Даже самые отъявленные одиночки на самом деле не желают полного одиночества - это противоестественно природе смертных народов, которые веками жили в племенах, деревнях, городах и выживали лишь сообща. Изоляция и отвержение - это наказание и пытка, которые могут пошатнуть разум. Оставив Оливера в темноте и одиночестве, его явно пытались надломить, довершить то, что началось с переламывания тела, и будь в искалеченном сосуде из плоти один лишь человеческий дух, он бы уже остервенело рвался из свой тюрьмы. Как пойманная крыса пищал и метался по клетке, бездумно грыз бы прутья, а то и собственное тело, в исступлении и страхе ища освобождения. Ничто живое на самом деле не хочет умирать.
   Впервые Безымянный оказался по другую сторону - ощутил конечность времени, когда все запланированное может не сбыться, когда вопросы могут остаться без ответов. Ощутил бессилие, но не перед смертными, а перед законами Отца. Его держали не конкретные оковы, но правила, которым он должен был подчиняться с того момента, как обрел воплощение в этом мире. Он и Оливер сейчас стояли на одной ступени, разделенные пропастью знания, но связанные одним умирающим телом, и у обоих было схожее желание остаться при нем.
   Каждое движение отзывалось болью, каждый вдох и выдох. И голод, и жажда усугубляли это состояние: появились головокружения и тошнота, пересохло в глотке. Таэрион пребывал недвижим, подавляя все остервенелые метания человеческого духа, для которого оставаться на месте было равносильно смерти. Бога не пугали одиночество и темнота, он не привык считать время, наоборот, впервые за долгое время это была возможность остановится среди суетного и хаотичного потока, движимого событиями и чужими эмоциями, отстранится от них, взглянуть не изнутри, но поверх них.
   Безымянный успел изучить состояние своего тела, подсчитать полученный ущерб и глубину процессов происходящих в нем, результатом чего и стало временное бездействие - сейчас разумнее было использовать оставшиеся жизненные силы на поддержание сосуда, чем на попытки вырваться. Своим пленителям он нужен был живым, иначе они не стали бы с ним возится - этим стоило пользоваться ровно так же, как рассчитывали пользоваться Тени Алира им самим. Таэрион не был зол на них, не испытывал даже раздражения - ничего. Это был его собственный просчет. Бог лишь ощущал, как человеческое сознание ищет в нем забытья и отрешенности, сбегая от ужаса, которого не желает сознавать и принимать. Сбегает от боли. Боль и правда была неудобством. Навязчивая, резкая и ноющая, она вторгалась в мысли, мешалась, сбивала с них, одергивала и отвлекала. Но пока она чувствовалась - он был жив, к тому же темнота, относительная тишина и бездействие, уравновешивали эту неприятность. В этом сознательном полусне, Безымянный даже не заметил, течения дней, поглощенный собственными рассуждениями о минувшем и возможном грядущем. Оттого чужое вторжение стало даже неприятным, вкупе со светом резанувшим оплывшие глаза, точно бы не тюремщик пришел к нему, а незваный гость вторгся в его владения, нарушив их уклад. 
   Золотоглазый алифер сел по хозяйски, даже не глядя на своего пленника, Таэрион же смотрел на него прямо, как только глаза пообвыкли к магическому свету, ничуть не покоробленный этой манерой смертного, как и его вальяжностью в обращении с мечом. Малый разум часто не понимает с чем играет. Безымянный все еще силился понять, что не так в самой сути этого существа. И лишь когда отзвучал вопрос, он обратился мыслями к тому, что следовало вспомнить о маске: возможно ослабить контроль над человечностью, чтобы проступил тот страх, который ждут от него. Он все еще Оливер, лишь юнец и незадачливый студент…
   Однако первые же слова попросту застряли в пересохшем горле, тяжелый шершавый язык не желал ворочатся, и вместо слов в мир вырвался хрип и сип, которые нечем было побороть - слюны не было ни капли. Оливер предпринял вторую попытку, затем третью, пока не зазвучал едва разборчивый шепот:
   - Мне казалось не нужно быть магистром, чтобы отличить меч от палки, - кривая, болезненная, больше похожая на судорогу улыбка проступила на синеватых обескровленных губах некроманта, но почти тут же спала. - Если ты ищешь знания о сути, то у меня есть лишь такой же вопрос без ответа.

