- игровая дата
Сентябрь 1082
- локация
Остебен
- действующие лица
Сванвейг, Риаган, многообразие НПС
Отредактировано Риаган (21-08-2022 03:06:18)
Легенда Рейлана |
Фэнтези, авторский мир, эпизоды, NC-17 (18+)
В игре сентябрь — ноябрь 1082 год
Изменились времена, когда драконы довольствовались малым — ныне некоторые из них отделились от мирных жителей Драак-Тала и под предводительством храброго лидера, считающего, что весь мир должен принадлежать драконам, они направились на свою родину — остров драконов, ныне называемый Краем света, чтобы там возродить свой мир и освободить его от захватчиков-алиферов, решивших, что остров Драконов принадлежит Поднебесной.
Спустя триста лет в Зенвул возвращаются птицы и животные. Сквозь ковёр из пепла пробиваются цветы и трава. Ульвийский народ, изгнанный с родных земель проклятием некромантов, держит путь домой, чтобы вернуть себе то, что принадлежит им по праву — возродить свой народ и возвеличить Зенвул.
Более четырёхсот лет назад, когда эльфийские рода были разрозненными и ради их объединении шли войны за власть, на поле сражения схлестнулись два рода — ди'Кёлей и Аерлингов. Проигравший второй род годами терял представителей. Предпоследнего мужчину Аерлингов повесили несколько лет назад, окрестив клятвопреступником. Его сын ныне служит эльфийской принцессе, словно верный пёс, а глава рода — последняя эльфийка из рода Аерлингов, возглавляя Гильдию Мистиков, — плетёт козни, чтобы спасти пра-правнука от виселицы и посадить его на трон Гвиндерила.
Четыре города из девяти пали, четыре Ключа использованы. Культ почти собрал все Ключи, которые откроют им Врата, ведущие к Безымянному. За жаждой большей силы и власти скрываются мотивы куда чернее и опаснее, чем желание захватить Альянс и изменить его.
Силву столетиями отравляли воды старого Источника. В Гилларе изгнанники поклоняются Змею, на болотах живёт народ болотников, созданный магией Алиллель. Демиурги находят кладки яиц левиафанов на корнях Комавита, которые истощают его и неотвратимо ведут к уничтожению древа. Королеву эльфов пытается сместить с трона старый род, проигравший им в войне много лет назад. Принцессу эльфов пытаются использовать в личных целях младшие Дома Деворела, а на поле боя в Фалмариле сходятся войска князя-узурпатора и Ордена крови.
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Легенда Рейлана » Личные отыгрыши » [Сентябрь 1082] Без протеза как без руки
- игровая дата
Сентябрь 1082
- локация
Остебен
- действующие лица
Сванвейг, Риаган, многообразие НПС
Отредактировано Риаган (21-08-2022 03:06:18)
Погода была прескверной. С помрачневших небес лило уже почти неделю, и лишь изредка дождь прерывался на передышку, без какого-либо, впрочем, результата — город и все окрестности не успевали просохнуть, оставаясь по самые крыши в осенней грязи и небесной воде. Травы уже начинали чахнуть, а деревья — наполняться золотом. Птицы деловито готовились к зимовке и молчали — слишком много дел, не до беспечных песен! — и, казалось бы, не найти времени для порывов души хуже, чем это, но... Риаган нашел. Сам не зная, как и почему, но не прикажешь же самому себе сидеть взаперти за бумагами, когда хочется лететь за тридевять земель?
Странное время, когда создание жара может радовать слякоть. И дождь. И вон тот глупо выглядящий нахохлившийся кот. И усталые злые взгляды ремесленников, и даже насмешливые — от людей повыше.
Подходя к можжевеловой изгороди, он глубоко вздыхает, чтобы успокоиться — воздух свеж, сыр и изумительно прохладен.
Кованые ворота отворяются легко, без скрипа — маменька знает толк в уходе за металлом, — и здесь вместо скользкой грязи — примятая трава, исхлестанная ливневыми потоками.
Как же спросить так, чтобы она не заподозрила?
В том, чтобы обдурить незнакомца, хитрости нет. Но скрыть правду от той, кто знает тебя всю жизнь, кто искусна в дипломатическом деле и тем более — от той, кто твоя мать... О, задачка не из простых, но он справится, иначе какой из него фойрров шпион?
— Матушка, — он с порога проваливается, даже не замечая этого: улыбка слишком широкая, а глаза слишком блестят. — Погода сегодня просто ужасная!
Прежде чем зайти в дом, Риаган проводит руками по насквозь промокшему плащу; волны жара дрожащим воздухом проносятся по ткани, оставляя ее полностью сухой, а пар крупными клубами уносится прочь.
— Во дворце затопило подземные помещения. Хорошо, что архив этажом выше, иначе работать бы нам до следующего года. — писарь беззастенчиво скидывает плащ, не целясь, швыряет в сторону крючков, и даже попадает. — Я принес тебе кое-что интересное!
Он надеется, что «кое-что» действительно ее заинтересует, а не заставит отфыркнуться, как от какой-то дряни. Классическая тактика — сначала отвлечь на что-то, а затем уже просить. Работает со многими, но Сванвейг — не многие, ждать от нее такого легкого переключения внимания все равно что надеяться отвлечь хищника конфетой.
Использовано: Малый огонь. -20 маны. Остаток: 180 маны.
– Иди грейся, да сохни, - чуточку насмешливо фыркнула драконица, на миг задержав на своём пусть и высушившимся магией, но всё равно чуть подмокшем отпрыске, поначалу беглый взгляд. Безусловно, в изящном, умащённом золотом и запахом тлеющих листьев осеннем разложении, имелась своя прелесть. В долгих же, не прекращающихся чуть ли не днями дождях… Б-р-р-р. Нет уж, слишком холодно, слишком серо. Мерзко. Но, в любом случае – уж слишком бодро блестят глаза. Что же он там откопал – или кого?
– А как обсохнешь – топай сюда, покажешь.
«…и расскажешь.»
– …и травяного отвара налей.
Дверь захлопывается за спиной Риагана, а Сванвейг уже вернулась к прерванному занятию: на столе, перед ней – чернильница с пером и широкий лист бумаги, на котором рождалась новая идея, новое изобретение драконицы для её драгоценной кузни. Роды были, впрочем, мучительными. Затяжными, если угодно. Один эскиз, набросанный беглыми, уверенными линиями, выглядел вполне разумно и доступно: кузнечные меха, в количестве двух штук, рядышком друг от друга; в сторону, за пределы рисунка, тянутся рычаги движущих тяг – вот только два меха находятся в противофазе: один сжимается, нагнетая воздух, другой же, наоборот, совершает богатырский вздох. Дальше же…
Рядом, не очень уверенно – эскиз водяных колёс. В нескольких вариациях – соосные, следующие друг за другом, с небольшим смещением друг относительно друга. Далее – невообразимое, почти хтоническое нечто из деревянных шестерней и валов. Затем попытки эту конструкцию оптимизировать, упростить: что-то выглядело попросту невозможным, иное же, наверное, могло родиться лишь в мозгу умирающего от белой горячки осадного инженера, забывшего напрочь сами азы своего мастерства. Впрочем, Сванвейг осадным инженером не была и пребывала в блаженном неведении касательно своих набросков.
