Полное опустошение. Вот, пожалуй, наиболее точное описание того состояния, в котором проснулась Айрис.

Как оказалось, хорошенько проплакаться и после этого уснуть было, наверное, лучшей её идеей. Пускай даже она заметно отекла от слёз, зато теперь могла думать с холодной головой. Несмотря на то, что мысли её всё ещё были заняты теориями заговора и поиском виноватого, сейчас вампирша относилась к ним с завидным спокойствием, будто это не она несколько часов назад в панике прощалась с жизнью и была готова подозревать даже дворовую собаку.

Разбирая мотивы трёх главных её подозреваемых, Лерман с раздражением отметила, что какой бы гладкой не казалась её теория, что-то в ней всё равно не сходилось. Причём у всех троих. Начнём с её покровителя. Зачем Териону убивать хранительницу тайн его дома во дворце, если он мог просто не пускать её в Мирдан, если уж не доверяет ей? Это ведь до смешного глупое решение, особенно для кого-то вроде него. Разве ему не выгоднее наоборот пустить свою воспитанницу во дворец, надеясь, что она сможет ему чем-нибудь помочь? Тогда перейдём к следующему потенциальному убийце — жене императора. Почему Сайлан просто не отравила служанку, выставив всё так, будто пытались убить её саму, а Айрис лишь пробовала блюда своей госпожи для проверки? Ледарре, может, и отличалась вспыльчивым характером, но всё же круглой дурой не была. Возможно, ей не доставало опыта в подобных хитростях, однако что-то подсказывало Лерман, что такой выбор избавления от лишних рук был для неё перебором. Тогда остаётся последний вампир, против которого у девушки даже было весомое доказательство в виде письма — её собственный отец. Но как такой расчётливый и хитрый вампир, как Арлан, мог так жестоко ошибиться и нанять в качестве убийц кого-то столь некомпетентного? Какая-то важная деталь всё время ускользала от неё, как бы Айрис не старалась снова и снова прокручивать пережитую ночь. Оставалось только осторожно проверить каждую из своих теорий. И первая на очереди — её собственная госпожа. Не потому что была более подозрительна, а лишь из-за того, что находилась у Лерман буквально под боком, и потому представляла наибольшую опасность.

Айрис бегло осмотрелась. Она понятия не имела, чьи это покои, но знала лишь одно — Шейнир пообещал, что сюда никто не войдёт, а потому сейчас ей безопаснее оставаться тут. Учитывая, что она попросила императора ничего не говорить его жене, вряд ли он позволит заявиться сюда даже слугам, потому что они — главные разносчики слухов во дворце. Айрис же нужно было, чтобы её приход для Сайлан был как можно более неожиданным. Нужно было понять, причастна ли к случившемуся её госпожа, а сделать это можно было только лично взглянув на неё. Вот так, на неподготовленную и потому более честную. Как бы Айрис не боялась за свою жизнь, она не может расспросить Ледарре обо всём напрямую, вот и вынуждена идти на такие ухищрения. Даже в случае подтверждения своих догадок она могла лишь попросить возвращения себя в Нерин у Шейнира, в чьей непричастности к произошедшему была уверена на все сто. Как бы ни старалась вертеть ситуацию Айрис, пытаясь рассмотреть её со всех сторон, не могла понять, какую роль для Виззариона сыграет смерть какой-то мелкой аристократки. Да даже если он захотел таким радикальным методом заменить жене служанку на лояльного себе вампира, стал бы он рисковать собой ради неё? Так ещё и несколько раз. Шейнир рисковал, когда вламывался в комнату, не зная, сколько там вооружённых. Мог погибнуть, когда уводил Айрис из-под меча того незнакомого ей вампира. И, наконец, когда при падении решился принять основной удар на себя, рисковал не отделаться одной лишь трещиной в ребре, да ссадиной на лице. К тому же, когда они нашли лекаря в Медном квартале, в первую очередь он приказал помочь именно ей, отдав за её спасение нехилую сумму.

Не имея возможности выйти, Айрис просто расхаживала взад-вперёд по комнате, продолжая анализировать. Причём при этом она оставалась босой, боясь, что стук её каблучков будет услышан в коридоре. Конечно, здесь было куда безопаснее, чем там, в таверне, где на неё были наставлены меч и ножи. Вот только она прекрасно помнила, что дворец — это место, где за каждым твоим шагом наблюдают тысячи глаз. И даже если сейчас ты в комнате, куда никто не посмеет войти, за её пределами всё ещё снуют местные хранители покоя.

«Здесь точно давно никого не было», — заключила девушка, в очередной раз пробежавшись взглядом по какому-то комоду, на котором были сложены разные предметы декора. Конечно, при первом взгляде на комнату казалось, что её обладательница вышла на пару минут и вот-вот вернётся. Но приглядевшись, Айрис заметила, что когда здесь вытирали пыль, даже не все предметы поднимались, будто они были не то прокляты, не то священны для кого-то. Рассматривала также брошенную вышивку на кровати, к которой не решалась прикоснуться, словно сама боялась перенять это неведомое ей проклятие. Хризантема. Аккуратная, красочная, но незаконченная. Казалось, девушка, что вышивала её, была вынуждена бросить работу внезапно даже для себя, а потому не успела даже узел сделать, чтобы не потерять нить. Потихоньку картина в голове Лерман складывалась, а окончательным штрихом в ней стала замеченная на туалетном столике диадема. Множество драгоценных камней, будто висящих прямо в воздухе, тонкая цепочка с жемчужиной на конце, которая по задумке автора должна была спадать точно на лоб... Айрис уже видела эту диадему. Знала, кто её сотворил и кому она предназначалась.

