Что такое для вампира какой-то год, если человеческие жизни кажутся ему до смешного скоротечными? И как дню, когда он пришёл в этот жестокий мир, не затеряться среди вороха праздников, которыми дети ночи пытались скрасить свою проклятую жизнь?

— Поставьте сюда, пожалуйста. Да, благодарю, — глядя на то, как ещё один сундук с вещами ставят подле старого, Айрис всё удивлялась, как её письмо Териону дошло так быстро. Она недооценила холод столицы, а потому была вынуждена писать советнику в надежде, что он не откажет в просьбе своей воспитанницы и пришлёт в Мирдан всю её тёплую одежду. Кажется, придётся одеваться в несколько слоёв, чтобы точно не заболеть.

Вновь оставшись одна, вампирша принялась разбирать привезённые вещи. Солнце уже начинало вставать, и дворец совсем затих, вот только Айрис никак не могла уснуть. Пришлось развлекать себя, как могла. А учитывая, что её Госпожа уже спала, выбора у неё особо не было.

«Он помнит», — расплывшись в тёплой, растроганной улыбке, вампирша провела рукой по плотной ткани чёрного пальто, лежавшего почти на дне. Она не знала, кто конкретно решил отправить его: бабушка вспомнила о бедной родственнице или же мать вот так проявила заботу, но почему-то хотелось верить, что решение принял всё же Терион. Наверное, потому что несмотря на непрочные родственные узы, он был не обязан радовать девушку в такой день, а оттого подарок в глазах вампирши становился ценнее. Желая примерить новую вещицу, Айрис с трепетом стала вытаскивать пальто, но, осознав, что под ним лежат вещи ещё более ценные, невольно снова улыбнулась. Платья. Лёгкие, воздушные и невесомые — в таких вряд ли можно было разгуливать зимой, так ещё и в суровых условиях Мирдана. Но они были и не для этого. Когда-то именно в них она танцевала в саду Белой Луны, развлекая гостей вместе с другими танцовщицами.

«Вот бы снова оказаться там. Хотя бы на денёк».

Прижимая наряды к груди, словно самое дорогое своё сокровище, ей хотелось плакать. Потому что тосковала по родному Нерину, по полюбившимся стенам поместья Селениусов, по праздникам, которые там проводились. Здесь, в неприветливом и таком холодном Мирдане, Айрис чувствовала себя одинокой и лишней. Слишком поздно пришло осознание: для Сайлан следовало бы подобрать другую спутницу — более хитрую, сильную и бесстрашную. А что она? Иногда ей становилось страшно настолько, что она бы зарыдала, не смотри на неё столько чужих глаз. Пугающие наложницы, строгие порядки, недовольная поведением гарема, супруга и своей служанки Сайлан — всё это давило на Айрис, заставляя раз за разом возвращаться к мысли, что её пребывание здесь — это ошибка. Она сама — сплошная ошибка. Такая маленькая, но раздражающая даже саму себя.

О том, что именно в этот день, сто двадцать три года назад, этой крохотной ошибке было суждено случиться, во дворце не знал никто. Все скорбели по прошлой императрице — пускай многие делали лишь вид — и готовились чествовать новую. Личный праздник был для Лерман её маленькой тайной, которой ей не особо хотелось с кем-то делиться. День рождения принято отмечать в кругу семьи. Здесь она — почти сирота.

Не удержавшись, девушка всё же надела один из нарядов. Он, пожалуй, был любим ею больше остальных. Белые и голубые ткани — как олицетворение воды и воздуха, стихий дома Белой Луны — при движении развевались, делая танцовщицу визуально невесомой, а на рукавах, надевавшихся отдельно, были нашиты небольшие бабочки. Под платье надевались широкие штаны из такой же лёгкой ткани, чтобы не выделяться под юбкой, но при этом не позволять гостям видеть лишнего. Зная, что никто не видит её, вампирша бесшумно покружилась, заворожённо наблюдая за тем, как колышется юбка. Она понимала, что ей давно положено ложиться спать. Сайлан придётся идти будить, стоит солнцу спрятаться за горизонтом — уж таковые были строгие порядки дворца. Жаль только спать совершенно не хотелось. Айрис попыталась размяться, чтобы устать, но от этого только ещё меньше хотелось всё снять и лечь в постель.

«Может, прогуляться? Сад пустой. Камэль и Арис и носа не высунут, пока солнце так высоко», — тоскливо глядя на крохотное оконце, решила Лерман. Ей хотелось верить, что после небольшой прогулки в тишине, ей хотя бы немного захочется подремать. Переходить на новый режим для неё оказалось задачей почти непосильной.

Накинув поверх пальто плащ с капюшоном, вампирша покинула свои покои, направляясь к лестнице для слуг под непонимающие взгляды сонных гвардейцев. Что бы ты ни делала — делай это уверенно, и тогда никто не заподозрит, что что-то не так.

Выйдя из дворца, Айрис невольно удивилась, насколько морозным оказался воздух, в сравнении с её душной комнатушкой. Спасибо пальто, подаренному кем-то из родни: даже в этом танцевальном костюме ей было не холодно.

«Никогда не думала, что буду скучать по солнцу», — слегка щурясь от лучей, то и дело пробивавшихся сквозь тучи, Айрис чуть усмехнулась. Императорский сад оказался просторным и, самое главное, пустым. То и дело проводя рукой по веточкам кустарников и оставляя на них тонкую корочку льда, служанка любовалась тем, как неописуемо красиво блестит снег при солнечном свете, радовалась теплу от лучей, наслаждалась тишиной. Была бы её воля, она бы, наверное, ежедневно вот так выбиралась в сад, пока другие вампиры прячутся от проклятого солнца.

«Газон для пикников?» — предположила Лерман, дойдя до достаточно просторной открытой площадки. И тут её посетила одна забавная затея. Невероятно глупая, возможно, даже опасная. Но кем бы была Айрис, если бы её жизнь была наполнена только хорошими воспоминаниями? Не слушая голос разума, вампирша скинула на землю и плащ, и новое пальто. Даже сапоги — такие тёплые, оберегающие её от Мирданских морозов — были оставлены рядом с верхней одеждой. Будто вызов погоде. Вызов её незавидной судьбе маленькой служанки. От снега её ноги защищали только всё те же белые чулки, но и они должны будут скоро промокнуть. Однако сейчас это казалось таким несущественным. Ни то, как жгло ноги, ни покрывшиеся мурашками голые руки и плечи, ни возможность тяжело заболеть после такой выходки. Почти бесшумно ступая по снегу, девушка уверенно продвигалась в самый центр этой площадки, игнорируя здравые мысли о том, что ей пора бы бежать обратно в свою комнатушку и снова попытаться уснуть.

Дойдя до центра этой импровизированной сцены, девушка остановилась. Почему-то на секунду её охватило волнение, словно она и впрямь оказалась на празднике в доме Белой Луны, где ей предстояло радовать тех, кто почтил своим визитом хозяина дома. Вампира, который сделал для Айрис так много, что ей было бы просто стыдно, подведи она его. Может, поэтому не торопилась в своих письмах к нему писать об истинных чувствах и желании отказаться от своей глупой затеи, вернувшись под его крыло?