Венчала лист весьма эмоциональная клякса, из которой торчал обломок пера.
– Порой мне кажется, чтобы понимать инженерное дело, нужно быть Фойрром в макушку поцелованным, - пробурчала драконица, затылком ощущая взгляд сына, - А потом как-то вдруг вижу в нём логику. Весело, а?
Ещё немного посверлив взглядом пока не рождённое дитя своего разума, Сванвейг таки отложила перо и окончательно повернулась к своему потомку очень даже материальному и рождённому лет сорок уж как, умудряясь демонстрировать на своём лице одновременно любопытство и скепсис.
«Если он подарит мне трактат по механике, я его придушу. Слегка.»
Отредактировано Сванвейг (01-09-2022 01:10:40)
Травяной отвар? Он бросает взгляд на пузатый котелок у камина и небрежно подцепляет его магией — едва не роняет, правда, не ожидая, что тот окажется даже не ополовиненным, — но все равно доносит до стола, изображая из себя чуть ли не распорядителя театра на выступлении.
Котелок наклоняется, поводя едва заметным угловым носиком, плещет отвара в кружку — так, что даже проливается через край.
Даже не ойкнув на такую оплошность, Риаган смахивает жидкость со стола какой-то тряпицей и дирижирует кружкой прямо к Сванвейг, теперь уже осторожнее, так, чтобы не расплескалось на ее чертежи и не стукнуло по руке.
— Возможно, это Фойрр приходит, выкроив наконец время среди многочисленных упоминаний его имени, к тебе и целует в темечко, — он бесцеремонно сует нос в бумаги, выглядывая из-за плеча. — Новые грандиозные планы на перестройку?
Маменька в своем репертуаре — какие-то сложные чертежи, в которых демон обе ноги сломает. Как она разбирается во всех этих линиях и засечках? Он уже давным-давно перестал понимать, что происходит на ее бумаге — но всегда поддержит, даже если не понимает.
Наверное, так заведено во многих драконьих семьях. Хотя, если посмотреть на Асгрима, то явно не во всех. Риаган невольно морщится, запрещая себе думать о мерзком в такой прекрасный осенний день.
— Перед самым уходом чей-то слуга передал мне это... Возможно, это подарок или случайность, мне так и не довелось понять всего умысла сего действия.
Он вынимает на свет божий и протягивает Сванвейг блестящий и изящный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся тонкой пряжкой. И если глазам писаря она видится как тонкой работы вещь, то глаза кузнеца сразу же могут найти множество оплошностей и недоделок. Однако — прямо на металле вырезан воздушный, как будто струящийся узор, легкий, звонкий, чистый... изображающий летящих драконов.
Скорее всего, рисунок был сделан другой рукой, не той, которая ковала саму вещь, и скорее всего — значительно позже.
Использовано: Пальцы колдуна. -10 и -5 маны. Остаток: 165 маны.
Отредактировано Риаган (02-09-2022 21:17:17)
Свежий, бодрящий аромат мелиссы доносится до ноздрей драконицы ещё издали, когда Риаган со всей щедростью заботливого сына наполняет и переполняет кружку – но теперь, когда животворная жидкость оказывается на расстоянии вытянутой руки, все нотки душистого травяного сбора раскрываются в полной мере. Всё та же мелисса, земляничные листья… И Рейлан знает что ещё – Сванвейг никогда не была травницей. Бабка её, со слов матери, питала страсть к травничеству и зельеварению, и имела немалый в том талант, но сии чудесные склонности во внучке так и не проклюнулись.
Она подхватывает парящую чашку и чуть зажмуривается, ощущая, как свежий, чистый травяной дух вымывает из головы накопившуюся усталость, возвращает живость и остроту уму – ну или по крайней мере, создаёт очень хорошую иллюзию того. Прихлёбывает: настой обжигающе горяч, но драконья кровь ещё горячее. По легендам, древние предки её рода могли без вреда для себя купаться в лаве, как люди в воде. В детстве Сванвейг часто себе представляла такое: найти какую-нибудь уютную пещеру близ действующего вулкана и нежиться в потоках расплавленного, вязкого камня, что вмиг сжигал бы любую приставшую к чешуе грязь.
Впрочем, то были лишь легенды. Легенды и глупые детские мечты.
- Он может меня кое-куда ещё поцеловать! – бубнит она, едва отрывая губы от животворящего настоя. Следит за взглядом Риагана – и морщится, впервые за долгие часы взирая на творение своих рук более-менее свежим, незамутнённым взглядом. В какие дебри её понесло…
- Пытаюсь представить, как можно подвесить и привести в движение вторые меха. Чтобы работали от одного колеса, но вразнобой. Так воздух будет идти не рывками, а постепенно, всё время.
На особое понимание Сванвейг не рассчитывала: её отпрыск никогда не питал ни особого интереса к кузнечному делу, ни таланта к инженерному делу – справедливости ради, как и она в своё время. Впрочем, и отторжения особого дело матери у него не вызывало. А раз так, то всегда можно было надеяться на чудо, на внезапное озарение...
- Хм…?
Одного взгляда на предмет в руках у Ри хватило, чтобы все заботы и сложности этого вечера улетучились прочь. С лёгкой досадой она косится на покрытый каракулями и грубыми набросками пергамент – и тот стыдливо сворачивается, обнажая дерево столешницы. Впрочем, свято место долго не пустовало: чашка опустилась на доски, и драконица смогла уже посвятить всё внимание изучению внезапного подарка.
Для начала, сталь. По-видимому, мягкая, не закалённая – впрочем, кто в здравом уме стал бы закалять сталь для обычной пряжки!?
«Совсем кукухой поехала на ковке оружия и доспехов, старая.»
М-да. Впрочем, назад, к делу. Сталь мягкая, кована весьма аккуратно, с осторожностью и заботой. Ржавчины – ни пятнышка, ни намёка. Сплав? Сложно сказать наверняка: пряжку однозначно шлифовали позже, заодно сглаживая лёгкие небрежности, оставленные кузнецом. Иначе бы не уадлось высечь на поверхности этот тонкий, воздушный – казалось, дунь, и они воспарят в небо, чтобы продолжить там свой танец – узор в виде двух летящих ящеров.
Свободные и счастливые, вольные лететь куда только захотят. Пляшущие меж облаков, над туманами, под звёздным небом…
Ресницы драконицы чуть дрогнули, и пальцы продолжили скользить по металлу, как ни в чём не бывало. Пряжка – пустяк, неплохая, но и не мастерская работа. Но резьба… Что делало силуэты такими живыми, такими правдоподобными…? Ну да, конечно! Силуэты не уходили вглубь металла, не врезались в материал, но выступали из него округлостями тел и зубцами крыльев. Фойрровски сложная и кропотливая работа.
- Подарок. Но не случайность. Скорее всего – сообщение; само по себе или его часть, - она косится на сына, гадая, изображает ли тот непонимание, или же действительно мог поверить в то, что подобный дар может быть делом случая, - Впрочем, не думаю, чтобы это было угрозой. Носи спокойно.