«Элениэль», — наконец, догадалась девушка. Диадему, которую Артур изготовил для сестры императора, Лерман видела лишь мельком, но зато запомнила вплоть до мельчайших деталей. Именно после того, как увидела её, она сама стала носить фероньерки, правда на лоб свешивались чаще медальоны с изображением полумесяца, как символа принадлежности к Дому Белой Луны.

Айрис криво усмехнулась.

Странно, но имея дело с Шейниром, она раз за разом сталкивалась с образом его сестры. В первую же их встречу император сравнил служанку с Элен. Когда они сидели, попивая вино, юноша снова вспомнил о принцессе. И, укрывая Айрис от опасности, привёл её в покои своей сестры. Хотелось смеяться и плакать одновременно.

Обратив внимание, что за дверьми давно не было слышно чужих шагов, Лерман несмело подошла к окну, чтобы заглянуть в щель между тяжёлыми шторами. Светало. Значит, скоро дворец почти опустеет, и ей проще будет ускользнуть отсюда. То и дело она подходила к дверям и, прислушиваясь, всё пыталась понять, не шастает ли кто-нибудь рядом. Когда, наконец, всё затихло, вампирша собрала свои вещи, постаралась как могла заправить кровать, так и не прикасаясь к вышивке, обулась, и осторожно выскользнула из покоев чужих. Стук своих каблуков приходилось заглушать заклинанием, но и так она несколько раз чуть не попалась на глаза прислуге. Благо, словно сама Селест хранила её, и вампирша правильно выбирала повороты, за которыми могла спрятаться. А вот войти незамеченной в свою комнатушку было задачей посложнее. Неприметная дверь в неё находилась прямо с покоями Сайлан, которые всё ещё охраняли стражники. Поэтому, так скажем, на финальном рубеже, Айрис решила уже не скрытничать. Просто уверенно прошла в свою обитель, будто вернулась с важного поручения, чтобы не вызывать лишних подозрений. Платье и бинт, завёрнутые в её изорванный плащ, были брошены на её постель, а сама служанка, не теряя времени прихорашивания, без стука вошла в покои императрицы. Уставшая, опухшая, всё ещё не причёсанная и с внимательным взглядом, впившимся в жену императора даже без тени почтения. Первые секунды, когда их взгляды пересекутся — самые важные для неё. И уже по ним она будет судить, враг ли ей та девушка, с которой она покинула родной Нерин.

Заклинание «кошачья поступь». Остаток маны:
250 (не до конца восстановилось) - 25 - 5 = 220

Она не знала, что ждёт её, когда врывалась в комнату.

Увидит ли она научившуюся плести интриги вампиршу, которая с деловитой улыбкой представляет, как труп её служанки вывозят в Нерин? Или, может, её встретит девушка, которой также, как и Айрис, ничего не было известно о готовящемся нападении? Поэтому, когда она пересекала порог комнаты, голубоглазая не теряла силы на поклоны и приветствия: это бы дало дополнительное время Сайлан на подготовку. Вместо этого спектакля улыбок, комплиментов и лицемерия девушка внимательно рассматривала свою госпожу, анализируя каждое её движение, взгляд и слово. Пыталась понять, кто же всё-таки перед ней.

И, к своему счастью, она ошиблась.

Сайлан подскочила со своего места, стоило Айрис только показаться. По ней было видно, что всё это время она сидела в напряжении, и сейчас, увидев свою служанку, её не постигло разочарование. Она явно всё это время волновалась, но вряд ли о том, удачно ли расправятся с её компаньонкой. Скорее потому что также, как и Лерман, не знала, что её ждёт. Ведь покинув Нерин, вампирша очутилась в чужом доме, где пока что являлась хозяйкой всего лишь на словах. Несмотря на то, что на бумаге Сайлан имела большое влияние и могла распоряжаться двором, как жена императора этой страны, по факту Айрис имела куда больше свободы. В отличие от императрицы, Лерман могла почти свободно покинуть дворец без сопровождения (хотя, теперь скорее вряд ли), спокойно могла встречаться со своими родственниками, не вызывая подозрений, так как её отец не входил в Совет, да и никаких привилегий его дочь-служанка ему дать не могла. А что Сайлан? Она-то и Айрис не могла до конца доверять, так как голубоглазка всегда с особой тщательностью выбирала, чем может поделиться, а что захочет утаить. А местным служанкам императрица тем более довериться не могла: они ей попросту не рады. Лерман, несмотря на свой противоречивый нрав, всё-таки больше была заинтересована в выживании жены императора.