«Обрадуется ли он, если я снова вернусь?» — задалась вопросом служанка, но тут же покачала головой, словно отгоняя все мысли прочь. Хватит. У неё будет ещё возможность загнать себя в тоску.

Айрис попыталась вспомнить какую-нибудь песню, которую пели на праздниках — она и послужила ей ритмом. Разум даже не помнил слов этой песни, зато тело, словно заколдованное, заскользило в танце под только ей известную мелодию. Она качнулась неторопливо из стороны в сторону, развернувшись — словно приветствуя гостей. Снова мягкий поворот, и, отклонившись назад, девушка легко взмахнула руками, будто затаившаяся бабочка на цветке. Но вот в голове, наконец, всплыли слова, и она словно оживилась. Сейчас Айрис сама напоминала ткань, из которого был сделан её наряд — невесомая, то оседающая почти на земле, то поддающаяся ветру и кружащаяся вместе с ним. Вслед за пальцами, подобно лентам, вскоре последовали потоки воды, то разбиваясь на тоненькие струйки, то вновь собираясь к подобие полотен. Кружась вслед за заклинательницей, вода оставляла причудливые узоры на снегу, а стоило ей подпрыгнуть, и полотна фонтаном брызг разбивались в воздухе, чтобы вскоре собраться вновь.

Танцовщица старалась ни о чём не думать. Её не волновало, достаточно ли высоко она подняла ногу, насколько пластично она двигалась и грациозно ли прыгала. Будто и не замечала, как солнечные лучи, пробиваясь через воду, отсвечивали и слепили ей глаза, за дни жизни во дворце почти отвыкшие от света. Был только шелест струящейся ткани, распущенные волосы, щекотавшие плечи, и маленькая вампирша. Счастливая и наконец снова ощутившая себя живой. В эти мгновения Айрис забыла и о страхе перед дворцом и Госпожой, от которой отдалилась после праздника, на который она так и не попала; и об усталости от тяжёлой работы служанки, и даже об Артуре, чей образ то и дело всплывал у неё перед глазами в минуты отчаяния.

Сейчас она правда была счастлива. По-настоящему счастлива. На мгновение словно перенеслась в ставший родным сад Белой Луны, когда таким же танцем она глубоко в сердце таила надежду быть замеченной наследником дома. Юношей, для которого так и осталась всего лишь придворной дамой, сопровождающей его бесчисленное количество родственниц. Но почему сейчас её сердце больше не сжимается так болезненно?

Когда мелодия в голове оборвалась, Айрис осела на землю, протянув руку к небу, словно маленький росточек. Несколько секунд, и она не сдержала усмешки, а после так и вовсе начала тихо смеяться, опустив голову и руки, теперь напоминая скорее поникший цветок. За шумом бьющегося сердца она ничего не слышала, за волосами, скрывающими её лицо, ничего не видела. Хотелось вообще лишиться и слуха, и зрения в этот момент. Сейчас, в её маленький праздник, она была совсем одна, а потому в это мгновение почувствовала себя свободной. Какая разница, что ты делаешь, если никто не видит? Айрис старалась растянуть этот момент и накрепко его запомнить. Потому что понимала, что до следующего дня рождения просто может не дожить.

Было так холодно. Снег, словно гневаясь на наглость служанки, больно обжигал её тело, а промокшие ноги слабо слушались. Уши, нос, ладони — всё, что было не защищено хотя бы этой лёгкой тканью, багровело на глазах. И вот ведь странность: всё её тело ломило от холода, а ей было хорошо. Так хорошо, что не было сил заставить себя подняться.

Сайлан могла проснуться в любой момент. Возможно, она захочет призвать служанку, чтобы та развлекла её, вот только... вот только служанка, несмотря на свои обязанности и усталость, вместо сна сидит тут, в саду, прямо на снегу. От глупости сложившейся ситуации так хотелось смеяться. Или всё-таки плакать?

«Глупая девчонка», — мысленно повторила слова отца вампирша, невесело ухмыльнувшись. Как же она была глупа, когда решила покинуть поместье Белой Луны. Как она вообще посмела подумать, что в стенах дворца, где каждый сантиметр пропитан интригами и кровью, она сможет обрести покой?

«Возможно, вернуться к Териону-даре — не такая уж плохая идея».

Внезапно её оголённых плеч что-то коснулось, отчего Айрис непроизвольно вздрогнула. Это оказался чей-то кафтан; ткань ещё хранила тепло чужого тела, и в этом тепле вампирше хотелось раствориться. Робея, девушка подняла глаза на её нежданного зрителя, с удивлением столкнувшись с глазами императора. Её — большие, чистые, не затянутые сейчас плёнкой наигранного обожания, и его — мягкие и отчего-то тёплые. Но что Шейнир забыл здесь, в такое время? Сад принадлежал ему по праву, и это она тут была всего лишь гостьей, но разве не должен он сейчас прятаться в тёмной комнате, завесив все окна тяжёлыми тканями? Айрис, будто не веря, что император и впрямь почтил её своим визитом, глянула на солнце, будто на секунду засомневалась: а день ли сейчас?

Опомнившись, что сидит в присутствии монарха непозволительно долго, служанка поспешно подскочила, едва не упав на бедного вампира. Закоченевшие ноги слабо слушались, поэтому она, разворачиваясь к нему лицом и склоняя голову, неловко пошатывалась.

— Вам... опасно на солнце. Обожжёт же, — промямлила она, и, не сдержавшись, снова удивлённо глянула на юношу. Признаться честно, Айрис мало доводилось видеться с представителями других кланов. Под солнцем так и вовсе, наверное, видела их впервые. Приходилось жить россказнями отца, который всё жаловался на бесполезность других вампиров на корабле, якобы на солнце им так плохо и работают они из-за этого мало. Так почему же Шейнир спокойно стоял перед ней, не корчась от боли?

Служанку снова окутало волнение, и она сама с трудом могла ответить, за что сейчас волнуется больше. Боится, что на этот раз Сайлан накинется на неё не с расспросами, а с когтями и тяжёлым подсвечником? Или всё-таки волнуется, что солнце не пощадит будущего супруга её Госпожи?

— Вы можете заболеть, — как-то тихо и неуверенно напомнила девушка, понимая, как комично слышать такое от неё. Сама ведь стоит почти босая на морозе. Но почему-то казалось, что императору должно быть ещё хуже — он ведь отдал свою вещь, и теперь слабо был защищён и от солнечных лучей, и от козней холода.

Впрочем, странно было служанке волноваться за него. Он определённо не был её врагом, но и другом пока она назвать его не могла. Тогда кем был для неё император? Средством достижения цели — возвысить свой клан? Просто незнакомцем, возглавляющим целую империю? Или всё-таки мужчиной, которого она не понимала, но, кажется, начинала хотеть понять?