Она возвращает пряжку – чуть неохотно, не желая расставаться с делом рук неведомого мастера. Что-то казалось в нём знакомым, а также вызывало весьма ощутимую зависть и ревность. Она смогла бы так же! Будь у неё рука…
Использовано: Пальцы колдуна. -5 маны. Остаток: 195 маны.
Отредактировано Сванвейг (15-09-2022 19:37:04)
— Хм... — Риаган очень качественно делает вид, будто заинтересован — многолетние тренировки при дворе, — затем останавливает себя, отстраняет от привычки, напоминая, что дома можно быть искренним. И от всего сердца сказать, что нихрена здесь не понимаешь. — ...У тебя обязательно получится. Хочешь, я испрошу совета у старшего архитектона? Может быть, он сможет дать какую-нибудь подсказку.
Он знает, что матушка вряд ли согласится — такая уж она, привыкшая делать все от корки до корки сама и не любящая, когда кто-то посторонний лезет в ее дела. Вот если бы он мог ей помочь... Писарь косится на пергамент, но ничего путного не идет в голову — только ощущение позора собственной неосведомленности. Не всем дано даже делать попытки разобраться в инженерном деле, не то что создавать подобные фантазмы.
Однако, Сванвейг тут же переключает внимание на безделушку — пробует ее пальцами, трогает кончики дужек, задерживается на рисунке витиеватых крыльев. Думает о чем-то своем. Может быть, о материале и опыте резчика, а может, жалеет о том, что...
«Что» проносится мимо, остается недосказанным даже в мыслях. Как бы странно ни было, недосказанность — основа их взаимопонимания. Они с матерью понимают друг друга без слов, потому что помнят многое и не хотят бередить общую рану. Она и без того порой кровоточит.
— Впрочем, не думаю, чтобы это было угрозой. Носи спокойно.
— Сообщение, но не угроза? — он остается спокойным, но что-то в голосе напрягается. Прошлая бахвалистость стирается без следа. — Никто, кроме короля и его самых доверенных советников не знает... о нас. Если это не случайность, то наверняка может быть если не угрозой, то предупреждением.
«Еще шаг, и пряжка обернет вокруг шеи дракона не плащ, но веревку», — например, так, но это было бы слишком поэтично и слишком конкретно. Обычно такие вещи рассчитаны на воображение и мнительность получателя — что он начнет лихорадочно думать и искать врагов там, где их нет.
Слишком легко и совершенно неизящно.
— Мне кажется... будет лучше, если она будет у тебя. На всякий случай, — еще один намек на нечеловеческое происхождение ему совсем не нужен, а Сванвейг, кажется, живо заинтересовалась вещицей. Если передававший рассчитывал на это, то, что ж, его расчет удался. Но это ничего ему не даст.
Риаган доходит до книжных шкафов и вытягивает из общего ряда отлично знакомую книгу — «Истории и мгновения Эарвенских прир». Переплет из резных деревянных дощечек совсем истерся, но узоры растительных мотивов все еще можно разглядеть невооруженным глазом. Когда-то, когда он был еще маленьким, «приры» были для него скучными, но теперь могут оказать неоценимую помощь.
Писарь осторожно перелистывает страницы, пока не находит определенную — максимально подробное описание земель, лежащих к юго-западу отсюда. Конечно, за столько лет многое могло измениться, но общая картина наверняка осталась такой же.
Волнение холодным узлом завязалось в горле.
— У меня есть к тебе одна просьба. Ты большая мастерица по части мечей, а мне... нужен меч. Или кинжал. Что-то острое и большое.
Он не поднимает взгляда от текста, стараясь перелистнуть страницу как можно непринужденнее и ожидая закономерных вопросов. Да, он мог бы пойти к кому-нибудь еще, но другие кузнецы вряд ли согласятся отложить все заказы ради него. Даже за крупную сумму.
– Как знаешь, - драконица лишь пожала плечами, бросив ещё один долгий, изучающий взгляд на произведение искусства неведомого мастера, прежде чем аккуратно опустить пряжку на стол. От напускного равнодушия, насмешливого пренебрежения Риагана не осталось и следа: кажется, её слова лишь подтвердили его собственные догадки, которые сын упорно отгонял прочь как невозможные. Простой подарок, а вернее, та весть, которую он нёс с собой, не предвещали ничего хорошего ни ему, ни ей. В семье Сванвейг не было принято афишировать своё нечеловеческое происхождение, а после определённых событий, обмолвиться кому-то даже случайно не хотелось совсем.
Но, с другой стороны, если отнестись к этому трезво…
– Ри, что известно троим, известно и ослу. Я уж не упомню всех, кто ныне в советниках у нашего наимудрейшего Гренталя, но готова спорить на свою вторую руку, что кто-то из них – редкостный осёл. Может, решил воспользоваться своим знанием сам, может, разболтал кому.
Упомянутая рука, будто сама по себе, потянулась к лежащей на столе, чуть поодаль, трубке. Тук, тук – чаша на конце дважды мягко ударяется о дерево, оставляя на столешнице маленькую горку праха, уже давным-давно успевшего остыть. Надо будет смахнуть и выкинуть за порог – попозже. А пока что можно залезть в кисет и достать оттуда щепотку остро пахнущих, истёртых до неузнаваемости листочков табака. Лёгкое, привычное движение – и они скрываются в чаше трубки, и, послушные пристальному взгляду Сванвейг, начинают неспешно тлеть.
– Ты куда лучше чем я знаешь, сколько всего интересного можно найти в архивах дворца. Можно доказать что угодно, от права на надел до права на наследование трона какого-нибудь рода. Было бы желание. А тут ты, такой дракон в самом расцвете сил, за человека себя выдаёшь. Грех не воспользоваться.
Алый отсвет в чаше на миг становится ярче – и в следующий момент крепкий табачный дух расползается по дому. Сванвейг косится на пряжку, затем глядит на сына. Перетрухнул, малец. Ну ничего. Хладнокровие приходит с возрастом… Вроде как. К ней, вон, пришло отнюдь не во всём – но, по крайней мере, она сейчас не паникует, что Ри и её сына раскроют при всём честном люде.
Только вот не стоит, ой как не стоит путать хладнокровие с равнодушием…
– Не дрейфь, всё будет. Знаешь, как бы я трактовала такой посыл, пожелай искать в нём скрытый смысл?
Две струйки дыма вырываются из носа – бледная пародия, почти насмешка над той мощью пламени, что способно исторгнуть из себя драконье чрево. Была в том своя ирония – столь любимая Свагвейг.
– «Ты теперь наша сучка. Вот тебе, поводок защёлкнуть. Веди себя хорошо, и затягивать не станем». Советую послушаться…
Янтарь её глаз вдруг плавится, оживая пламенем – не тлеющим, но обжигающим. И голос грубеет, вмиг обращаясь в низкий рык.
– …А затем найти этого ублюдка, и выпустить ему кишки, в паре миль над землёй. В назидание, блядь.
Ладонь тяжело хлопает о дерево, и горка табачного пепла содрогается, частично слетая на пол. Ну и хер с ней – успеет убрать. Поднимаясь со стула, драконица бросает взгляд на книгу в руках своего сына, силясь разглядеть переплёт – пока что, безуспешно.