Взор алых глаз вцепился в след на шее, который достаточно плохо скрывал маленький воротничок нового платья. Это тебе не привычные наряды Айрис, где кроме лица и ладоней ничего не было видно. Открывшееся зрелище явно было для императрицы сюрпризом — это ясно читалось в её взгляде. И, Феюрэ её дери, как же Айрис стало легко на сердце от этой мысли! Она не виновата. Она не хотела причинить ей зла. Ничего не знала о готовящемся покушении и потому не имела никакого к этому отношения. Значит, ей всё-таки можно доверять.

— То место, которое указал в письме отец, оказалось таверной в Медном квартале, — начала девушка. Вспоминать о деталях произошедшего было нелегко, а потому говорила она с паузами. Спасибо, что хотя бы глаза больше не щипало от желания расплакаться. Потому что слёз уже просто не осталось. — Меня встретил один из моряков отца. Провёл на второй этаж, а там... — она снова машинально прикрыла ладонью шею, нервно улыбнувшись. Глупо. Как же глупо! Она попалась в их ловушку, как тот мотылёк, что она видела в склепе, угодил в лапы пауку. И если бы не вмешательство Шейнира, её тельце также укутали бы в какую-нибудь ткань и спрятали от чужих глаз. — Они ничего не рассказали о Нерине. Просто попытались убить меня. Двое из них были вампирами моего отца, но я пока не могу узнать причину, по которой они решились на это и от кого исходил приказ.

Айрис корила себя за свою беспомощность и наивность. С другой стороны, а как иначе она могла знать, что её поджидает в той злополучной таверне? Ведь получив письмо от отца, девушка была уверена, что в Нерине случилось что-то срочное, что-то, о чём должна знать Сайлан, но о чём ей не могут напрямую написать в письме, остерегаясь, что оно будет перехвачено. Ведь куда проще связаться с её служанкой под видом обычной встречи с семьёй и уже через неё передать вести.

— Мне нужно к лекарю, — вспомнив об обещании, данном Шейниру, призналась Лерман. Ей как минимум нужно было удостовериться, что лекарь из Медного Квартала достаточно хорошо обработал рану. Всё-таки обычно он спасал бедняков, а те явно гораздо более живучие, чем кисейная барышня, и в столь бережном отношении, к которому она привыкла, не нуждались. — За время моего отсутствия с Вами пытался кто-нибудь связаться?

Айрис не успела опомниться, как императрица уже оказалась рядом. Не спрашивая дозволения, Сайлан убрала руку служанки, чтобы получше рассмотреть след от удавки, на что Лерман ничем ответить не могла. В эту секунду она чувствовала себя слишком незащищённой и виноватой, а потому лишь отвела глаза куда-то в сторону. Помимо того, что след этот служил напоминанием о том кошмаре, что ей пришлось пережить, Айрис также стыдилась того, что императрице пришлось увидеть её... такой. Растрёпанной. Опухшей. Раненной. Чувство вины за неподобающий вид ей прививали с детства, потому и показывать свои раны кому-либо она не привыкла. Во всех своих увечьях девушка всегда виновата сама — именно такой позиции придерживался её отец, оправдывающий свою жестокость поведением дочери. Стояла всю ночь на крупе? Теперь прячь колени от других и пытайся не хромать, надо было лучше вести себя! Отхлестали прутом по пальцам? Ну а что ты хотела, играя не ту ноту, нужно быть внимательнее. Что, и запястья теперь в синяках? Тогда надень платье с длинным рукавом, не позорься. Ах, получила от отца, который в пьяном угаре посчитал, что ты слишком неуважительно смотришь на него... А чем же ты думала, поднимая глаза на главу семьи?

Обвинения. Они преследовали Айрис повсюду. Недостаточно громко пела. Подскользнулась, пока танцевала. Ошиблась, играя произведение. Слишком широко улыбаешься. А теперь недостаточно приветливо. Слишком худая. Нет, теперь толстая. Слишком неидеальная.

И даже сейчас, в ситуации, в которой она была не виновна, Лерман ощущала угрызения совести за то, что императрице приходится лицезреть подобное безобразие. Видеть, что её подчинённая снова ошиблась — и поплатилась за это. Про рану в боку она и говорить не хотела, пусть и понимала, что когда придёт лекарь, Сайлан в любом случае обо всём узнает.

«Значит, её не хотели втягивать в это», — констатировала вампирша, когда императрица сказала, что с ней так никто и не связался. Лерман предположила, что за время её отсутствия недоброжелатели могли воспользоваться тем, что никто более не вертится подле жены императора, и к ней можно будет наведаться. Необязательно с намерением навредить, но, возможно, втереться в доверие. Впрочем, ещё рано делать выводы.

Сайлан заговорила о лекаре с таким волнением, что Лерман стало неловко. Знала бы она, по какой причине её служанка всё ещё не посетила дворцового лекаря... Ведь Айрис специально отсиживалась в чужих покоях, чтобы проверить её — Сайлан. Ей хватало ума понять, что если она раньше времени покажется в лазарете, весть о её прибытии нет-нет, да разлетится по дворцу. Вряд ли императрице могли прямо доложить — если, конечно, та специально не отдала приказ — но Ледарре вполне могла ненамеренно подслушать, что болтают служанки. Айрис было плевать, узнают ли о её ранах наложницы или товарищи по цеху, что недолюбливали Лерман не меньше, чем её госпожу. Она хотела сохранить всё в тайне, в первую очередь, от Сайлан. Потому что должна была убедиться, что она не причастна к этому. Потому что хотелось ей верить. По крайней мере, в той степени, в которой Айрис вообще может кому-то доверять.