Конечно. Для смертных глаз вещь уже не выглядела полноценной - была изломана сама ее суть, но в глазах хозяина и в его привычке предмет оставался цельным, что и выдали его слова - крохотная, но оговорка. Алифер этого, кажется не заметил, - он был увлечен собственными рассуждениями и Безымянный не прерывал их, отчасти потому что говорить ему было трудно, отчасти потому что не нужно. Слух смертных был удивительно избирательным - они слышали лишь только то, что хотели. Как и подходили ко многим вещам нарочито запутанными, окольными путями, и не важно какого аспекта жизни это касалось. Вот и теперь вместо того чтобы просто спросить "кто ты такой?", золотоглазый задавался массой второстепенных вопросов, ответы на которые, даже самые честные не принесут ему удовлетворения - потому что они не те. А после смертные еще сетуют, что им не хватает времени жизни… сколько бы его ни было.
   И Таэрион просто молча слушал, подмечая, что в целом его собеседник не лишен ума и способен делать логичные выводы, улавливать детали, но опять-таки лишь там куда был направлен его разум, похожий на каретную лошадь в шорах. Некромант смотрел на алифера так, будто бы между ними не было решетки, а руки и магия его не были скованы. Все путы в этом мире были временны, временны все обстоятельства, и не было никаких причин самолично надевать кандалы ещё и на собственный разум.
   А меж тем золотоглазый подобрался в своих размышлениях гораздо ближе к тому, что его действительно интересовало. И когда речь зашла о Рейн, человеческая сущность с неудовольствием заворочалась, загорелась, подступила к горлу совсем неуместным вопросом: "что вы с ней сделали?!". Безымянный проглотил его, ибо важности в нем было ни на грамм больше, чем в вопросе "почему пуста рукоять?". Судьба крылатой спутницы была свершонной независимо от знания, и повлиять на это юный глупый Оливер никак не мог, а вот увести от важной темы мог вполне.
   Привязанности… Смертные души имели поразительное свойство сплетаться друг с другом под силой эмоций положительных или отрицательных. Иной раз они настолько липли одна к другой, что даже границы миров не могли разорвать этой связи, и это нарушало баланс неизменно. Именно потому Безымянный даровал своим детям совсем иную технику манипуляций с душами - стерильную и выверенную, но как уже было сказано, смертные слушали крайне избирательно. Даже талантливый на первый взгляд Оливер, имея в соседстве бога, умудрялся ничему не учится.
   Некромант заговорил все так же тихо и медленно, когда его собеседник сбросил напускную вальяжность и перешел к сути, которая неподдельно интересовала их обоих:
   - Гораздо более занимательный вопрос, откуда знаешь об этом ты… и почему от тебя отдает Зенвулом.
   Алифер напротив нес в себе противоестественное, чем цеплял интерес Безымянного, пробуждал желание препарировать, - он виделся кусочком мозаики, но пока не было ясности насколько важен этот фрагмент. И некромант шел на определенный риск и определенную откровенность. Убить его могли в равной степени как за "лишнее" знание, так и за отсутствие "полезных" знаний вовсе, и Таэрион предпочитал если и покинуть мир смертных, то непременно осведомленным.
   - Что связывает с ним Тени Алира? Или быть может только тебя?
   Складывалось все более преобладающее впечатление, что сам переворот власти в Поднебесной был не настолько важен, быть может отвлекал прочих крылатых от чего-то иного, был призван внести смуту. Быть может им пользовался именно этот алифер, прокладывая дорогу себе через фанатичных собратьев. Некроманту недоставало понимания цели и связей, чтобы все прочие элементы встали на свои места.