Айрис так часто тыкали в то, что она ещё слишком юна и неопытна, чтобы принимать здравые решения и самостоятельно распоряжаться своей жизнью, что и император — ненамного младше её — поначалу казался ей таким же мальчишкой. Почти ребёнком. Но наблюдая за ним, за его мимикой и некоторыми решениями, она начинала ловить себя на мысли, что тяжёлая жизнь во дворце вынудила его быстро повзрослеть. У императора было всё: красивые женщины, шелка, слуги, лучшая еда. Вот только сердцу не было покоя. Потому что он в ответе за всех. Рядом с ним скорее Айрис ощущала себя маленькой девочкой. Не замечала, казалось бы, очевидного, слишком легко верила россказням о жителях дворца, толком не разобравшись в сути дела. Ей предстояло ещё многому научиться — Шейнир раз за разом умудрялся ей это доказать.

Император указал пальцем в небо, и служанка, словно любопытный ребёнок, послушно подняла глаза, только сейчас осознав, в чём дело. Магия. В Нерине она была просто повсюду, но и в столице своих магов хватало. Хотелось верить, что здесь они были не такие могущественные, как маги Лэно, однако и они защищались, как могли. Было глупо с её стороны думать, что днём только она и её собратья могут свободно гулять по императорским владениям.

Когда речь зашла о цветах, Айрис невольно улыбнулась. Ей вдруг так сильно захотелось увидеть цветущий императорский сад. Особенно эти самые пионы в лучах летнего солнца. Кажется, она могла предположить одну из причин, почему Мирре так нравилось смотреть на цветы при свете.

— Утром на цветах роса красиво блестит на солнце. Похоже на сокровищницу, — тихо, почти прошептала куда-то в воздух служанка, на мгновение представив это зрелище, снова едва улыбнувшись. Ей вдруг стало немного грустно: она вспомнила о своих мыслях написать Териону с просьбой принять её обратно. Безусловно, каждый лорд старался по-своему удивить своим садом, ведь там их жёны, дочери и кузины проводили большую часть своего досуга, а потому и сад Белой Луны не отличался скромностью. Но отчего-то захотелось посмотреть цветущим именно императорский сад. Даже зимой он был по-своему красив, как бы не хотелось это признавать Неринской леди. А летом, наверное, мог поразить даже её.

Шейнир заговорил о купальне и напитках, и Лерман поначалу подумала, что он приказал всё подготовить для себя. В конце концов, ему уж точно предполагалось спать в такое время. После горячей воды хочешь не хочешь, а в сон начинало клонить.

«Лекарь?» — удивлённо промелькнуло в голове, и она снова оторвала глаза от снега. Только сейчас до неё дошло, что всё готовилось не для императорской персоны, а для неё, что снова ввело её в ступор. Почему? Почему он так не похож на того эгоистичного мальчишку, которого она ожидала увидеть на троне?

Страдая от голода, низы отчаянно искали виноватого. В основном доставалось императору; многим казалось, что жизнь во дворце — сказка, и монарх прожигает жизнь в роскоши, нисколько не заботясь о народе. Но ведь она — часть народа. Более того, Айрис выходец из клана, который в столице не особо любят. К тому же, девушка наивно полагала, что Шейнир пока не знает, что она не из бедной семьи и верит, что она обычная служанка. Так почему же он не махнул рукой и не пошёл пировать, оставляя её в одиночестве? От мысли, что всё это время и она, и весь народ в целом ошибались, было обидно. Обидно за Шейнира. Айрис хоть и вела дружбу с советником, в политику не лезла, потому что Териону могло это не понравиться. Но даже сейчас, видя то, что император, которого привыкли считать капризным мальчонкой, способен проявить заботу к какой-то служанке, ей начинало вериться, что Виззарион с той же заботой думает о вампирах за пределами дворца.

«Политику надо вершить с мыслями о простом народе. А о народе он, похоже, не забывает», — приятно отозвалось в сердце.

Она просто кивнула. Не стала даже распыляться в этих длинных фразах, где в очередной раз до небес восхваляла все его качества и при этом принижала своё положение. Почему-то сейчас всё казалось таким искренним и настоящим, что все эти титулы казались ей просто лишними. Конечно, она не переходила черту и сохраняла некую дистанцию, не забывая о вежливости, но вела себя всё-таки немного иначе, нежели во дворце, в окружении тысяч слуг.

Прежде чем уйти, девушка подобрала свои вещи, отряхнув их от снега, и только сейчас вспомнила, что кафтан Шейнира всё ещё был у неё на плечах. Вампирша чуть замешкалась, не зная, как лучше поступить. Снова кинуть вещи в снег, чтобы лично накинуть кафтан на императора или хотя бы передать его в руки, было бы как-то странно. В конце концов, зачем она тогда отряхивала всё от снега?

— Если Вы простудитесь, все очень расстроятся, — негромко, но уверенно сказала девушка, как-то виновато глядя вниз и намекая, что юноше стоит забрать свой кафтан обратно.

«Я тоже расстроюсь», — нехотя признавался разум. Если бы она не пошла на эту глупую авантюру, он бы, наверное, уже давно был в тепле. Если Шейнир простудится - винить ей нужно будет только себя.

И снова он так непозволительно близко. Айрис бы покраснела, не будь её уши и щёки уже такими пунцовыми от проделок холода. Подпускать мужчину, не являвшегося членом её семьи, было для Лерман чем-то непозволительным. Безусловно, во время балов она могла и за руку взять незнакомца, и позволить чужаку дотронуться спины — ведь как иначе танцевать, не прикасаясь друг к другу? Но сейчас обстоятельства были иными. На балах к ней в основном подходили или из вежливости, или потому что надеялись породниться с её отцом — так, по крайней мере, говорил он сам. Но что может дать какая-то маленькая аристократка императору? А учитывая, что Шейнир считал её всего лишь служанкой (как ей казалось), то о никакой выгоде и речи быть не могло. Он просто почему-то был рядом. А ей почему-то было радостно от этого.

Из-под ног резко исчезла земля, и Айрис не сдержала тихонького писка, тут же обхватив одной рукой шею юноши и чуть не выронив вещи. Лерман уродилась небольшой, особенно по сравнению с вампирами Камэль, а потому быть так высоко над землёй просто не привыкла. Страх перед высотой в этот момент был выше всяких приличий. Сначала она машинально даже зажмурилась, но когда поняла, что буквально ощущает дыхание Шейнира, в неверии посмотрела на него. И словно забыла, как дышать. Забыла и как думать, и какой сейчас год, и кто она такая. Вблизи император оказался ещё красивее, чем он показался ей в первую встречу, а его ухмылка — такая искренняя и задорная — грела лучше Неринского солнца.

— Тяжёлая же. Вдруг уроните? — опомнившись словно ото сна, Айрис, наконец, сумела оторвать взгляд от лица императора, и теперь старалась смотреть куда-то в сторону. Отпускать его было страшно: вдруг правда уронит её? Вряд ли император привык таскать своими силами хоть что-то тяжелее шпаги; еду ему приносили слуги, а женщины сами приходили в его покои по зову.