Она чуть кивнула, продолжая от чувства неловкости избегать взгляда госпожи, и присела на предложенное кресло. Рука снова потянулась к шее; вампирша старалась прикрывать её как можно более непринуждённо, будто ничего и не случилось. Выходило так себе.

— Была, — постаралась успокоить императрицу девушка, — но в Медном Квартале. Просто хотела убедиться, что... Кхм, всё хорошо. Не стоит поднимать шум. Всё в порядке.

Привыкнув осторожничать везде и во всём, Айрис решила, что решение так громко призвать лекаря в покои императрицы — не совсем верное. Сейчас думать получалось куда лучше, чем там, когда она паниковала и действовала лишь на инстинктах, а потому она по привычке стала предполагать наихудший исход, стараясь выбрать верное решение. Теперь о визите лекаря будет знать весь дворец, и Сайлан могут задавать не совсем удобные вопросы, ставя императрицу в неудобное положение. Наведавшись в лазарет самолично, Айрис могла бы купить молчание или же постараться запугать императорской четой, чтобы о её ранении никто кроме свидетелей не знал. Но как можно заставить молчать стражников и служанок?

— А? — как-то вяло переспросила девушка, не сразу поняв, о ком спрашивает Сайлан. Вообще, Айрис имела в виду, что это сейчас она хочет увидеться с лекарем ради проверки, но, похоже, не смогла донести это достаточно ясно. В очередной раз она убедилась, что умолчать о том, что лекарь Медного квартала не просто осмотрел её, а буквально спас ей жизнь, не получится. И хотя вампирше до последнего не хотелось говорить об этом, иного выхода у неё просто не было. — Что нужно наложить новую повязку и не допускать загрязнения.

Старая повязка, перепачканная в крови, как и платье, всё ещё покоились на кровати в комнатушке Айрис. Она не планировала демонстрировать императрице последствия вылазки в полной мере. Будь её воля, она бы и рану в своём боку ей не показала, но выгонять Сайлан из её же покоев было как-то... странно. Лерман в очередной раз не была хозяйкой ситуации, и могла лишь покорно следовать чужим приказам и просьбам.

«Она нервничает. Не наигранно», — мысленно констатировала вампирша, не успев ответить на новый вопрос своей госпожи. Сайлан закидывала её вопросами, на некоторые даже не давая возможности ответить, говорила, кажется, чуть быстрее обычного и в целом казалась более оживлённой. Всё это в очередной раз подтверждало, что к покушению она не имела никакого отношения. Если у Сайлан и были причины злиться на свою служанку, та, похоже, не была из числа тех, кто решал проблемы столь... радикальным способом.

— Почерк не его, — задумчиво ответила девушка, тут же поторопившись пояснить, с какого Фойрра тогда решила ему поверить, — он редко пишет сам, обычно диктует писцам. Но печать была его. И двое из троих вампиров — тоже. Один из них служил отцу, ещё когда я была в Гнезде. Второй моложе, а третий показался знакомым, но я не...

Она прервалась, стоило дверям распахнуться. В комнату торопливо вошёл уже знакомый Айрис вампир; она было хотела по привычке встать, чтобы поприветствовать его, но тот поспешно жестом руки попросил её оставаться на месте. Поздоровавшись с императрицей, он подошёл поближе, с удивлением и беспокойством рассматривая след на шее. Айрис, неловко кашлянув, коснулась бока, где под тканью платья скрывалась рана куда пострашнее.

— Там... порез, — осторожно начала девушка, поймав заинтересованный взгляд лекаря. В его глазах, как ей казалось, читалось явное «опять?», и на то были свои причины. В прошлый раз он осматривал её бессознательное тело в императорских покоях, причём тогда её платье было подпорчено заклинанием Шейнира и её собственным. — Нужна новая повязка.

— Не сочтите за грубость, госпожа, но сперва мне нужно осмотреть, насколько серьёзен порез, — осторожно сообщил вампир, явно намекая, что показаться «во всей красе» всё-таки придётся. Айрис, хоть и готовила себя мысленно к этому, всё же явно была не в восторге. Но спорить с лекарем казалось ей бессмысленно и глупо. Он не сможет помочь, если не будет знать, насколько всё серьёзно и есть ли причины переживать. Сжав губы в тонкую полоску, она неуверенно приспустила платье так, чтобы оголить только торс. И хотя она сомневалась, что будет хоть сколько-нибудь интересна ему, как женщина — она даже не была уверена, не евнух ли он — всё же прикрывала грудь, чувствуя себя максимально незащищённой в этот момент. Мужчина чуть нахмурился, смотря на тонкую белёсую линию, вокруг которой всё ещё оставалась засохшая кровь. Он достал какой-то бутылёк с пахнущей пряными травами жидкостью, смочил лоскут чистой тряпки и принялся осторожно протирать ещё свежую рану от остатков крови.

— Вы снова истощили магический резерв? — между делом поинтересовался он.