Таэрион подавил в себе наставительное желание саркастично ответить: “потому что я не играюсь с запретным”. Но если обернуться, то в том, что принесенная им в мир магия стала погибельной и уродующей был и его просчет - “дети” оказались детьми, не готовыми принять на себя ответственность. А сам он, вопреки всем стремлениям, так и не смог осуществить ничего созидательного, и теперь все чаще задумывался, была ли на самом деле отрава только в людском роде, или так же в самой сущности его знания, изначально обреченного лишь разрушать или каверкать.   
   - Возможно, мне повезло… - ровно ответил вместо этого некромант, продолжая разглядывать своего собеседника.
   Безымянный не был уверен, что без человеческой составляющей сможет наладить со смертным диалог понимания. Но Оливер был охвачен страхом, жалостью к себе и гневом, что тем более никак не помогло бы вести разговор. В отличие от него Таэрион не видел в алифере врага и не желал мести, как не мстят корню или камню о который случилось споткнуться. Ведь не мстят же? Даже после всех мучений, каким подверглось смертное тело. Золотоглазый не охотился за ним, как когда-то вознамерились неразумные "дети", не желал от него большего, чем от другого смертного и если не станет слишком упорствовать, они могли разойтись как ни в чем ни бывало. Если не изменятся обстоятельства...
   Алифер даже отвечал Безымянному, хотя в его воле было смолчать и давить на свой интерес. Узнать о мотивах самой Рейн Тени похоже уже не могли: значит она была вне их досягаемости или влияния, возможно это значило, что она мертва. Но Оливера это, почему-то, не успокаивало, хотя не так давно он первый хотел ей освобождения. 
Вместе с тем слова золотоглазого натолкнули Таэриона на понимание, как должен бы поступить на его месте смертный из некромантов даже без участия юного Шоу. Выгода! Смертным нужны выгоды. И более всех прославились своей алчностью его глупые "дети".
   - Ты рассуждаешь однобоко, - заговорил некромант, впервые за все время ослаблено прикрывая темные глаза и сосредотачиваясь лишь на собственном голосе. - Да, ты прав, - меня привел в Зенвул поиск знания. Но ты упускаешь собственные же слова о том, что дочь императора способна отыскать приключений на задницу сама. Я встретил ее, не зная, кто она. Я видел в ней лишь алифера, который умеет махать мечом, и предложил продать это умение. Не знаю почему она согласилась… Подробности ее родословной всплыли гораздо позже. И я подумал, почему бы не продать мое знание императору? Только вот, кажется, оно ему не нужно… Тут я очевидно просчитался. Однако, - маг открыл глаза, цепко хватаясь взглядом за собеседника, - может быть ты заключишь сделку с некромантом? Что если я скажу, что могу избавить от тени Зенвула?
   Золотоглазый справедливо мог не поверить, но ни Рейн, ни Оливер не несли на себе печати города-призрака. Была и другая опасность, что тень слишком долго влияла на алифера, ведь Безымянный не знал когда, как и зачем его собеседник полез обниматься с костяным древом, и был шанс, что расставаться он с ним уже не захочет. Впрочем, даже если бы захотел, врядли бы вложил свой сосуд души в руки того, кого избивал и пытал. А если бы и отдал, то Таэрион не мог поручится, что нынешних умений ему хватит, чтобы разобраться в магических переплетениях. Все что ему нужно было - это время. Время, которое так безжалостно утекало, убивало человеческое тело уже без всякого стороннего вмешательства. И холодный разум признавал, что без заинтересованности других в его жизни, незадачливая жизнь непременно оборвется. А интерес следовало подогреть.
   Существование в смертном теле имело свои правила, и Таэрион начинал принимать их. Можно было сколько угодно мнить себя всемогущим, сетовать на беспомощность, мыслить “вот если бы!” - все это было лишь гордыней и самообманом. Гордыни Безымянный не испытывал, а вот выйти за рамки привычного какое-то время не мог. Минувшие три дня в темном покое, помогли ему обдумать и это - чем быстрее он начнет исходить из реальных, а не былых возможностей, тем меньше ошибок будет совершать.