«И это называется тёплым днём? Нет, ему определённо надо побывать в Нерине», — продолжая удивляться Мирданским условиям, Айрис не могла не сравнивать столицу с её родным городом. Она не могла точно сказать, бывал ли император в Нерине, так как делилась чужими тайнами с Терионом, но никогда не получала секретов от него взамен. Однако верила всем сердцем, что если бы Шейнир увидел её город её глазами, то непременно бы полюбил его так, как любила его Айрис.

— Буду иметь в виду... Ваше Величество, — негромко ответила она, поздновато вспомнив об официальных обращениях. Молодец, Лерман, так держать. Ещё немного, и тебя потаскают за уши. И ведь правы будут!

Вампирша опасливо смотрела вниз, когда её спускали с рук, до последнего боясь отпускать шею несчастного, словно в самый последний момент он точно выронит её. Только когда обе ноги твёрдо стояли на ковре, она, наконец, смогла отпустить бедолагу. Не уронил. Не бросил. Не причинил боли.

Отчего-то ещё больше стесняясь теперь смотреть на вампира, девушка, будто забыв о приличиях, обернулась к камину. Позволить смотреть императору на свою спину — какова дерзость для вышколенной придворной вроде неё! Хотя, учитывая разницу в росте, Виззарион смотрел скорее на её макушку. Если вообще смотрел.

Почему-то с ним хотелось поговорить. Естественно не о политике и чужих промахах — ей хватало споров пьяных вампиров на праздниках, где была обязана присутствовать. Сейчас она хотела хотя бы на миг забыть и об обязанностях, и о сплетнях, и даже о своём долге. Она знала, что не положено. Её дело — молча опустить глаза в пол и ждать распоряжений, а не лясы точить и заваливать императора вопросами совсем не государственной важности. Но ведь сегодня был её маленький праздник. Разве не может она в этот день позволить себе немного вольности, побыть немного наглее? Хотя, казалось бы, куда ещё больше.

— А пионы... их до сих пор выращивают? — глядя на языки пламени, задумчиво спросила девушка, будто вновь забыв упомянуть титул императора и тысячу раз извиниться за свою наглость. Скорее просто не захотев.

Она не видела его. Наблюдала, как пламя неторопливо пожирает дрова, то и дело вспыхивая искрами, и от всей души надеялась, что за треском огня не слышно, как бешено бьётся её сердце. Оно, подобно обезумевшей птице, колотилось так, будто ещё секунда — и выскочит из груди. Айрис не догадывалась, что Шейнир уже не впервые держит её на руках, потому что не задумывалась, как именно оказалась в его постели в прошлый раз. Всё это было для неё в новинку, а потому просто выбросить из головы произошедшее она не могла. Там, где руки императора касались её, всё ещё горела кожа, уши словно по-прежнему щекотало его дыхание, а сердце юноши, кажется, билось совсем рядом. Неправильно. Это всё так неправильно.

Айрис привыкла держать дистанцию и относиться к мужчинам с недоверием. Кто-то желал богатства, кто-то хотел через придворную даму сблизиться с той, кому она служила, кого-то интересовало то, что вампирша прятала под юбкой. Её учили, что просто так никакой мужчина не будет добр к женщине. Тогда по какой причине Шейнир, обладающий и богатством, и её госпожой, и десятком обожающих его женщин, уже не впервые проявляет свою доброту? Разве только... неужели он делал это без задней мысли, просто потому что ему хотелось этого?

Она слышала его отдаляющиеся шаги и на секунду испугалась, что Шейнир оставит её одну. Появилось даже желание обернуться, с молящими глазами попросить его остаться хотя бы ненадолго, хотя и понимала, что хочет слишком многого. Простая служанка должна была радоваться хотя бы тому, что Владыка Северных земель ответил на её вопрос — о большем она не должна даже думать. Тогда почему, даже помня об этом, желание говорить с ним о всяком бреде — о цветах, о солнце, музыке, танцах и глупых историях из жизни — только возрастало?

«От его голоса становится спокойно», — предположила девушка, так и не смея обернуться. Император то и дело вгонял её в краску, некоторые его фразы могли рассердить её или даже обидеть, если вспомнить об их первом знакомстве. Но вампирша поймала себя на мысли, что как бы ярко она не реагировала на его выходки, чем дольше она с ним общалась, тем меньше тревоги было в её сердце. Наверное, потому что он умел удивлять Айрис так, что она забывала обо всём — даже о своей первой влюблённости, которую пришлось так рано похоронить.

Шейнир перечислял названия цветов, а воображение девушки уже вырисовывало картину цветущего сада. Она снова засомневалась в своём решении писать о чём-либо Териону, только бы взглянуть на эту красоту хотя бы одним глазком. Только бы воочию увидеть те самые пионы и попытаться понять, что же в них так влекло прошлую императрицу. Упоминание хризантем сначала заставило Айрис невольно улыбнуться. Она даже заимела смелость, наконец, повернуться к собеседнику, словно что-то хотела ему рассказать. Но замолчала. Взгляд её вмиг остекленел, она снова забыла о дыхании и застыла, словно маленькая ледяная статуя. Элен. И снова она. Снова эта гарпия, из-за которой всё и началось. Ссора с людской короной, неразбериха в совете, изгнание Лэно и, наконец, гибель вампира, которого Айрис почти не знала, но почему-то продолжала дорожить воспоминаниями о нём.

К счастью, так вовремя зашли слуги, вырвав девушку из оцепенения. Только сейчас она заметила кресло неподалёку и тафту, которую уже приметил император. Взяв кубок обеими руками, Айрис будто на секунду даже решилась сесть рядом с ним, но всё же направилась к креслу. Похоже, очередное напоминание о принцессе было для неё лучше ледяной воды в лицо — приводило мысли в порядок, заставляя от обиды и неприязни очнуться ото сна.

— У нас дома тоже цвели хризантемы. Лиловые, — спустя несколько долгих секунд молчания, нарушила тишину вампирша. Айрис неуверенно сделала первый глоток, игнорируя своё же правило не пить с чужаками. Наверное, потому что сейчас Шейнир уже не казался ей таким чужим. — Отец привёз их откуда-то издалека, кажется. Они не боялись холода, как остальные цветы, и выдерживали даже первые морозы. У него всё хотели их купить, но он ни в какую. Даже членам семьи отказал. Наверное, потому что бабушка их любит. А он, выходит, не так уж её ненавидит.

Вино неприятно обжигало и язык, и горло. Лерман искренне не понимала, как её отец может с таким наслаждением пить эту жижу, потому что с непривычки кроме жжения почти ничего не чувствовала. Оттого смешно морщила нос, даже не пытаясь сейчас притворяться, что ей нравится вкус. Потому что хотя бы этот день хотела просто побыть собой. Хотя бы сегодня не лгать.

Н-да уж, турист из Шейнира, оказывается, был никудышный. Разве можно посещать самый красивейший город Северных земель вот так? Нерин нужно было разглядывать, любоваться архитектурой, вслушиваться в пение птиц и девушек, обязательно прикупить что-нибудь эдакое на ярмарке — вот тогда действительно можно было оценить родину «дневных вампиров» по-достоинству.