— Нет, я... ну, не до конца. Меньше, чем наполовину, наверное? Всё в порядке.

Вампир кивнул, вынимая из своей сумки два новых атрибута — бинт и маленькую баночку, которую он положил девушке на колени.

— Всё не так серьёзно. Окончательно затянется буквально за пару дней при должном питании. Я наложу новую повязку, постарайтесь держать её в чистоте. В ближайшие пару дней не поднимайте ничего тяжёлого, рана может разойтись. Мазь — для синяка, — лекарь чуть кивнул на шею бедолаги, а после повернулся к императрице, — а Вас что-то беспокоит, Ваше Величество?

Новая повязка была наложена быстро и, самое главное, умело. Лекарь особо не церемонился, накладывая её так, чтобы она точно не дала ране разойтись, и оттого по сравнению со старой повязкой, которая за время небольшого путешествия и истерики Айрис в покоях принцессы заметно ослабла, новая казалась вампирше совсем уж тугой. Лерман, в прочем, сидела смирно, продолжая стыдливо прикрывать грудь и избегать взгляда целителя. Хотя дышать сейчас стало чуть сложнее, она понимала, что благодаря тугости бинт точно не развяжется и справится со своей главной задачей.

Когда шеи коснулся холодный, влажный от мази палец, девушка едва вздрогнула от неожиданности, но продолжила молча принимать лечение. Мужчина старался как можно осторожнее обрабатывать синяк, однако Айрис с трудом сдерживала желание сморщить нос от неприятных ощущений. Это далеко не первый раз, когда она столкнулась с синяком, но оттого он безболезненное не становился. Невольно вампирша задумалась о том, что у императора это, возможно, получилось бы сделать куда лучше. Стоит лишь вспомнить, как аккуратно он наносил ей руны, репетируя свадебный обряд, как крепко, но не причиняя боли сжимал её руку и её саму, когда они выбирались из той треклятой таверны — Виззарион, казалось, почти всегда обходился с ней, как с сахарной. Поймав себя на подобных мыслях, Лерман тут же им смутилась, ощущая себя сейчас чуть ли не главной грешницей в столице. Было странно в таком неоднозначном контексте снова вспоминать чужого мужчину, так ещё и в присутствие его жены. Ещё и с тем условием, что та сейчас так волнуется о её сохранности.

«Совсем стыд потеряла», — мысленно отругала саму себя девушка, несильно прикусывая язык. За последние пару часов она точно преуспела во всём: впервые получила ножом в буквальном смысле, попрощалась с жизнью (зря, к счастью), познала «красоты» Медного квартала, погуляла по покоям принцессы Элениэль и в очередной раз пробила дно собственных же стандартов. Айрис упрямо спихивала подобные мысли на то, что, пережив покушение рука об руку с императором, она всё ещё непроизвольно хотела спрятаться за его спиной, чувствуя себя в безопасности только рядом с ним. Похоже, сейчас она снова совершала ту же ошибку, что и с Артуром — идеализировала все поступки и жесты того, к кому сумела привязаться. И оттого её к нему привязанность, итак казавшаяся девушке донельзя неправильной, могла принести ей ещё больше проблем. Потому что она всегда принимала решения холодной головой, думая только лишь о себе, а теперь, когда её гнев и обиду подвинуло уже забытое чувство, ощущала себя маленькой глупой девочкой.

Стоило лекарю закончить с процедурами, и Айрис тут же поспешила снова натянуть платье, пряча наготу. Тут же ей сунули под нос бокал и голосом, явно неприемлющим отказ, сказали выпить содержимое. Лерман оставалось только кивнуть в знак благодарности, принимая его обеими руками, и последовать воле своей госпожи.

— Да, — отозвалась она, пригубив кровь. Силы приятным теплом разошлись по телу, согревая вампиршу изнутри и отвлекая её от мыслей, зачем императрица снова интересуется, сколько было нападавших. Айрис просто не пришло в голову, что её госпожа уже начала догадываться о том, что ей могли помочь, хотя это, казалось, было почти очевидным. Вместо этого Лерман предположила, что она пытается понять, насколько был серьёзен в своих намерениях убийца. Если бы он послал на это грязное дело одного вампира, шансов избавиться от Айрис было бы ещё меньше. Пускай во время обучения девушке тяжело давались атакующие заклинания, ведь она банально боялась причинить вред своим товарищам, она всё ещё являлась ученицей одной из самых знаменитейших магических школ. Может, не самой выдающейся, но определённо старательной и способной вспомнить пару-тройку непростых заклинаний в подобной ситуации.

— Сокольничий и моряк, — закончив с содержимым бокала, задумчиво добавила она, считая, что теперь уж точно может поделиться с Сайлан подобными подробностями. Выплакавшись, Айрис выпустила всё накопленное, а потому думалось ей теперь лучше, но мысли всё ещё слишком путались в догадках. Возможно, взгляд со стороны поможет быстрее разобраться. — Сокольничий уже немолод, моряк, напротив, для такого слишком зелен. Не могу понять, чем он думал, когда брал кого-то настолько некомпетентного.