   Какая ирония, что даже бога Смерти понимание подчас настигает на пороге смерти.

Безымянный проследил взглядом за вращением незримого клинка и вновь прикрыл усталые глаза. Никто до этого не смел касаться Нейглинга, а тем более столь вольно с ним обращаться. Было в этом что-то неправильное. Не то чтобы меч был чем-то особенным или подпадал под определение “любимой вещи” Таэриона, - совсем нет, но вместе с тем он исправно служил своему хозяину многие столетия, и в том была его ценность. Мало какое оружие сможет выдержать на себе божью длань и выстоять во времени, точно так же как не каждый человек может стать крепким сосудом. Таэрион ценил обоих, но оба из-за него были покалечены и находились в руках алифера с золотыми глазами.   
   - Не делай так, - ровно попросил некромант, выдержав небольшую паузу. - Прояви уважение к проклятой вещи. Может статься, что ты держишь в руках свою смерть. Я не успел изучить его…
   Безымянный рассчитывал, что этого будет достаточно, чтобы смертный поубавил в желании играться с мечом. 
   - У нас с тобой патовая ситуация, - продолжил рассуждать он. - При тех условиях, которые есть сейчас, этому телу осталось не больше дня. Скорее всего меньше. После чего наша сделка распадется сама собой, и мы оба упустим свои возможности.
   Клетка по сути своей была не важна.  Даже пытки были не важны. Тело должно было оставаться живым, а работоспособность ему можно было вернуть после. Все что требовалось от сосуда, по мнению Таэриона, это: передвигаться, воспринимать окружающий мир и творить магию. Даже если бы это был голый остов. И этому он учил когда-то своих "детей" - видеть лишь рабочий потенциал. Кости были лишены эстетики, но могли еще долго служить после того, как их покидала душа. И если бы Безымянного спросили, он бы вовсе предпочел искусственный сосуд, вроде голема. Но его не спрашивали, и возможность сойти в мир смертных на длительное время была только одна, со всем бременем в виде голода, жажды и прочих телесных позывов, постоянно отвлекающих от дел и приносящих уязвимости. Смертные, как и все братья, находили в их удовлетворении некие удовольствия, но Таэрион так и не смог разобраться, что же в этом такого особенного. Пока его собственный сосуд был клеткой куда более изощренной, чем та в которую посадил его алифер.
   - У тебя есть время подумать, - щедро разрешил пленник пленителю. - А пока может расскажешь, ради чего ты - алифер - полез в Зенвул. Как ты и сказал - некромантов туда тянет, но ты не некромант...

Золотоглазый прекратил забавляться с Нейглингом и это принесло Безымянному некоторое удовлетворение. Он так и не открыл глаза, пока в замочной скважине не заскрежетало, не скрипнули петли и не послышались звонкие шаги: звук от них врезался в мягкую полутишь пыточной комнаты, как стальной, прерывая "задушевный" разговор.
Таэрион проследил за уверенным движением алиферки к клетке, вылавливая взглядом ее черты в тусклом свете, и отметил для себя тянущейся за ней шлейф тени.
   Крылатые ходили в Зенвул отрядом. Но что они искали там? Хотели очистить место своими силами? Меньше всего эти смертные походили на поборников благородства, которые обычно кричат о своей "святой" миссии даже если их не спросить. Пленитель же говорить о замыслах не желал, а значит его устремления были далеки от тех, что можно превратить в открытый девиз. Неужели пробовали играться с темной магией?
Некромант слегка прищурился в ответ на прямой и цепкий взгляд алиферки. Вопреки ее ожиданиям этот пленник был само смирение, хотя бы потому, что даже плюнуть ему было нечем, не говоря про все прочее. Его телу отчаянно не хватало воды, загустела даже кровь, лениво гоняющая по сосудам отраву от самопожирания, которой не было выхода.