Его смех заставил Айрис оторваться от созерцания напитка в кубке. Она удивлённо посмотрела на него, пытаясь понять, что же вызвало у юноши такую реакцию, и непроизвольно тоже улыбнулась в ответ. Ухмылка Шейнира была и впрямь заразительна. И даже то, что он, оказалось, смеялся над девушкой, нисколько её не обидело.

— Я всегда думала, что оно сладкое. Когда впервые отец дал попробовать, я чуть не расплакалась от обиды, — весело подхватила она, усмехаясь. От вина не хотелось буянить, что успокаивало девушку ещё больше. Шейнир не накинется на неё с кулаками, уподобляясь её отцу, не станет кричать и спорить — вино было другим. Разве может она желать о чём-то большем? Она наоборот будто расслабилась в присутствии императора ещё сильнее, и даже позволила себе снова подогнуть ноги под себя. Чулки были ещё мокрыми от снега, но снимать их в присутствии мужчины было... странно. Вдруг подумает что-то лишнее?

Вопрос Шейнира — казалось бы, такой простой — заставил Айрис глубоко задуматься. Её лицо тут же снова расцвело, она подняла глаза к потолку, пытаясь понять, с чего же начать. Нерин не просто ей нравился — она была влюблена в него. Пускай жизнь её выдалась серой и обыденной, но пребывание в таком красочном городе не могло не скрасить её участь.

— Из-за тепла сады цветут пышнее и дольше. Сам Нерин похож на один огромный цветник. На ярмарках столько всего можно встретить, что никогда с пустыми руками не уйдёшь. И ещё архитектура... не всё ещё отстроили, но есть здания, где крыша похожа не на пику, а на... — девушка подняла одну руку и провела над собой по воздуху, словно рисуя купол, — небосвод? Когда поёшь там, пение распространяется по всему пространству и задерживается в воздухе, под самым потолком. Кажется, что поёшь не ты, а кто-то там, сверху.

Она поправила этой же рукой кафтан, спавший с её плеча во время демонстрирования купола, и бесстрашно повернулась в сторону императора. Глаза её горели, а сама она всё старалась вспомнить всё-всё, каждую мельчайшую деталь, которая заставляла её с таким теплом вспоминать родной город.

— Пение, точно! Оно повсюду. На каждом шагу кто-нибудь, да поёт — птицы, девушки, моряки. И праздники с таким размахом всегда. А на столах — свежая еда, потому что со своих полей. А ещё... а ещё танцы с использованием магии. Огненные маги отбивают такой ритм ногами, создавая всполохи, что глаз не оторвать! Маги земли тоже танцуют похоже. А для магов ветра мы рассыпаем на земле лепестки, если уже тепло — так стихию лучше видно.

Она ненадолго замолчала, не зная, как перестать так глупо улыбаться. Она тосковала по Нерину. Тосковала и по его обитателям, казавшимся вампирше куда более дружелюбными, чем представители столицы.

— Птенец запоминает мать, едва вылупится. Попробуйте убедить его, что мать - другая птица. Не получится. Потому что мать у него только одна. Наверное, также и с родиной? — задумалась голубоглазая, теперь снова обратив внимание на собеседника, — Вот Вы. Вы же любите Мирдан, даже несмотря на холод?

Она слушала его, не отрываясь. Печаль, пронизывающая его слова, ощущалась почти как собственная. Отчего-то сейчас Шейнир казался не могущественным правителем целой империи, а маленьким оставленным всеми мальчиком. Мальчиком, который отчаянно старался окружить себя теплом и любовью, но никак не мог обрести покой, как бы не пытался. Это было ей знакомо. Может, поэтому так прониклась этим?

Айрис показалось удивительным, что император успел повидать столицу чужого государства, но при этом не смог проникнуться любовью к собственному городу. По крайней мере, явно не такой, какая пылала в сердце Айрис к родному Нерину. В Остебене ей не доводилось бывать, зато о его поселениях она успела наслушаться от членов команды её отца. Арлан не брезговал пополнять ряды своей корабельной команды людьми, считая, что из-за их меньшего срока жизни он быстрее поймёт их истинные мотивы и годятся ли они ему во служение. Пара семей, работающих на их Дом, уже служила несколько поколений. Сын Таэсира — шустрый и неугомонный мальчишка — наверное, до сих пор драит палубы. Или это был его внук....

Шейнир упомянул семью, и Айрис тут же задумалась, почему сама не упомянула её, когда рассказывала о Нерине. Это бы звучало куда логичнее: люблю город, потому что там родилась и там моя родня. Другой вопрос, а была ли Айрис привязана к своей семье? Не врала ли всем лордам, когда говорила о любви к своему отцу, который привёл их Дом к процветанию? В конце концов, когда Арлан возвращался из плавания, дома его всегда встречали праздником, но вместе с этим все жильцы начинали ощущать напряжение, тут же селившееся в воздухе. Будучи идеалистом, он заставлял всех жильцов ходить по струнке, а также не чурался поднимать руку на дочь, если выпивал. Мать... тосковала ли она по матери? Матери, которая хоть и была готова выслушивать нытьё своего ребёнка, но при этом больше дочери дорожила роскошью и всеобщим обожанием. Айрис не хотела признавать это, но понимала где-то глубоко в душе. Понимала и чувствовала, как её гложет обида. А бабушка? Старая вампирша не обладала покладистым характером; своей вспыльчивостью Арлан, скорее всего, пошёл именно в неё. Она обвиняла Эдну, что та не смогла подарить семье наследника, то и дело упрекала Айрис в том, что она недостаточно упорствует в учёбе, и находила причину вынести мозг любому, кто приблизится к ней. Но иногда взгляд её теплел и она начинала рассказывать о своей такой долгой жизни, делиться мудростью и поучать внучку без всякого упрёка. Айрис дорожила этими моментами, но их было совсем немного. Имея семью так близко, в отличие от Шейнира, она была одновременно от неё так далека. Наверное, по родному дому она тосковала меньше всего. Ведь отец добровольно отдал её во служение другому лорду, а никто из семьи даже не воспротивился этому.

Задумчиво глядя куда-то в пустоту и «переваривая» всё, что сказал император, Лерман даже не сразу заметила вошедших слуг. Пожалуй, ей стоило пересмотреть своё отношение к семье. Вряд ли ей удастся так просто отпустить все обиды на тех, кто уже ждал её в Нерине — а ждал ли? — но как минимум постараться обеспечить уют в собственной семье. Если Арлан, конечно, когда-нибудь найдёт подходящего под его стандарты кандидата и позволит дочери создать её. Для благородной леди вроде неё было важно воспитать достойное поколение и не позволить им опозорить свою фамилию — так её учили. Но при этом Айрис грезила, что в её собственной семье не будет царить такая же напряжённость, как в Орлином Гнезде. Пускай даже у неё будут натянутые отношения с супругом, потому что вряд ли ей позволят самостоятельно выбрать его, но она не могла допустить, чтобы её будущий ребёнок пережил то же, что когда-то пережила она.