Она чуть нахмурилась, рассматривая дно бокала. Говорила она честно, вот только уж слишком прямо, даже не пытаясь сгладить углы, о чём поняла слишком поздно. Вслух давать оценку своему отцу было для неё впервой. Как минимум потому что в родном Гнезде на неё быстро доложат, за что она обзаведётся новыми побоями, а в поместье Селениусов могут разнести эту новость всему свету.

— Наверное, ставка была на третьего. Ещё немного, и он разрубил бы меня пополам, — словно пытаясь оправдать своего отца, которого больше остальных подозревала в покушении, поспешно добавила она.

«Не знала, что у Селест такие белые волосы», — про себя горько усмехнулась вампирша после слов императрицы. Сайлан, судя по всему, действительно искренне сопереживала своей служанке, и оттого более неловким Айрис казался тот факт, что это злоключение она пережила рука об руку с чужим супругом.

Императрица продолжала свой расспрос, снова и снова возвращаясь к тому, что от нападавших девушка якобы отбилась в одиночку. Только сейчас до Лерман начало доходить, почему же Сайлан так это смутило. Конечно, она, как и Айрис, не могла вот так с ходу назвать причину, по которой Арлан решил избавиться от собственной дочери, пусть даже ставшей неудобной для него. Но красноволосую беспокоило ещё кое-что: трое взрослых мужчин не смогли справиться с юной пугливой девицей. Да, Айрис обладала магией, что позволяло не только комфортнее существовать, но и выбираться из многих передряг, но она всё ещё оставалась хрупкой кисейной барышней, которой не приходилось ранее участвовать в настоящих битвах. Напротив, её удел — молча принимать удары, надеясь, что кто-нибудь остановит обидчика. Стоит только вспомнить то, что там, в комнате, она использовала магию не пытаясь обезвредить нападавших, а в попытке привлечь чужое внимание. А ведь если подумать, Айрис могла бы собрать последние силы и воспользоваться каким-нибудь смертоносным заклинанием, вспомнив то, чему её учили годами в стенах школы. Могла, но не сделала этого. У неё лишь хватило смелости разбить окно в надежде, что кто-нибудь придёт и спасёт её. И если бы её безмолвный зов был проигнорирован, её бы просто задушили.

«Соплячка», — прокручивая эту ситуацию, Айрис с новой силой начинала злиться на собственную беспомощность. Так, хорошо, Сайлан не дура и понимает, что так просто её трусливая служанка смерти не избежит. Но разве может она сказать, что в той комнате они были вместе с императором? Во-первых, Сайлан может банально не поверить, что встреча их была случайной, даже если это и впрямь было так. И тогда у неё будут закономерные вопросы как к служанке, так и к Шейниру. А во-вторых, она может забеспокоиться о состоянии мужа и в свойственной себе манере с чувством начать интересоваться, в порядке ли он, требовать с ним встречи и тому подобное.

«Нет. Уже достаточно подняли шуму. Нужно всё замять», — про себя решила девушка. Если во дворце узнают, что император пострадал в Медном квартале, так ещё и в компании какой-то служанки, по всему Северу поползут грязные слухи. А пятнать честь императора, к которому она с каждой встречей привязывалась всё сильнее, не входило в планы вампирши. Будучи в подчинении, Айрис снова решала за тех, кому служила; фильтровала информацию, полагая, что таким образом сможет избежать проблем для обеих сторон. Подобная практика в Доме Белой Луны, где она избирательно делилась информацией как с госпожами, так и с Терионом, приучила её действовать именно так.

— Окно! — встрепенувшись, будто вспомнила это только что, она даже немного подалась вперёд, но стараясь при этом не переигрывать. Она не понаслышке знала, как разум умело скрывает все подробности пережитого насилия, отчего ты помнишь всё обобщённо, не вдаваясь в детали, пока не станешь намеренно пытаться вспомнить всё. Защитная реакция организма. — Я смогла выбить его. На шум сбежались постояльцы и завязалась драка. Не знаю, чем всё кончилось, я выпрыгнула в окно.

«Почти не сорвала».

Новый вопрос Сайлан, честно говоря, сбил её с толку. Айрис несколько секунд пялилась на императрицу, будто та сейчас сказала, что у служанки выросла вторая голова. Осознав, что так бестактно вылупилась на мать этой страны, девушка смутилась, прокашлялась в кулачок, всё ещё не понимая, к чему Виззарион завела этот разговор.

— Да, Ваше Величество, — она кивнула, и, поразмыслив, всё же добавила: — после моего рождения матушка... потеряла благословение Селест.

О том, что Эдна, жена Главы, утеряла возможность иметь детей, не было принято говорить вслух. Вот только слишком стало очевидным то, что не просто так столько лет семейство Арлана не растёт, несмотря на прославленную плодовитость его рода. Спихивать всё на то, что между супругами угасла страсть, было глупо: мужчина слишком жаден до власти и богатств, так что если бы понадобилось, и мать родную подогнул бы под себя. Что уж говорить о женщине, которую он продолжал одаривать подарками и держать рядом.