   - Это тебя в Зенвуле так разукрасило? - успел поинтересоваться маг, прежде чем ощутил нарастающее давление в своей голове. Всего за несколько мгновений пульсирующая боль будто бы ужала черепную коробку в два раза, подступила тошнота, но благо желудок был совершенно пуст. Тело некроманта, инстинктивно сжалось на своей камерной подстилке, силясь бессмысленным жестом защитить голову скованными руками, заскрежетали крепко стиснутые зубы.
   Тени обратились к последнему из способов получить желанные ответы. Смертные оставались смертными, не способными на диалог; считающими, что если им что-то не дают, то они должны взять это сами, не обременяя себя глубоким вопросом почему им изначально отказали. Такими были темные маги, возжелавшие власти над силой бога, и точно такими же эти крылатые.
   Таэрион попытался заполнить собой человеческий разум, укрыл сознание своего глупого "дитя", точно бы обернул в полы плаща, заключил в то первородное ничто, где не было ни звука, ни света, ни мысли, ни чувства. Оливер знал не так много, но и этого отдавать Безымянный не желал. Тени изрядно поломали тело и он не принимал это на личный счет, но разум был его обителью и храмом, и он сюда никого не приглашал!
   Псионик отступила, а вместе с этим утихла боль. Человеческое тело испытало облегчение, но вместе с этим неимоверную усталость. Кажется именно в такие моменты души отдаются смерти особенно легко. Сам Безымянный в свои чертоги не торопился. 
   - Мне всегда говорили, что я слишком замкнут в себе… - просипел маг. - И потому у меня нет друзей.
   Этот ироничный факт показался Безымянному крайне забавным. Он судорожно хватался взглядом за фигуры крылатых, а умом за разговор, концентрировался на них - только бы не потерять сознание и остатки контроля над собой. Ведь заснув, у него уже могло не остаться сил, чтобы проснуться.

Отредактировано Оливер (12-11-2019 18:18:12)

Алифер взвешивал его точно так же как до этого пустой эфес Нейглинга, вдумывался, оценивал. Вопросы, которыми он задавался, стали ближе к сути, но все еще были не теми. При всем своем явном умении и потенциале, он бродил в темноте, натыкаясь на то, что не способен был определить даже коснувшись. Сложно дойти умом до того, что невозможно вообразить…
Некромант промолчал, никак не подтвердив и не опровергнув чужих рассуждений. Безымянному было интересно до каких выводов способен дойти этот пытливый разум самостоятельно. В былые дни он даже покровительствовал бы ему, принял к себе, невзирая на происхождение, наблюдал бы за его успехами. Сейчас же было некоторое неудобство для Таэриона в том, что предметом исследования являлся он сам.
   - Не уверен, что я способен куда-то идти, - все в том же тоне выдохнул темный маг, но мнение его, как повелось, никого здесь не интересовало. Оливера подняли и протащили, ибо сам пленник переставлять ноги уже не мог, да и не слишком желал, понимая, что траектория движения лежит вовсе не по направлению к входной двери. Единственное, что он себе позволил - натянуто улыбнуться алиферке, раздраженно сверлящей его взглядом. В отличие от своего подельника она, похоже, большим умом не обладала, несмотря на псионические способности, - ведь только недалекий ум злит встреча со своим пределом.
   - Ты повторяешься, - заметил Безымянный своему палачу и невольно скривился от боли, когда цепь натянулась, утягивая изможденное, иссушенное тело вверх: тут же отозвался каждый перелом и каждая трещина в костях, каждая поврежденная мышца и сустав; сильнее впились в кожу путы на истертых запястьях. Одно такое положение, без возможности хоть чуть коснутся пола, можно было считать полноценной пыткой. Однако надо отдать боли должное, она умела и взбодрить.
   Несмотря на свои слова, Таэрион понимал, что золотоглазые вовсе не повторяют бесполезное действо, скорее совмещают два бесполезных действия, чтобы на выходе получить третье - такое же бесполезное. Сознание бога способно было выдержать многое, а вот человеческая составляющая - нет.