Перед глазами неожиданно появляется тканевый свёрток, вырывая девушку из раздумий, и сначала она растерянно смотрит на служанку, что поднесла его, а затем — на императора. Не понимая, что происходит, вампирша поставила свой кубок, где ещё немного осталось вина, прямо на пол, рядом с креслом. После она несмело взяла предложенный свёрток и стала с трепетом открывать его, всё ещё непонимающе поглядывая на Шейнира. Ткань. По меркам Айрис, последние полгода носившей всё максимально скромное и закрытое — непомерно дорогая. Но такая красивая. Девушка приподняла содержимое свёртка, наконец, догадавшись, что это платье. Немного необычного для неё покроя, отдалённо напоминавшее то, что она носила в Орлином Гнезде. Её лицо снова непроизвольно преобразилось, будто от хладнокровной вампирши, что сопровождала свою Госпожу ночью, не осталось и следа.

— Красиво, — почти одними губами прошелестела она, но затем будто очнулась. С чего это она решила, что платье предназначалось ей? Император итак слишком щедр с ней. К тому же, он явно не мог знать, что этот день был особенным для неё. Поэтому, как бы ни хотелось расставаться с подобной красотой, она снова повернулась к Виззариону. — Мне кому-то его передать?

И всё-таки это для неё. Айрис не знала, всё дело в вине или это от осознания, что кто-то — пусть даже в качестве извинений — вот так решил её порадовать, но тепло приятно разлилось по телу, окутывая её целиком. Она сама не понимала, почему радуется этому подарку ещё больше, чем новому пальто, сушившемуся сейчас подле камина. Может, потому что этот кто-то — Шейнир?

Вспоминая их первую встречу, она сама не понимала, как так сложилось, что вампир, раздражавший её одним своим присутствием, теперь умудряется пробудить в ней что-то тёплое и столь искреннее. Она всё ещё помнила, как вернувшаяся с праздника Сайлан рвала и метала, как стыдно было рассказать ей правду о том, что происходило в императорских покоях и приходилось всячески увиливать. Но сейчас, снова сидя рядом с ним и ощущая, как тоска и одиночество больше не давят на неё, Айрис даже было не жаль. Наоборот, хотелось разрушить все стены, что она она сама возвела, и протянуть руку императору. Вампирша так надеялась найти в своей Госпоже первого и единственного своего друга, но чем дольше находилась с её женихом, тем больше невольно начинала видеть друга именно в нём. Пусть это всего лишь наваждение, пускай с наступлением ночи она снова будет обязана опустить глаза в пол и отгородиться от него, выказывая глубочайшее почтение и снова рассыпаясь в длинных бессмысленных фразах. Но сегодня — хотя бы в это мгновение — ей хотелось верить, что он ненадолго стал её первым другом.

— Очень, — проводя подушечкой большого пальца по ткани, призналась голубоглазая. Платье совершенно было совершенно не в её стиле, уж слишком оно было девичьим, по сравнению с тем, что она носила теперь. Хотя, учитывая то, что под императорским кафтаном Лерман всё ещё была в танцевальном костюме, платье в её руках было поскромнее.

— Госпожа... заметит перемену. Думаю, ей лучше считать, что один мой родич подсуетился и успел к празднику, — осторожно предложила девушка, намекая, что Сайлан вряд ли будет рада, что её служанка получает подарки от императора вперёд неё. Не желая того, Айрис вообще уже во многом перегнала будущую императрицу: пока та гадала, как выглядит её жених, её служанка успела и бельём посветить, и на руках у него побывать (даже дважды), оценить мягкость его постели, удивить своей гибкостью и с каждой встречей узнавала его всё лучше. Если бы ей кто-то раньше сказал о таком, она бы, не стесняясь, расхохоталась ему в лицо. Она? И водиться с каким-то там Виззарионом, выходцем из ленивых и бесполезных Камэль? Да ни за что в жизни!

... Ах, да. Точно. Она же сейчас прямо с этим «каким-то Камэль» и сидит. Неловко получилось.

— Не стоит беспокоиться, — чуть усмехнувшись, Айрис кивнула в сторону пальто, — обо мне уже успели позаботиться.

Она не стала говорить, от кого был ещё получила сегодня подарок, потому что сама не до конца понимала, кто был отправителем. Конечно, хотелось верить, что даже отпустив свою воспитанницу в Мирдан, глава Дома Белой Луны не позабыл о ней, но всей правды она знать не могла. Возможно, стоит получше покопаться в сундуке. Кто знает, возможно, вместе с её вещами прислали и письмо?

— Не только красивые девушки получают подарки. Не думаю, что её это сильно удивит, — пожала плечами вампирша. И впрямь, разве только красавицам положено в свой день рождения получать презенты? Отец вот всё твердил, что на свою красавицу-мать Айрис ни капли не похожа, но при этом ежегодно стабильно что-то ей дарил. В основном всякие мелочи и безделушки, конечно, но от такого скряги ей странно было требовать что-то посущественнее. Главное для неё было — получить от отца внимание.

— М? — оторвав взгляд от высыхающей верхней одежды, снова обратила внимание на собеседника Айрис. Так она всё-таки проговорилась? Ну вот. Ладно, это хотя бы подтверждало то, что Шейнир ни о чём не подозревал и, судя по всему, особо глубоко под неё не копал. С него достаточно и имени её знать. Айрис едва усмехнулась, не зная, что бы ответить юноше. Сказать правду казалось ей сейчас слишком скучным. К тому же, вдруг Шейнира смутит то, что его не предупредили заранее и он так и не поздравил её? Поэтому она, словно в отместку за рукава, напоминавшие о её фиаско, решилась на крохотную шалость.

— Ох, а Вы не помните? Как же так? — лицо её резко переменилось, словно вампирша чего-то испугалась, — в Нерине уже, наверное, всё подготовили! Неужели Мирданцы в этот раз останутся без праздника?

Несколько секунд она, не отрываясь, смотрела на Шейнира, ожидая его реакции, но потом не удержалась и беззлобно рассмеялась. Вот ведь странность: она, будучи такой умелой лгуньей, не могла врать сейчас о подобных глупостях. Наверное, дело в вине.

— Извините, пожалуйста, я не удержалась, — прикрывая рот рукавом, всё-таки извинилась она. — Разве важно, что именно за праздник, если мы уже празднуем?

Вампир внезапно заговорил о красоте, на что Айрис могла только удивлённо, как-то даже растерянно похлопать глазами. Получать от Шейнира такие комплименты — без шуток, без попытки как-то уколоть и смутить её — было... странно. Наверное, потому что сбивало с толку то, что она не понимала, что могло стоять за этим. Бабушка учила, что мужчины редко способны от сердца говорить комплименты, а потому говорили о девичьей красоте или из вежливости, чтобы не обидеть её родителей, или потому что жёны чуть ли не заставляли порадовать их не только поступками и подарками, но и добрым словом. Потому все комплименты она привыкла пропускать мимо ушей, не позволяя чужим словам сбить её бдительность. Как говорил Арлан, если девушка не вышла лицом, то должна попытаться отличиться хотя бы умом.