– Я так понимаю, не письма открывать, - вопрос звучит, скорее, как утверждение. Неужели Ри настолько испугался? Нет, вряд ли. Что-то тут не сходилось. Покусывая мундштук трубки, Сванвейг изучала своего сына, пытаясь в его позе, в его тоне, найти ответы на всё новые и новые вопросы. В сущности, докапываться до самых глубин истины она не намеревалась: всё-таки, уже не маленький, и сам вправе как и влезать в проблемы, так и выкарабкиваться из них. Но любопытство и беспокойство за родную кровь всё равно никто не отменял.
– Да хоть сейчас, в принципе. Только углям разогреться надо будет, полчасика хотя бы. Не соизволишь просветить, на кой хрен оно тебе?
Использовано: Малый огонь, -10 маны. Остаток: 185 маны.
Отредактировано Сванвейг (12-10-2022 16:40:47)
Кто-то из них? Риаган даже знает, кто именно больше всех похож на осла, но тот вряд ли додумался бы играть тонко — даже такой способ запугать для него был бы вершиной манипуляции. Нет, если это действительно угроза — отправителя следует искать вне приближенных королевского круга. Того, кто маячит за их спинами и меняет местами их стулья.
Неприятно думать, что это могут быть жрецы Люциана. Вот здесь он действительно готов испугаться — подобный знак может быть сигналом, что его действиями недовольны, что что-то он сделал не так, и стоит что-то предпринять... но что? Последнее поручение он выполнил блестяще — «язык» не только раскололся, но и добавил сверху солидную горстку имен и фамилий, стоило только намекнуть, что о его нечистой крови кому-то известно.
Риаган косится на Сванвейг, не в силах признаться, что поводок на нем уже давно защелкнут.
Глаза драконицы вспыхивают далеким отблеском пожара, и в этот миг она так похожа на себя прежнюю, королевского посла с затаенной опасностью во взгляде. Только огня стало больше, а притворства — меньше.
В назидание...
Он замирает на этих словах, отчетливо представляя себе, как когти вонзаются в человеческий живот.
Мурашки ползут по позвоночнику, покалывая в районе лопаток, как если бы с сухим шорохом и щелчками приподнялись шипы на хребте. То, о чем говорит Сванвейг — зверья дикость, невероятное варварство, ужасная жестокость, но... он вспоминает, как сильно иногда хочется сжать клыки на чужом горле и держать, пока не перестанет дергаться.
Риаган прерывисто выдыхает, пораженный то ли резкостью материнского совета, то ли собственной на него реакцией. У него уходит добрые несколько минут, чтобы отойти — он нервно перелистывает книгу, едва не надрывая тонкий пергамент, не задерживаясь взглядом на буквах.
Кишки выпустить...
— Думаю, это слишком... крайняя мера, — наконец, говорит, одним движением захлопывая «приры». — Пока что напрямую никто не угрожал.
А что он сделает, если будут? Неужели правда подхватит человека в воздух и так запросто лишит жизни? Вряд ли у него хватит духу. А вот у Сванвейг вполне могло бы.
— А ты когда-нибудь... — Риаган поднимает взгляд на матушку и смотрит со смесью интереса и робости. — Делала так с теми, кто угрожал тебе во дворце?
Наверняка у нее были недоброжелатели и, может, даже остались сейчас. Те, кого она не растерзала — зубами или словами, точным ударом или небольшим письмом. Матушка вмиг представилась ему совершеннейшей интриганкой, которая убивала всех, кто ей не понравится.
Даже интересно услышать их фамилии — может быть, кто-то из них как раз находится рядом. Слишком близко.
— Не письма. Он мне нужен для одного очень важного дела. — главное, не упомянуть, какие красивые у этого «важного дела» глаза. — Я кое-куда собираюсь, но об этом никто не должен знать. По крайней мере, пока.
Если узнают при дворе — засмеют. Если узнает матушка, то скажет что-то вроде «у тебя мозгов меньше, чем у редьки. Не думала, что воспитала такую пустую голову». Но это не так уж и важно, если у него получится.
Писарь улыбается собственным мыслям, почти позабыв о разговоре про выпущенные кишки.
Она чувствует это, ещё прежде чем увидеть – как пламя гнева, до того окутывавшее лишь её, вмиг перекидывается на Риагана, отзываясь звериной ярости в глубинах его души, находя отклик в самой его драконьей крови, оставляя тонкую, хрупкую оболочку привычных норм морали робко трепетать где-то в закоулках разума, бормоча под носи что-то глупое и бесполезное, наподобие «так же нельзя, это же убийство, это зверство…».
Играя с огнём – будь готов обжечься. Играя же с живым, крылатым и огнедышащим порождением пламенной стихии...
Но вспышка прошла, так же быстро, как и явилась, оставляя юного дракона в замешательстве, в растерянном и бестолковом перелистывании страниц книги, словно где-то там таился тот самый ответ, что помог бы ему разобраться в себе. Робко стеная, на место вернулась потревоженная пресловутая «цивилизованность».
Но семена её слов упали на плодородную почву. Она знала это – пресловутым материнским чутьём. Он поймёт, рано или поздно: пламя в крови, и та жестокость, которую это пламя порождает, не всегда надлежит держать в узде. Иногда – главное, почувствовать верный момент – поводок самоконтроля можно чуть-чуть и подотпустить…
- Господа, сегодня я спас недальновидного вымогателя от пожирания заживо!
- Это как же, позвольте узнать?
- Самоконтроль, господа, самоконтроль.
- Пока что, - хмыкнула драконица, прежде чем в очередной раз глубоко затянуться и выпустить облачко густого, душистого дыма, - Главное не упусти момент, когда для того будет слишком поздно.
Голос её вновь принял беззаботный, саркастический отзвук, словно и не было той минутной вспышки пламенной ярости – только лишь где-то на дне двух озёр алого янтаря танцевали поднятые вихрем искорки. Настроение Сванвейг, впрочем, стремительно улучшалось с каждой секундой, даже несмотря на злополучный подарок. Немного самоуверенности – вот чего не хватает Риагану. Ну ничего. До этого нужно дозреть. А она будет рядом, чтобы помочь, когда нужно.
- Убийство – это последний выход, когда тебя уже загнали в угол, - уклончиво ответила драконица, ступая в сторону кузни, уверенная, что сын последует за ней. Меткий, выверенный годами практики пинок в угол двери, пустил дрожь по дереву, заставляя ту неохотно распахнуться – освобождать руку от трубки было откровенно лень, - Поначалу было, конечно, тяжеловато. Но я свыклась. Придворные интриги не столь отличаются от большой политики, знаешь ли - только масштаб поменьше. Обычно было достаточно определить источник угрозы и его слабые места.
Она усмехнулась давнему воспоминанию. «Слабые места»… За пару лет до рождения Ри, ей довелось очень изящно решить проблему с одним особо дотошным Андерильским графом. Когда семилетний виконт пропал из родного поместья, казалось, его отец поставит на уши всё королевство. Но неделю спустя, мальчугана нашли вновь – опять же, в родных стенах, восторженно рассказывающего про «добрую тётю дракона» и такой маленький, маленький мир сверху.
После этого граф был тих и нем, конечно же. Чего стоили свидетельства ребёнка? К тому же, кроме него, крылатого ящера не видел никто. А если поднимать шум… В следующий раз, сына могут уже и не найти.