   - Когда же вы уже осознаете, что не все в этом мире можно получить силой… - процедил сквозь стиснутые зубы некромант, и фраза эта была скорее обращена ко всем смертным разом, хоть слышали ее всего двое из них.
   В какой-то мере Таэрион рассчитывал, что невозможность заставит алиферов отступить, но гордыня им похоже этого уже не позволяла. Чтобы не умертвить тело, следовало им что-то дать, что-то незначительное, что потешило бы самолюбие обоих. Возглавь, если не можешь помешать - говорила старая мудрость, и Безымянный споро раздумывал, как направить поток, который не мог остановить, в приемлемое русло. Он потянулся к мыслям и чувствам Оливера, ослабляя свои объятия. Прикоснуться к мучительной реальности этот юный ум даже немного будет совсем не рад, но именно сильная эмоция могла бы сейчас ослепить псионика: стать яркой вспышкой среди пустоты, высветить в памяти что-то сентиментальное, затенив главное.
Что вспоминается тебе перед смертью Оливер Шоу? О чем ты сожалеешь и чему рад?
Таэрион бы понаблюдал за этим препарированием души с большим интересом, однако был занят тем, что пытался сохранять контроль над ситуацией, давно вышедшей из под его контроля.
   А глупому мальчишке вспоминалась Рейн, от которой после близости он ждал еще чего-то большего и на которую так силился произвести впоследствии впечатление, точно это он был опороченной девицей. Безымянный не мешал ему утешаться поисками глубоких смыслов в случайной встрече, если это оправдывало все страдания незадачливого студента, а главное отдаляло от истинной причины с которой все началось.

Отредактировано Оливер (16-11-2019 14:33:11)

Псионику пришлось столкнуться с тем с чем сам Таэрион сталкивался постоянно - въедливостью эмоциональных воспоминаний. Они липли на души как смола и порой присыхали настолько, что отодрать их было сложно даже ему. А самое интересное они почти никогда не соответствовали реальности, но лишь одному желанию их обладателя видеть все так.
   Оливер не был исключением и за неимением иных инструментов Безымянный прибегнул к самой древней и примитивной движущей силе человека. Эмоциональность юноши сделала свое дело, и было крайне забавно сознавать, что в час нужды бога выручило именно то, от чего он пытался когда-то избавить своих "детей".
   Алиферке, однако, этого урока оказалось недостаточно и она продолжала упорствовать, вьедаясь в разум темного мага, как голодный зверь. Эта боль была в разы неприятнее физической. И если периодичность очередного удара кулака Таэрион мог просчитать и подготовится к нему, то боль, сверлящая сознание, лишь нарастала. Оливер уже желал лишь одного, чтобы все прекратилось и больше ничего не было. Совсем.
   Ровно в тот же миг признал несостоятельность своего метода и золотоглазый пленитель, велев псионику остановится. Но почуяв надлом сознания она этого уже сделать не могла, точно опьяненная кровью борзая.
   Неугомонная девчонка.
   Она ринулась глубже и Безымянный встретил ее, открыв для смертной все свое знание об алиферах, которое имел. Хорошее структурированное знание! Со всеми схемами и анатомическим разбором, которое в материальном мире заняло бы несколько увесистых томов и месяцы беспрестанной практики. Некоторые некроманты отдали бы жизнь за такое не думая, свою или с десяток чужих, а алиферке все досталось даром и сразу. Опыты показывали, что неподготовленной сознание было неспособно это вынести. Когда-то Таэрион искал способы передачи знаний своим "детям", однако ни один из них не сработал должным образом, кроме тех, что уже были приняты в мире смертных.
    Что было после этого щедрого жеста Безымянный уже не видел - тьма поглотила его и Оливера.

   Было пусто. И в этой пустоте первым появился запах притягательный и тошнотворный одновременно. Давно не знавший пищи желудок проснулся первым, сжавшись настолько, что Таэрион почувствовал боль. Потом послышался уже знакомый голос и стук деревянной плошки о столешницу. Лишь после некромант открыл глаза, насколько они вообще способны были открыться, и увидел мутный силуэт в магическом свете.