— Вы просто ещё не видели Госпожу Сайлан-даре, — пытаясь спрятать невесть откуда взявшееся смущение за неловкой улыбкой, Айрис ненадолго отвела глаза к камину. С Шейниром почему-то было на удивление спокойно и легко. Не хотелось искать за каждой фразой какой-то подтекст, пытаться уличить его во лжи и язвить на все его ответы. Его улыбку больше не хотелось любыми способами стереть с его лица, а смех нисколько не раздражал. Может, потому что этот день — такой особенный? Пускай они сейчас просто сидят вдвоём и беседуют, будто старые друзья, но Айрис неоднократно ловила себя на мысли, что вряд ли когда-то у неё было такое ощущение праздника в её честь, как сейчас. Потому что она не обязана была с натянутой улыбкой сидеть за столом и слушать одинаковые пожелания от гостей, не должна была обязательно выйти и сыграть что-нибудь, чтобы их повеселить, не должна была оттанцевать с каждым важным гостем, чтобы наладить их отношение со своим отцом. Она просто сидела в удобном кресле, по-детски поджав мокрые ноги, куталась в тёплый кафтан и болтала в своё удовольствие. Это ли не счастье?

Вопрос Шейнира касательно свадьбы её приятно удивил. Она со скрипом в сердце принимала то, что Камэль, вероятно, не захотят отдавать почести другому клану и позволять проводить церемонию хотя бы частично так, как это было принято в Нерине. Поэтому то, что император решил оставить самую важную для Лэно часть, заставило девушку по-новому взглянуть на него. С благодарностью, чуть ли не с нежностью — за то, что чтил традиции её клана. К счастью, ей удалось побывать на паре свадеб своих родственников, а потому она могла поделиться не только слухами, а, так сказать, провести репортаж с места событий.

— В храм заранее приносится две подушки. Достаточно большие, чтобы на них можно было сидеть. Если виновники праздника не из бедной семьи, обычно они украшены вышивкой, но это не обязательно. Во время этой части церемонии, жених и невеста сидят прямо на них, на полу. Бабушка говорила, что это вроде как ближе к земле, природе... А, красители! Их наливают в три миски из дерева и ставят между  парой. Они поочерёдно рисуют друг другу на теле руны. Ну, там, где одежда не скрывает, — вампирша пальцем провела по плечам, рукам, шее и щеке — там, где чаще открыта кожа. По крайней мере, у невест. А Сайлан уж точно разберётся, где обмазать своего жениха. — Так души... ну, мы верим, по крайней мере, что после этого души влюблённых объединяются. И в следующей жизни им будет проще найти друг друга.

Айрис чуть усмехнулась, снова вспомнив Танашири — старшую вампиршу Орлиного Гнезда, которая хоть и обладала вспыльчивым нравом и скалилась на каждого, но своего мужа, судя по всему, любила всем сердцем. Слушая о заслугах деда, Айрис не могла не заметить то, с какой теплотой женщина отзывалась о погибшем.

— Бабушка мне как-то сказала, что в следующей жизни сможет достать деда хоть со дна морского. Из её уст, если честно, звучало, как угроза.

То, что юноша вдруг так внезапно решил открыться ей и заговорить о чём-то настолько личном, дорогого стоило. Семья, как бы ты к ней не относился, всегда способна затронуть за живое. Кто-то вспоминал о членах семьи с трепетом и теплом, кто-то — с обидой. Но равнодушным не оставался никто, как бы ни старалась Айрис внушить это себе. Шейн на удивление говорил о семье спокойно и даже как-то умиротворённо, хотя рассказывал о гибели своего отца. То, что прошлый император также не был слишком близок со своей императрицей, было для Лерман неудивительно. Наверное, он тоже женился на Мирре из-за политических соображений, а дни проводил с какой-нибудь наложницей. По крайней мере, так думала вампирша, не подозревая, что отец юноши любил предводительницу Виан, которых она привыкла считать дикарями и разбойниками.

Молчал он — молчала и она. Судя по всему, он говорил о боли утраты из собственного опыта, а не довольствуясь чужими домыслами. Своими расспросами Айрис боялась сделать ему больно, тормоша старые раны. В этот день не хотелось допустить ни слёз, ни горьких воспоминаний. Они оба должны уйти отсюда с лёгким сердцем.

«А? Показать?» — удивлённо подумалось Айрис, думая, что Шейнир, должно быть, шутит. Вот только изумлять — его конёк. Могла ли она представить, что когда-нибудь увидит Владыку вампиров сидящим на ковре возле неё? Вряд ли. Император сейчас скорее походил на кота, который после похождений по своим владениям вернулся в дом и теперь отогревается возле камина, ожидая, пока его накормят и позовут на колени. Осталось только за ухом почесать, ну честное слово.

— А уверены, что всё запомните? — чуть усмехнувшись, девушка всё же встала с кресла, оставив на нём императорский кафтан. Будет мешать, так ещё и испачкаться может. Айрис тоже устроилась на ковре, сев напротив юноши, и протянула раскрытую ладонь левой руки.

— Мне нужно Ваше запястье, — пояснила вампирша, как-то и не подумав, что рисовать можно было и на полу. А, собственно, чем она собралась рисовать? Если она просто будет вести пальцем по воздуху, вряд ли Шейнир не то что запомнит, он и понять может не сразу. Заговорщически осмотревшись, Айрис приметила свой кубок на полу, в котором ещё осталось немного вина. Поставив его поближе к ним, девушка макнула палец и стала увлечённо рисовать по чужому запястью. Линия, несколько точек над ней и сверху небольшой полукруг. Отдалённо руна напоминала дерево, а символ над ним — светило.

— Это руна плодородия, — закончив, с довольной улыбкой пояснила голубоглазая. — Считается, что Селест, увидев её, обязательно наградит пару скорым пополнением.

Вампирша снова макнула палец в вино, и, нисколько не стесняясь, приподняла рукав рубашки повыше, увеличивая свой «холст». Новая руна была, вероятно, Владыке даже знакома.

— А эта защитит любимого вампира от всех бед. Смотрите, похоже на символ, который рисуешь в воздухе, когда создаёшь ауру стихий. Ну, когда только учишься и не умеешь создавать без жестов. Легко запомнить, правда?

Она задумчиво посмотрела куда-то вверх, чуть выпятив губу. Рун в её голове было много, но она не знала, что бы ещё показать. Юноша вряд ли запомнит их все, так что стоило сосредоточиться на нескольких. Впрочем, может, сам Шейнир ей подскажет?

— Вот что бы Вы хотели передать? Думаю, на всё найдётся своя руна, — наконец, посмотрев на своего нового ученика, поинтересовалась вампирша. Сейчас, сидя на полу, разница в росте уже не так бросалась в глаза, хотя на Владыку всё равно приходилось смотреть снизу вверх.