- Ой, конспиратор, - проворчала Сванвейг, зажигая светильники по углам кузни, разгоняя тягучий, густой мрак. Сунув трубку в зубы, она привычными, сноровистыми движениями пробуждала кузню ото сна. В горн отправилась пара щедрых пригоршней свежих углей и полпинты горючего масла; туда же – кусок промасленной, легко вспыхивающей от малейшей искры ветоши. Трубка, уже почти выкуренная до конца, теперь торчала в плотно стиснутых зубах снующей туда-сюда драконицы. Наконец, рука её легла на тяжёлый, торчащий откуда-то сверху деревянный рычаг.
- Повпавивай, фто фмотвифь, - буркнула она своему сыну, указывая взглядом на накрытые масляной тканью угли. А затем с силой толкнула рычаг вверх, пробуждая огромные меха ото сна, подпитывая зарождающееся пламя животворным воздухом.
Устроившись на чуть позвякивающем под её задницей тюке с готовой продукцией её кузни, драконица чисто механическими движениями вытряхивала табачный прах из трубки, чтобы в следующий момент положить туда свежую порцию зелья. Глаза её были прикованы к пламени – живому, подымающемуся высоко и яростно, словно танцующему в искустыенных порывах ветра. Это всё масло и ткань. Скоро они прогорят без остатка, и останется лишь ровный, обжигающий жар углей. Не антрацитов, конечно – но весьма недурных, тем не менее. В прошлый раз она весьма красочно объяснила, что будет с тем, кто привезёт в её кузню бурый уголь…
- На самом деле, было, - вдруг неохотно вымолвила она, не отрывая взгляда от мерцающих огней, - Ты ещё совсем мелкий был, не можешь помнить. Виконт Родрик Денебола. Его нашли на рыночной площади Остебена, прекрасным весенним утром. Сломанные рёбра с двух сторон, пробитые лёгкие, оторван кусок плеча – и будто бы сброшен с огромной высоты. Скандал был… Немалый. Убийцу не нашли. Я имела весьма тяжёлую беседу с королём. Но никто, ни один ублюдок больше не смел манипулировать мной, угрожая моему сыну или моим родичам.
Пламя. В глазах – изнутри, и отражая разгорающийся горн. И пламя в крови – всегда. Некоторые вещи никогда не изменятся, наверное.
Отредактировано Сванвейг (18-11-2022 15:07:06)
Уже упустил.
Петля затянута слишком туго — уже не извернешься по-змеиному, не ударишь исподтишка, остается только раздирать собственную шею в надежде ослабить путы. Люди всегда знали, как убивать непохожих — всего одно жреческое слово, и от огня останутся только затоптанные черные головешки.
Какие слабые места могут быть у самой сильной религиозной организации в Остебене? Пытаться выходить на жрецов — все равно что давить по одному муравью из муравейника. Очень, очень злому муравью с хорошими связями с другими злыми муравьями. Скорее всего, Риагана повесят где-нибудь на третьем.
Он только вздыхает на слова матери, следуя за ней в кузню. Вот бы ему немного ее решительности и смелости. И изощренности. Быть может, жизнь стала бы намного легче, умей он не только шипеть из угла, но тоже взорваться огненным залпом, когда нужно...
Темнота густая, почти плотная, и писарь почти сразу же запинается обо что-то, больно ударяясь голенью, ойкает, облокачивается на стену, которая тут же впивается какой-то полкой ему в поясницу. Драконица здесь даже не как, а дома — тут же прогоняет тьму, разжигая светильники, и Риаган просто старается ничего не трогать, чтобы никакие незнакомые тяжелые и острые вещи не попадали со своих мест.
— Повпавивай, фто фмотвифь, — бурчит Сванвейг, не желая отложить любимую трубку даже сейчас, и Риаган понимает, что она хочет сказать. Смешное дело — как можно не понять собственную матушку?
Пламя, как яркая лента, скользнуло по его пальцам, брызнуло к углям, взвилось, подхваченное воздухом, и затанцевало, подскакивая и мечась. Несмотря на беспорядочность, очень... успокаивающе. В воспоминаниях на грани сознания оживает тягучий, низкий звук флейты — неуверенно дрожащий на окончаниях, но глубокий и зловещий. Такой, каким его играл отец. Прямо перед этим самым, но уже догорающим огнем.
Эти минуты прочно врезались в память, потому что были редки — Асгрим нечасто позволял сыну находиться рядом в такие моменты. Тогда он казался... мягче? Слабее, чем обычно? В те времена Риаган не понимал, почему, но понял сейчас.
— На самом деле, было, — вдруг говорит матушка, тоже предавшись огненным мыслям, описывает, как убила человека, даже слишком подробно, и Риаган... кажется, следовало бы испугаться, почувствовать себя тревожно хотя бы для приличия, но он не чувствует ничего особенного. Лишь далекий отзвук благодарности и... гордости?
Родрик Денебола. Виконт. Лет тридцать назад? Тридцать пять? При подсчете человеческих лет приходится быть точным — что для дракона незначительно, для человека может быть фатально важным. Ошибешься в бумажках на десяток лет — а должник уже пять из них как мертв.
Денебола... Да, он знал эту фамилию — некий Вильсен Денебола когда-то запрашивал протекцию короны в деле землераздела. Канцелярия ему отказала, и титул вместе с землей перешел к другому роду. Но к какому?.. Неужели это касается того случая, когда бывший наследный виконт пошел с битвой на собственных отпрысков? Проблема землераздела стала проблемой кровораздела...
Риаган мысленно делает пометку — узнать, куда делся последний Денебола и какая все-таки фамилия теперь владеет теми землями. На всякий случай.
— Поразительно, — наконец, отзывается он, не отрывая взгляда от огня. — Ты делала вещи, которые я себе и вообразить не могу... Знаешь, в прошлом месяце у меня на глазах умер человек. Аргар Риваль. Его раздавило крышей, крови было... Меня тогда чуть не стошнило.
Снова — блеск металла под лунным светом и резкий, тяжелый железный запах.
— Не знаю даже, как можно сделать это самому.
Использовано: Малый огонь. -10 маны. Остаток: 155 маны.
Отредактировано Риаган (02-12-2022 02:27:25)
- Твой знакомый? – поинтересовалась Сванвейг, не отрывая взгляда от трепещущих огоньков, парящих над ровным алым сиянием. Бледным отсветом расцветает малиновое свечение в трубке, и дым клубящимися струйками стремится вниз, развеиваясь где-то на полпути до пола, - В любом случае, сочувствую. Смотреть на смерть того, кто тебе не враг – зрелище не из приятных. Если ты не на голову отбитый, конечно же.
Драконица косится на неуютно ёжащегося сына, и только тут до неё доходит, насколько сильное впечатление на него оказали её слова и его собственные воспоминания. Ну конечно же! Он ведь впервые увидел смерть, увидел кровь. Порой она слишком легко и быстро забывала, насколько Риаган на самом деле юн, как много славных и скверных вещей в этом мире ему ещё незнакомы. Такой самостоятельный в свои сорок с небольшим лет – сам проблемы найдёт, сам и решит. Сам же на должность писаря выбьется, в конце концов…
Ну, ещё бы, самостоятельный. Отец – мудак, мама – вечно разъезжая пиздося.