Забота... Время шло, а Айрис так и не научилась спокойно принимать её от тех, кто не был обязан заботиться о ней. Всякий раз она чувствовала себя растерянной, словно упускает что-то, лежащее у неё прямо под носом. Возможно, дело в том, что пускай она могла лишь мечтать о том, что отец решит передать ей дела дома, одного у неё не отнять: она всё ещё выходец из семьи потомственных торговцев, а потому невольно переняла некоторые черты. Одна из них отпечаталась в разуме девушки даже слишком прочно — абсолютно везде стоит искать себе выгоду, и быть готовым, что выгоду будут искать и в тебе тоже. Даже если тебе кажется, что ты самая бесполезная на свете вещица, кто-то уже считает тебя крохотной шестерёнкой в своём замысле. Какую пользу она могла бы принести императрице, Айрис пока не совсем понимала. Разве что верной службой, уже заранее подпорченной самой же Лерман.

— Всё в порядке, — она снова кивнула, отделавшись фирменной фразой, и даже попыталась в ответ улыбнуться. Улыбка вышла какой-то усталой. Казалось, что все силы сейчас уходили на восстановление, и даже сидеть тут, в удобном кресле, в тепле и безопасности, ей было непросто. Ей определённо стоит меньше тратить энергию на переживания, такими темпами она поседеет быстрее своей треклятой бабки.

«Ей тоже неплохо было бы иногда расслабляться», — глядя на собеседницу, подумалось Айрис. Жаль вот только, после попадания во дворец о покое ей можно было забыть. Потому что она здесь всё ещё чужая. Потому что не она выбирала такую судьбу для себя. Потому что не ей теперь распоряжаться своей судьбой.

Перемена в алых глазах и улыбка, пропавшая с императорских губ, заставили Айрис отвлечься от своих не совсем радужных размышлений, чтобы вновь сосредоточиться на идеях Сайлан. У неё сейчас всё равно выходило думать куда лучше. На секунду голубоглазой показалось, будто её госпожа готовится сказать ей что-то заведомо неприятное и болезненное, отчего Лерман, сама того не замечая, чуть поддалась вперёд. И, как оказалось, она была права. Ещё несколько секунд она озадаченно смотрела в глаза Сайлан, переваривая то, что та имеет в виду. После лицо её вытянулось, и она, побледневшая на глазах, вся сжалась от неприятного холодка, лизнувшего её в спину.

Наличие бастарда — клеймо на чести любого дворянина. Незаконнорождённый ребёнок будет вечным напоминанием распущенности своего родителя и его неуважении к супругу, а потому от них чаще всего старались избавиться. Кто-то травил ещё когда это пятно позора было в утробе, кто-то топил, кто старался избавиться даже если их «кровиночка» уже давно не ребёнок и не имеет виды на наследство. Но что делать, если твоя супруга не способна порадовать тебя рождением сына, а твоя собственная дочь кажется тебе нелепым посмешищем? Разве он — Арлан, гордый глава семьи — может передать всё накопленное таким трудом какой-то пугливой, тихой и наивной девчонке? Пускай даже запугал он её сам, заставляя держать рот на замке, а наивность была для Айрис всего лишь маской, она так и не стала для отца ребёнком, которым можно было гордиться. Она стала такой, какой отец сделал её сам, и именно из-за этого становилась самым большим его разочарованием. Жалкое зрелище.

«Больно».

Мысль о том, что поиски отца оказались успешны и он всё-таки нашёл себе ту, кто сможет подарить ему наследника, может и вертелась у неё в голове, но она так старательно гнала её от себя. Неужели так держалась за надежду остаться единственной наследницей своей фамилии? Она не знала, сколько сейчас может быть её предполагаемому брату, но почему-то снова вспомнила те глаза, с которыми столкнулась в таверне. И всё же надеялась, что это просто был всего лишь наёмник, а её братец лежит в колыбельке в Нерине. Потому что младенца ей было бы куда проще задушить.

— Я... — осознав, что пауза как-то затянулась, Айрис снова подала голос, но запоздала поняла, что даже не знает, что ей сказать. Вряд ли Сайлан так уж понравится слушать, как её служанка грезит избавиться от единокровного брата. Желательно — собственными руками.

Родилась женщиной, а значит, подарить отцу потомков его фамилии не способна. Не смогла стать выдающимся псиоником — не имеет смысла брать её с собой на переговоры, где этот дар мог бы пригодиться. Не носила негласный титул первой красавицы Нерина, особо не рисовалась на праздниках, а потому за ней не было очереди из родовитых наследников домов клана. Айрис не сумела заслужить признания собственного отца, как бы ни старалась потакать всем его прихотям. Корпела ночами над учебниками, стирала пальцы в кровь и срывала голос, развлекая его и его гостей, а что получила взамен? Верёвку на шею, да кинжал под ребро. Вот тебе и родительская благодарность.

— Д-да... — отрешённо откликнулась вампирша, уставившись куда-то в пустоту. Как бы ни старалась, одного она никак не могла понять: чем же она так провинилась? Что заставило Арлана не только оскорбить её, предпочтя безродного ублюдка, но ещё и попытаться избавиться от неё таким грязным способом? — Отец всегда был очень избирателен, когда дело доходило до семьи. Ходил слух, что он даже отказал парочке племянников глав Старших Домов. Не думала, что он не побрезгует тащить домой всякую... грязь.