   "Опять ты…"
   Безымянному показалось, что он произнес это по всем правилам, однако голоса Оливера не услышал. Стало быть лишь подумал...
   С характерным стуком рядом с ним встала кружка с водой и Таэрион тяжело приподнял голову, потянулся к ней связанными руками, жадно хватая задеревеневшими пальцами. Пил он неуклюже и быстро, так что вода не лилась, а болезненными комьями проваливалась в горло, и даже опустошив кружку все еще хотел ещё.
   - Я знаю, - тихо ответил Безымянный на последнюю фразу алифера, чувствуя как во рту наконец-то ощущается влага, а в рёбрах тянет знакомая боль. - Я сам бы за собой не пошел.
   Судя по крепко перемотанной груди и пище, он сумел заинтересовать Теней достаточно, чтобы они задумались о компромиссе. Лучше поздно, чем никогда.
   - А ложка есть? - поинтересовался Таэрион, но вовсе не потому, что гордость мешала ему зачерпнуть из миски пальцами, а лишь затем чтобы проверить готов ли золотоглазый на дальнейшие уступки. Сейчас Безымянный был вовсе не уверен что тело сможет проглотить что-то больше чем пару кусков. Если вообще сможет. - Разве не могли мы сразу с этого начать, минуя утомительные для всех действа?
   Вопрос, пожалуй, выходил риторическим.
Некромант болезненно поморщился и вновь положил голову на сгиб локтя, не в силах долго сохранять даже сидячее положение.
   - Мне было любопытно, - чуть помедлив ответил он, делая поощрительный шаг навстречу алиферу, дабы продемонстрировать, что этой новой тактикой он может получить больше, чем кулаками. - Видишь ли, я отличник учебы, но даже при этом мастера не заинтересованы в создании конкурентов и превзойти их можно только усвоив что-то вне лейдерской школы. Скажем так, мне было мало знаний… я хотел узнать о магии больше. И узнал. Как ты и сказал - Зенвул отличное место для экспериментов.

Отредактировано Оливер (18-11-2019 18:25:09)

На вопрос риторический некромант молчанием и ответил. Была большая разница между ценностью и целесообразностью. С Рейн их больше ничего не связывало, пусть Оливер и упирался в этом. Он пару раз спас ей жизнь, она отказалась от его денег - выходило они больше ничего друг другу не должны, а класть головы алиферов за какого-то некроманта, ради сентиментального чувства было именно что нецелесообразно. Если исходить из оговорок золотоглазого, Рейн была вполне себе жива и находилась среди своих, и куда разумнее на ее месте было попытаться уговорить своего венценосного родителя заняться Розой. А если тот не согласится, то от наличия некроманта под боком его решение не изменится подавно. Репутация у "детей" была так себе, мягко говоря.
   Безымянному стоило искать новых союзников для уничтожения заразы, не делая ставки на одних лишь алифиров. Но пока необходимо было выбраться из плена. Все по порядку.
    - Благодарю, - некромант принял протянутую ложку настолько непринужденным движением, насколько позволяли связанные вместе руки. Нападать на своего тюремщика он не планировал, как раз очень хорошо понимая бессмысленность этого в данный момент. Но это не значит, что не наступят обстоятельства более благоприятные. Ждать Таэрион умел.
   Ковырять в миске со связанными запястьями было гораздо неудобнее, чем держать кружку, но маг сохранял невозмутимость, попутно слушая о собственных перспективах.
   - А ведь меня так часто это спасало на экзаменах… - прокомментировал он замечание о собственной болтливости, и наконец совладав со столовым прибором отправил первый кусок пищи в рот. Кажется это была вареная репа или капуста, но точно совершенно пресная и холодная. Оливер жевал этот кусок медленно и как-то вдумчиво, без той жадности с какой он припал к воде. 