Она сдерживается, чтобы не фыркнуть своим мыслям – лишь на миг лицо её искажает гримаса лёгкого отвращения к себе. Мать, Фойрр её дери. И ладно бы признала собственную некомпетентность, отправила бы хотя бы на десяток лет в семейное поместье, на радость отцу и сёстрам, нет – обязательно надо было оставить тут, этому чешуйчатому мудаку да вечным человеческим нянькам. Чудо, что её сын хоть немного стал драконом, если вдуматься…
Конечно, можно сказать, что корит себя зря, несправедливо – сейчас, по крайней мере. Что к такому ничто подготовить не может в полной мере. Только лишь смягчить неизбежный шок, чуть огрубить нежную душу в нужных местах.
Сванвейг закрывает глаза…
- А какого это – отнимать жизнь?
Девочка чуть вздрагивает под задумчивым, внезапно отстранённым взглядом светло-карих отцовских глаз. Вздрагивает – но не отступается, отвечает на пристальный взор своим, твёрдым вопреки всему. Сестра рядом тоже стихла – впрочем, она-то знает, что юной душе скажет барон Скалладар.
Явно не то, что ожидает услышать двенадцатилетняя драконица – но то, что ей однозначно поможет сделать некоторые выводы.
- Грязно, как правило. Потроха валятся на траву, кости трещат под копытами, мозг лезет из ушей... Скверно, но зато лишает такой участи товарищей… Или меня.
Да, отец мог бы многое дать Риагану. Или хотя бы её браться, раз уж на то пошло. Но прошлого не вернуть, и остаётся лишь надеяться, что последствия её ошибок не сломают жизнь её отпрыску.
Поднявшись со своего не слишком комфортного насеста на тюке с железками, Сванвейг привычно зажимает трубку в зубах, прежде чем со звоном и грохотом зарыться в груду заготовок самых различных форм и размеров – грубо, почти небрежно обработанных слитков, стальных и железных, отдалённо напоминающих будущее оружие. Для начала, только сталь – её сын заслуживает лучшего. Неужели можно было предполагать иначе? Этот великоват, этот доводить до ума долго, ещё один просто дрянной… А вот ты иди-ка сюда.
Языки огней уже почти утихли над ровным слоем углей, оставляя лишь ровный алый свет раскалённого горна. Жар ощущался почти физически, будто прилипая к коже – славный жар. С негромким шорохом холодная сталь легла на средоточие жара, оставляя драконице с сыном ещё несколько долгих минут для беседы.
Может, ей стоит воспользоваться отцовским приёмом…? Сванвейг чуть усмехается своим мыслям, крутя в пальцах чубук трубки и бросает задумчивый взор на сына.
Наверное, всё же нет. Уже не двенадцать годиков.
- Очень просто, Ри. Ты просто оказываешься в ситуации, где или ты досрочно покидаешь сей чудный мир, или мудак напротив тебя. Или, ещё лучше – этот мерзавец недвусмысленно намекает тебе, что намерен сделать с твоими родственниками - а ты знаешь, что он может. Твои действия? Уступишь привилегию дыхания и жизни близких, м?
Глаза – как два угля, выпавших из горна.
- Или, может, постоишь в кои-то веки за себя?
Неспешная затяжка – и дым вновь медленно расползается по кузне. Сванвейг смотрит чуть в сторону, думая о чём-то своём.
Считая тела – вернее, вспоминая обстоятельства, что сделали их таковыми.
- Мне, знаешь ли, тоже удовольствия было немного. Но когда я ломала Родрика, я не думала о том, как же это жутко. Когда я сжигала заживо тех ублюдков, что меня изувечили, я вообще ни о чём не думала. Жизнь или смерть. Выбор не всегда столь узок, но когда он встаёт, места для отвращения не остаётся, Ри.
Юный дракон качает головой.
— Из тех, кто называет другом, но клевещет за спиной, — пальцы в нервном жесте пробегаются по рукавам. — Я не знал его... точнее, знал, но недолго.
Какой бы гадостью ни был человек — низко желать ему смерти. Низко представлять его переломанным, истекающим кровью, с раздробленным черепом, с рукой, безжизненно сжимающей пустоту... Низко и нехорошо.
Не из приятных... Да оно до сих пор является иногда в кошмарах — мешанина металла и крови, в которую зажевало человека, только что с тобой говорившего. Сложно назвать подобное простыми прозаичным словами «не из приятных», но у матери как-то получается.
И от этого вдруг становится легче. Как будто действительно — просто неприятное зрелище, а не хтонический ужас чужой смерти.
Они молчат; Сванвейг поднимается с тюка и уверенными движениями продолжает работу, которую делает, наверное, в тысячный раз. Вот она достает какой-то металл, вот горячее брюхо горна обнимает его, топит в себе, опаляя ровной, мощной, уверенной силой пламени.
Жар согревает — несколько даже чересчур, — Риаган ловит себя на том, что вытирает легкую испарину со лба. Или это не слишком простой разговор на не слишком простую тему?
— Твои действия? Уступишь привилегию дыхания и жизни близких, м? Или, может, постоишь в кои-то веки за себя?
Угли в горне поют, издавая едва слышный гул.
Уступит ли он? Будет ли сражаться, сжимать свою жизнь в зубах и когтях, рушить чужую, оставляя только хрупкий остов переломанного человеческого тела?
Он не выдерживает пылающего материнского взгляда, даже смотрящего не на него. Отворачивается.
Чем сражаться с мудаками, лучше вовсе им не попадаться, чуять за версту и все обо всех знать.
Для этого дан страх. Чтобы научиться извиваться, скользить, танцевать с опасностью. Чтобы носиться меж кромок мечей порывом, бликом, тенью — увиливая в сторону в последний момент, чтобы страшный гудящий удар пришелся в кого-то другого. Быть стремительнее ветра над шалым морем, бесплотнее тумана, неотвратимее камнепада на горных склонах. И чтобы уносить на легких крыльях всех, кто дорог и близок твоему сердцу.
Неразумные и порывистые накажут себя сами, запутаются в своих же движениях, устанут и уронят руку с карающим мечом, не заметят, как ударят себя же по ногам.
Но отчего так давят и не дают вздохнуть триумвиратские путы?
Глядя в угли, Риаган вдруг с отчетливостью понимает — нужно освободиться. Хотя бы попытаться рвануться. Если не ради себя, то хоть ради матушки — ради ее спокойных ночей, не омраченных светом факелов и внезапным стуком латной перчатки в ворота. О, что здесь было бы, явись они к ней...
Огонь стоял бы до небес. Примерно до такого же уровня стояли бы и ругательства.
Эшафот стоял бы до небес, а не огонь, идиотина мечтательная. Сразу же представил, как хорошо было бы побежать к мамочке, чтобы она защитила от плохих жрецов?
Нет. Он сделает это сам. Сам ввязался. Сам отвяжется.
У него получится решить проблему словами — всегда получалось, получится и в будущем. Не могут люди быть настолько неразумными, чтобы не слушать слов. Не бывает таких.