Он снова заставил её непроизвольно усмехнуться, стоило Айрис представить воплощение его фееричного плана. А что, хорошая ведь затея. Начнётся церемония, все с трепетом будут наблюдать за виновниками торжества, а она будет стоять позади невесты и махать табличками, чтобы жених точно не ошибся. Или вообще сядет на плечи кому-нибудь из сопровождающих, чтобы её точно было из толпы видно. Тому же Харуке — не зря же он доверенное лицо императора, в конце концов! Вот и выручит своего господина, не дав его миниатюрной наставнице потеряться среди высоченных Камэль.

«Если меня вообще допустят к празднику», — запоздала поняла она, вспомнив слова Шейнира о части в храме. Не факт, что на свадьбе будут присутствовать слуги вроде неё, ведь в случае очередного нападения они будут только мешаться. Но лишний раз поднимать шум ради такой мелочи Лерман не стала, посчитав сейчас это попросту неуместным. 

Шейнир оказался учеником весьма послушным. Вся его нетерпеливость словно куда-то испарилась, и он лишь внимательно следил за тем, как его сегодняшняя наставница выводила символы у него на коже и даже не перебивал. Отшучивался, конечно — без этого никак. Наверное, только юмор и помогал ему сохранять рассудок после стольких предательств. А ей — помогал хотя бы на время расслабиться и беззаботно улыбаться.

На её вопрос юноша ответил не сразу, что только порадовало вампиршу. Она ждала, что он поддастся своей пылкой натуре и выкинет первое, что придёт ему на ум, но и тут Виззарион умудрился отличиться. Даже дважды. Девушка проследила за тем, как император потянулся к вину, и не сразу поняла, что на этот раз она сама станет холстом для него. Айрис застыла, снова позабыв, как дышать, и могла лишь неотрывно смотреть на юношу напротив. Смотрела на его задумчивое лицо, пытаясь понять, что же так терзало его. И был ли способ как-то облегчить его боль, которую он хранил в сердце месяцами.

— Очень хороший выбор, — как-то тихо ответила вампирша, не понимая, что с ней происходит и почему она снова в его присутствии не может взять себя в руки.

Она не должна смущаться. Ведь они всего лишь учатся, готовясь к предстоящей свадьбе. Свадьбе, куда если ей и повезёт попасть, то только в качестве одной из многочисленных служанок. Тогда почему же так горят уши и сердце так и норовит выскочить из груди? Почему ей вдруг стало так неловко, что они сидят так близко на ковре, он — снова в одной рубахе, и она — в танцевальном костюме, в котором едва ли походила на какую-то служанку.

Словно желая доказать самой себе, что в их обучении нет ничего такого, Айрис снова макнула пальцы в вино и, перебарывая смущение, тоже потянулась к императорскому лбу, вырисовывая нехитрый символ.

— Руна познания. Её Вы точно запомните — она похожа на букву «М». Помогает принимать верные решения и лучше понимать окружающих, в том числе членов семьи. Такой же символ на лбах полосатых котов. Наверное, поэтому они такие умные и догадливые, — девушка едва усмехнулась, и набралась смелости снова посмотреть на Шейнира. На лице её была всё та же лёгкая улыбка, глаза, казалось бы, наполнены (обычно) присущим ей спокойствием. Вот только сердце никак не унималось, а кончики ушей, как и в прошлый раз, выдавали её с головой.

Отредактировано Айрис (29-01-2022 19:51:03)

— Мнение, что всё знаешь, останавливает от того, чтобы учиться новому, — неловко попыталась сгладить ситуацию вампирша, снова ускользая взглядом куда-то в сторону, к огню. Убегая от его глаз, которые, казалось, за эти пару встреч научились понимать её лучше, чем она понимала саму себя.

«Я сошла с ума», — пришла к заключению Айрис, осознав, что даже несмотря на смущение, не горит желанием уворачиваться от его рук. Она — незамужняя девушка, самый дорогой товар своего отца — позволяла вот так просто чужому мужчине прикасаться к себе. Безумие, это определённо было безумие.

— Щекотно, — не сумев подавить улыбку, она чуть сощурилась, когда Шейнир стал вырисовывать новый знак у неё на щеке. Радость, счастье, свет — всё то, чем, пожалуй, каждый хотел наполнить свой брак. И что-то подсказывало Айрис, что это было под силу для юноши вроде него, несмотря на слухи, ходившие по Нерину и дворцу. Он то и дело дурачился, не позволяя подолгу грустить в его компании. Стоило ситуации принять неожиданный поворот, и Шейнир тут же отшучивался, сглаживая все углы. А его глаза? Такие светлые, наполненные теплом и любопытством...

«Сайлан определённо повезло с мужем», — заключила девушка, почему-то почувствовав тяжесть от этой мысли. Может, потому что устав от тирании отца, подсознательно хотела видеть своего будущего супруга похожим на Шейнира. Или, может, глубоко в душе начинала завидовать своей Госпоже, что это она — его будущая жена, а участь Айрис — оставаться в стороне и просто смотреть?

— Но для тебя этот знак самый подходящий.

И сердце биться перестало.

Вампирша снова подняла глаза на собеседника. И это она — радость и свет? Забавно. Знал бы Шейнир, на что была похожа её жизнь, пока она не приехала во дворец. Пока она не переступила порог его покоев в тот день.

«Вино и сладости?» — переведя взор на слугу императора, изумилась девушка, не совсем понимая, о чём идёт речь. Если бы не ответ Шейнира, возможно, так и не догадалась бы, сочтя, что это просто дворцовые странности. Она снова стушевалась, мгновенно прицепив взгляд к полу. То есть слуги — в том числе все те, кто готовил купальню — были уверены, что они пойдут туда... вдвоём? Что будут вместе лежать, не стесняясь наготы, и просто есть сладости, попивая вино? На секунду Айрис даже испугалась, что Шейнир и впрямь её сейчас утащит вот так проводить совместный досуг. Не то чтобы он был ей так неприятен, просто для девушки её взглядов это было уже слишком. К счастью, вампир не стал ни отпускать сальные шуточки, разрушая эту доверенную обстановку, царившую в комнате, ни предлагать ей что-то из ряда вон выходящее. Он мог просто взять её силой, и никто бы не посмел ему что-то за это сделать, ведь честь какой-то аристократки из Малого Дома не шла ни в какое сравнение с важностью хрупкого мира между двумя кланами. Но он не стал.

Поднявшись с ковра, Айрис стала собирать вещи. Не хотелось лишний раз напрягать слуг, словно бы подчёркивая, что она — такая же служанка среди них. Перед тем, как уйти, Лерман учтиво поклонилась, вживаясь в роль той услужливой девицы, которая крутилась подле будущей императрицы и выполняла её поручения. Разве что перед уходом она ненадолго снова посмотрела на него — с той же теплотой и благодарностью, с какой смотрела на него во время их непринуждённой беседы.

— Хороших снов, Ваше Императорское Величество. Спасибо... что в этот день не дали мне остаться одной.