Ткань платья мнётся под её ладонями; вампирша сжимает подол так крепко, будто это единственное, что сейчас может удержать её от необдуманных решений. Да и разве хоть что-нибудь может ей помочь? Её никогда не объявляли, как наследницу дома, и носила она это звание негласно просто за неимением иных детей у родителей. Теперь же, став «счастливой» обладательницей братика, даже надежды законно заполучить это звание она лишилась.

— Но это всё равно выглядит слишком нелогично. Зачем избавляться от возможности породниться с каким-нибудь домом? Так разозлился, что де'Фариды были не заинтересованы в этом? — девушка обессиленно откинулась на спинку кресла, помассировав переносицу. Голова снова начала нещадно трещать от количества теорий, с новой силой обрушившихся на неё. Слишком много событий навалилось за эти дни, будто работы во дворце ей было мало. Запоздало вспомнив, что в этой комнате она, вообще-то, не одна, и вот так бубнить себе под нос — признак невоспитанности, Лерман постаралась выпрямиться настолько, насколько позволяла новая повязка, и натянуть привычную лёгкую улыбку. Будто ничего и не случилось, и сейчас она, как обычно, отправится подготавливать всё для досуга своей госпожи.

— Прошу прощения за беспокойство. Всё в порядке, — снова повторила она, продолжая сжимать в руках несчастное платье, — я обязательно разберусь с этим. Вам не о чем переживать, Ваше Императорское Величество.

Фирменная фраза Айрис, пусть и брошена она была скорее машинально, к её собственному удивлению не оставила императрицу равнодушной. Лерман не привыкла тревожить своими проблемами, уж тем более не тех, кому прислуживала. Миру нет дела до твоих слёз, так что утри их и иди работать — вот та философия, которую ей вбивали в голову. Обычно её готовность разбираться со своими проблемами самостоятельно, даже если она правда нуждается в руке помощи, только радовала её прошлых хозяек. Поможет тебе с твоими проблемами, даже не заикнувшись о своих собственных — разве не о такой компаньонке мечтает каждая аристократка? Сайлан вот, видимо, не мечтает.

Служанка могла лишь ответить своей госпоже несколько нервной улыбкой, уставившись в стремительно стынущее содержимое своего кубка. Её не сильно тянуло пить, несмотря на все рекомендации лекаря, просто хотелось любыми способами спрятать глаза. Почему-то смотреть сейчас на Сайлан стало невыносимо неловко, будто та уличила её в самой неприличной лжи, которую Айрис только могла придумать. Вампирша притихла, вслушиваясь в голос императрицы и словно боясь шевельнуться. Взгляд алых глаз практически физически ощущался на себе, и Лерман непроизвольно напряглась под ним, будто в кресле напротив притаилась хищница, готовая атаковать её за неправильный ответ. Заслышав приказ, Айрис непроизвольно вздрогнула, тут же принявшись послушно его исполнять. Остывшая кровь казалась на удивление гадкой, как будто за эти минуты кто-то умудрился незаметно подлить ей в кубок какую-то гадость. Впрочем, а кто виноват, что живительный напиток не был выпит сразу же, как его принесли? Не желая растягивать сие «удовольствие», вампирша осушила бокал за несколько глотков, не позволяя неприязни отразиться на своём лице. Во рту осталось гаденькое ощущение холодной жижи, но зато по телу приятной волной разошлось чувство насыщение, остановившись пульсацией в районе раны.

«Интересно, теперь всё время буду голодной?» — про себя задалась вопросом голубоглазка, понимая, что все силы организм сейчас бросит на восстановление. И ведь не объяснишь ему, что тебе некогда!

Слово «товар» неприятно резануло слух. И больнее было от того, что Сайлан права в своих суждениях. Айрис ведь сама не стесняясь подчёркивала, что прекрасно осознаёт, что она, как и большинство дочерей аристократов, для родителя всего лишь разменная монета. Гестин вот обменял свою дочь на положение, Арлан... а что Арлан? Оторвавшись от разглядывания уже пустого кубка, вампирша снова подняла глаза на императрицу, выглядя сейчас не лучше, чем затравленная собачонка.

— Отец редко пишет письма сам. Для этого у него есть писари, — задумчиво ответила она, — но там была родовая печать. Даже Танашири-даре... его матушка, — она поспешно поправила себя, сообразив, что может быть неправильно понята, — никогда не брала её. Перстень всё равно был слишком массивен для неё.

Она пару мгновений помолчала, обдумывая это всё. Если Арлан действительно не был отправителем того треклятого письма, то кому-то явно пришлось постараться, чтобы подмазаться к нему и выкрасть эту чёртову печать. И ладно бы это была обычная печать, которую хранили в сундучке на столе, такую было бы проще стащить. Но как незаметно снять с пальца перстень-печатку?

— Я не думаю, что поднятие паники тут поможет, — Айрис коротко выдохнула, пытаясь вместе с воздухом избавиться от напряжения, снова постаралась улыбнуться и выглядеть буднично. Допускать императрицу к личным делам, пусть Айрис и является чуть ли не её личной вещицей, казалось ей странно и неправильно. Она сама должна разобраться. Как-нибудь... — Пусть они думают, что всё прошло гладко. А я уж найду способ, как всё разузнать, не привлекая внимания. Вы... подать Вам ужин, Ваше Величество?