К каждому найдутся свои ключи, каждого можно уговорить, заставить не захотеть нападать. У любого есть слабости, присущие их сознанию. Нужно только отыскать их, вынюхать, поддеть, но не дать разглядеть свои. Похоже на битву, но она не закончится тем же исходом, что и битва настоящая.
— У многих мерзавцев тоже есть близкие. — туманно отвечает он, разглядывая составленные башенкой ведра.
Отредактировано Риаган (27-12-2022 14:00:11)
Драконица с лёгким недоверием и разочарованием косится на своего сына – не выдержавшего, отвернувшего взор, бормочущего под нос что-то бестолковое и к делу мало относящееся. Вот она, цена пренебрежительного отношения к родительским обязанностям. Чему его учила та нянька – как там её звали-то вообще, кстати? Небось, типично человеческим добродетелям: терпению, смирению да умению лгать, не меняя лица. Люди славные учителя в этом: Сванвейг знала это по себе. На сколько лет пришлось сгинуть, уснуть в душе той вспыльчивой, порывистой девчонке, что грезила историями о героях прошлого, била палкой крапиву и жгла дыханием камыши, мечтая о битвах и подвигах? Сладкие речи, демонстрация силы слова, несколько уроков – и вот, она уже послушная и сдержанная леди, на пути к становлению королевским послом. К чему огонь и кровь, если дело решат перо и чернила…?
Чуть дёрнулся уголок губ, искажая лицо поднявшейся со своего насеста драконицы гримасой. Конечно же. Пренебрегла долгом, и вот – вырос больше человек, чем дракон. И всё же, оставался шанс разжечь огонь в душе, вернуть сыну убеждённость в собственной силе, в дремлющем могуществе – но и его она упустила. Да чего уж там, упустила. Натуральнейшим образом просрала. Решила изобразить из себя героя, воительницу, показать жалким смердам гнев дракона – и к чему это её привело? Много ли навоевала, а? А какой пример единственному отпрыску…! Попробуй постоять за себя: вмиг обратишься в прикованного к земле калеку… Если вообще выживешь.
- Нахер всё это – бурчит она вполголоса, даже не задумываясь, услышит ли её Риаган, с силой отбрасывая трубку куда-то в сторону, во тьму, в душе надеясь услышать шелест и звон разлетающихся черепков. Вслед она даже не глядит, вместо того подхватывая со стола с инструментами массивные, для работы с раскалённым металлом щипцы. Сколько они оставили на её руке ожогов, пока калека-кузнец не наловчилась пользоваться ими одной рукой…? Пожалуй, уже и не счесть. Сванвейг привычным, выверенным движением подцепляет полоску металла с пышущих жаром углей, придирчиво осматривает со всех сторон, щуря глаза от иссушающего потока горячего воздуха. Сталь сияет собственным светом, словно впитав саму сущность пламени, тем же желтовато-белым оттенком – и женщина, удовлетворённо кивнув, подхватывает заготовку с её инфернального ложа, чтобы опустить её уже на хладную, заждавшуюся своего часа наковальню.
Щипцы, пока ненужные, метким броском отправляются обратно на стол – и, пока грохот стали и дерева ещё не успел утихнуть, в руке драконицы словно из ниоткуда возник тяжёлый кузнечный молот. Её лицо сосредоточено, нижняя губа чуть прикушена: в бездну отправились все беды и все переживания, все разочарования и надежды: осталась лишь работа и она. Удар, другой, третий – снопы искр разлетаются в стороны, донельзя зрелищные в полумраке вечерней кузни, и металл, словно по волшебству, ни на волосок не сдвигается с наковальни, лишь потихоньку меняя свою форму, обращаясь во что-то равномерно приплюснутое с двух сторон. Звон не стихал, ритмичный и уверенный – пока сияние заготовки не начало тускнеть, обращаясь в вялое малиновое сияние. Взмах молотом чуть наискось, пристальный взор – и заготовка отправилась обратно к углям, возвращать утраченный жар и пропавшую податливость. Она теперь даже напоминала кинжал… Немного. Ещё два таких подхода – и должно быть хорошо. Три, быть может…
– Так что ты там говорил…? – чуть ласковее вопрошает она, потирая лоб тыльной стороной ладони, в которой всё ещё крепко зажат молот, - А, близкие. Ну да, как же без них. У меня вон, ты есть, например.
Она ехидно усмехается, плюхаясь на уже обжитый ящик, и вновь изучающе взирает на Риагана. Кажется, ещё недавно он был готов что-то ей сказать – но нет, момент упущен. Ну, ничего – не в первый и не в последний раз. Она тоже многого ему не рассказывает. А пока что, лучшее, что можно сделать – это дать парочку осторожных, ненавязчивых советов.
- Любой шантаж – это весьма тонкая игра, Ри. Ошейник на жертве должен быть достаточно тесен, чтобы та не рыпалась, и не слишком давить, чтобы не ощущала, как задыхается. Тот, кто этого не понимает, кто затягивает слишком туго, не понимает, что опасно это в первую очередь для него самого. Зверь опаснее всего, когда он загнан в угол и готов на всё.
Свавейг ищет трубку – и с неудовольствием поджимает губы, вспоминая её недолгий, но весьма красочный полёт. Фойрр побери. Впрочем, запас ещё есть – только не здесь и не сейчас. Ну ничего. Придётся чуточку потерпеть. Цена импульсивности.
- Лгать не буду: мне доводилось выторговывать покой и безопасность, угрожая недругам благополучием их милейших отпрысков. В первый раз, мне повезло. Во второй же я подготовилась; убедилась, что от малейшей угрозы для своего чада тот болван не поднимает на меня меч. С моей же стороны… Ну, про Родрика я уже рассказала. Слушай, а скажи на милость, как мы к этой теме вообще пришли…?
Использовано: Пальцы колдуна, -20 маны. Остаток: 165 маны.
Отредактировано Сванвейг (07-01-2023 11:40:18)
— Нахер все это, — вдруг выдает Сванвейг, и трубка, до того совершенно спокойно дымившая у нее в пальцах, улетает куда-то в клубок мечущихся от огня теней. Очень картинно разбивается там, в угольной тьме. Какая по счету?
Пожалуй, пора завести лист учета разбитым трубкам его маменьки. С приписками по времени, датам и теме обсуждения.
Она снова принимается за работу, собственной рукой укрощая гудящую кузнечную мощь, всем своим видом говоря, что то, как пошел разговор, ей совсем не нравится.
Удар.
Удар.
Удар.
Риагану вдруг вспоминается одна легенда — сказка, скорее — о самом первом из кузнецов, подчинившем себе железо. Он вынудил гордый металл дать клятву — не трогать брата и не вредить сыну матери, кромсать лишь деревья и камни, и металл покорился, стал податливым и гибким. Но кузнецу нужен был состав, чтобы укрепить железо, а нрав его сделать смирным. Он хотел добавить в состав мед и цветочный нектар, но в легенде злые силы обманули кузнеца, подмешав туда шипение змей, яд гадюки, муравьиные укусы и нутряную желчь жабы... И после этого железо вышло из состава злым и беспощадным, и раны, оставленные им, больше не закрывались.
Удар.
Удар.
Удар.
Чьего она авторства? Ведь все народы боятся металла — кто-то больше, кто-то меньше. Иногда он ранит даже драконов — взрезает броню чешуи, без жалости вонзаясь в мясо, и жизнь навсегда покидает огненные глаза.
