своих соседей в других секциях. Именно это всегда так нравилось Риагану, потому что стоит запомнить лишь схему одного зала — и ты уже знаешь каждый. Как можно называть это «ужасно неудобным и непонятным»?

— Так, когти и перья... — бормочет он, отстранив руку с лампой подальше от шероховатых дощечек, обнимающих книги. — Вы уверены, что она называлась именно так?

Пламя подпрыгнуло сильнее, поймав тонкий порыв воздуха откуда-то снизу. В углу зашуршала чем-то библиотечная кошка, способная, как и другие, найти ход куда угодно, даже туда, куда не ведут ни одни двери. Тишина прервалась коротким визгливым скрипом где-то в другом зале — и снова воцарилась.
Писарь прислушивается, продолжая пробегаться глазами по знакомым полкам. Вряд ли человеческий слух уловил бы такое — петли на библиотечных дверях смазывали вовремя, — однако, драконий вполне различил. Неужели кто-то вошел? Или это просто ветер?