И не всегда эти глаза закрываются после этого — ведь Сванвейг все еще ходит и все еще дышит.
Удар.
— А у меня — ты, — Риаган отвечает спокойно, как будто не заметил ехидицы в материнском тоне. — У всех есть слабые места.
Слабые места — у Сванвейг и у него. Места, куда можно ударить, чтобы оба почувствовали боль, как будто цепь вибрирует в холодном воздухе.
Загнан в угол, да?
Что он готов сделать, чтобы защитить себя? Риаган не знает, он не уверен. Но знает одно — чтобы защитить мать, он готов ранить. Готов развернуть оскаленную пасть на любую руку, что держит поводок. На любое самодовольное лицо, которое будет уверено, что оно в безопасности.
Это — слабое место, но если на него надавить, встретишь резчайший отпор в своей жизни. И, возможно, последний.
— Слушай, а скажи на милость, как мы к этой теме вообще пришли…?
Он поджимает губы, как будто чтобы не вздохнуть, и перед глазами опять встает живой девичий взгляд. Умный, слегка надменный, не горящий янтарем, как у Сванвейг, а летящий легким, искрящимся светом в безоблачном небе.
— Пряжка, — дракон откидывается назад, выпрямляясь, как будто только что вспомнив тему разговора. — Мы обсуждали, что она такое. Угроза или нет — но, мне кажется, это точно какие-то слова. Не стал бы кто-то просто так мне что-то дарить.
Не стал бы, никогда — и уж точно никак не с хорошим посылом. Такие вещи не дарят те, кто может сделать что-то хорошее. А у наивных вчерашних детей, верящих во все сказки про могучих и мистических драконов, на такое просто не хватит монет.
Он слишком задумывается о целесообразности дарить вполне двусмысленные вещи такому, как он, поэтому вздрагивает, когда раздается громкий стук в ворота — металлом о металл.
Мурашки бегут по спине — совсем не хороший знак, — и писарь косится на мать, напрягается всем телом, вслушиваясь в гул огня. Неужели?.. Да нет, нет.
Нет.
Отредактировано Риаган (07-03-2023 01:47:26)
Она смеётся – искренне и весело, хоть и не в силах изгнать из голоса давно там осевшей суровой хрипотцы. Сванвейг никогда не могла похвастаться особо сладким для чужого уха выговором, в отличие от хотя бы её старшей сестры, Аурот, способной покорить сердце любого мужчины одним лишь своим голосом. Однако, когда-то давным-давно, и голос младшей из Скалладар звучал почти красиво, хоть и немного грубовато по людским меркам. Её первый супруг, давным-давно почивший, даже не дожив до конца его весьма недолговечного людского срока, однажды признался драконице, что её голос поначалу юношу шокировал, чуть ли не испугал – но очень скоро он влюбился в этот уникальный тембр.
– Ну-ну, не подлизывайся, - отмахивалась она тогда, пытаясь за напускным раздражением скрыть искреннее смущение, надеясь, что на щеках не заиграет предательский румянец, – Просто признайся: понял, что от меня ты не сбежишь, каких бы сладких речей не плёл.
Как давно… Даже если бы Сванвейг постаралась, она бы не смогла вспомнить, какой это был год. В памяти оставалось лишь тепло крепчающего весеннего солнца и мягкое, нежное тепло любви, незаметно сменившее недолговечный пламень страсти. Тень улыбки легла на уста драконицы, когда та покосилась на своего сына, на душе которого сейчас явно было не так легко. Интересно, удалось ли какой-нибудь миловидной девице найти лазейку в панцире подозрительности и отчуждённости её сына…? Почему-то ей казалось, что да. И, быть может, внезапная просьба изготовить кинжал была как-то с этим связанна. Навряд ли напрямую: скажите на милость, кто в здравом уме будет дарить леди оружие!?
Хотя, если там такая леди, как она сама…
– Ох, Риаган… Ты бы хоть в зеркало изредка поглядывал, поверх своих пергаментных листов. Ты, может, и не тянешь на рыцаря мечты для молодых дурёх, но и до урода тебе как до Цахеса пешком. В тебя вполне могла влюбиться какая-нибудь молодая балбёшка, и оставить подарок, в надежде, что ты догадаешься.
Сванвейг осматривает своего отпрыска нарочито критическим взглядом, словно на миг усомнившись в своей недавней характеристике, но, хмыкнув, чуть качает головой. В следующий миг она вновь серьёзна и собрана, однако недолгий сеанс работы с металлом всё же принёс свои результаты: неизменно царящее в душе раздражение всё ещё не успело отвоевать обратно свои позиции, да и будущее казалось куда менее мрачным, чем парой минут ранее. Мучительно не хватало трубки. Беглый взгляд на заготовку – сталь медленно, но верно вбирала в себя жар углей, и чёрные оспины окалины с негромким потрескиванием отслаивались и опадали с алеющей поверхности. У неё ещё есть время. Чуть дрогнуло дерево двери, чуть дрогнули петли: Риаган остался в кузне наедине с незнакомым, чуждым ему механизмом – впрочем, никогда раньше подобная перспектива её сына не пугала. Вроде как.
– Но это всё ещё хреновый вариант, не обольщайся – она продолжает свою мысль, чуть подняв голос, чтобы тот её услышал через распахнутую дверь. Запах горячего металла и сгоревшего угля просачивается в жилую часть, однако драконицу подобная перспектива не пугает совершенно, – Он всё ещё оставляет открытым вопрос…
Стук, громкий и лязгающий, резко обрывает речь Сванвейг, и та вмиг преображается: вместо задорного блеска в глазах вновь тлеет раздражение и недоверие. И пускай её тревоги были далеки от переживаний сына – по крайней мере, преимущественно далеки; кто бы стал отправлять такое предупреждение, чтобы привести угрозу в исполнение парой часов позже!? – приятного подобное вторжение в личное пространство не сулило никому из присутствующих. Какой засранец…
– Кому там, сука, не спится!? – резко рявкает она, вылавливая очередную глиняную трубку из ящика, да набивая её табаком. Привыкшая не тратить магический резерв попусту, она возвращается обратно в кузню, к раскалённому горну. Закурить от углей горна, не опаслив ресниц и бровей – невозможная задача, но драконов не зря принято считать живыми воплощениями пламени. Струйка дыма отправляется вверх, исчезая где-то под потолком, и драконица встречается взглядом с сыном, явно встревоженным внезапным визитом.
– Ты только не превратись прям тут с перепугу. Всю кузню разнесёшь.
Навряд ли лучший способ подбодрить, но… Что она могла поделать. Кто в здравом уме станет присылать такое экстравагантное сообщение, чтобы осуществить угрозу парой часов позже? Разве что… Это было предупреждение от некой третьей стороны?
Но время для размышлений прошло. А сейчас – внезапный гость.
– Пойдём, раз уж так беспокоишься. За дверьми постоишь, х-хе – алый огонёк в трубке описывает полукруг, когда Сванвейг вновь покидает кузню, увлекая за собой сына, – Да иду я, мать вашу!
Вы здесь » Легенда Рейлана » Личные отыгрыши » [Сентябрь 1082] Без протеза как без руки