   Для Таэриона их разговор с крылатым вовсе не был пустым, хотя тот так же не отвечал на его вопросы. Он изучал своего собеседника и обстоятельства, через его слова и действия. Так он мог строить догадки о судьбе Рейн не задав ни единого вопроса, о положении Теней, о сильных и слабых сторонах конкретного алифера… Раздражение золотоглазого сейчас, говорило Безымянному о том, что он исчерпал все способы привычного влияния, и вместе с тем был не готов просто добить своего пленника. Интересно, тяжело ли ему дается это дарование выбора, когда еще совсем недавно он считал, что у его пленника выбора нет. А ведь смерть это тоже выбор…
   Некромант проглотил наконец кусок репы, собрав для этого всю скудную слюну, и чуть склонил голову в бок, глянув на крылатого с немигающим, птичьим вниманием. Экспериментировать с его эмоциями в планы Таэриона не входило.
   - Я избавил нас от этих хвостов, - просто объявил он. - Купировал. Вырезал как опухоль, если угодно. Возможно потому что она была ещё мала... с более запущенными случаями я практики не имел. Очевидно.
    Маг опустил глаза в миску и вновь чуть поковырял ее содержимое ложкой, но есть пока больше не стал.
   - Я уже говорил тебе про Зенвул, но если тебя интересует научная сторона, то изволь. Это будет довольно примитивно и топорно, но мы же хотим, чтобы все все поняли?  У меня есть теория о магической аномалии. Если ее упростить, то можно описать все примером света и границ поверхности. Ведь именно с границей мы сталкиваемся в Зенвуле.
    Зачерпнув из миски полную ложку переваренной капусто-репы, некромант просто вывалил ее прямо на стол аккуратно выстроив в небольшую линию свой такой долгожданный обед, как будто он вовсе не был для изможденного тела чем-то необходимым и ценным.
   - Это граница. Здесь у нас мир живых, а с этой стороны мир Теней. Многие представляют ее прямой линией, вроде порога, но на самом деле она изламывается, - для наглядности маг выстроил капусту волнами. - Как свет, сталкиваясь с границей какого-то предмета или вещества, так магическое заклинание может отразится, преломиться, рассеяться и поглотиться. Именно это происходит с магией в Зенвуле. Все считают этот процесс хаотичным, но на самом деле он работает по своим правилам, которые теоретически можно изучить и просчитать. Заклинание направленное через излом, - некромант подвел рукоять ложки к капустной границе, силясь пальцами дорисовать дальнейшие пути магии, - распадается. Часть его проходит насквозь, преломляясь, а оставшаяся часть отражается и рассеивается. Это тот эффект который мы в итоге наблюдаем. Каждый маг, приходящий в Зенвул ищет там своего рода линзу, которая десятикратно увеличила бы его силы. Но все что он там получает это хаотичное отражение и преломление магии, как игра света на беспокойной воде. За тем лишь исключением, что эти "блики" могут убить или натворить иных дел. Но совсем другое дело - дух, который сидит на двойном перекрестке: перекрестке сил и перекрестке миров. Сомневаюсь, что она тоже понимает как это работает, но кажется ее вполне устраивает и тот остаточный поток который идет не только с этой стороны границы, но и с той. И она приспособилась их использовать. У нее было на это достаточно времени… как знать, может корни древа сейчас прямо под нами. Где бы мы не находились… и вопрос подхватить заразу - это лишь вопрос времени. Можно еще воды?

Отредактировано Оливер (21-11-2019 00:01:18)

Ну вот, стоило алиферу хоть в чем-то почувствовать свою власть, как он вернулся на прежний круг поведения, благополучно забыв о недавнем уроке… Властитель Кувшинов. Некромант вздохнул, но отстаивать кружку воды никак не стал: после первых глотков она уже не стоила так дорого и он мог позволить себе немного подождать, пока золотоглазый наесться своим возвращенным положением хозяина.
После всех пыток, отстояв воспоминания у псионика и не чувствуя магии артефактов, Таэрион действительно мог себе позволить жонглировать фактами, стоя на канате между бытием и небытием смертного тела. Пожалуй в такой ситуации ему еще бывать не приходилось. Опыт в своем роде был интересным пусть и рискованным, чем-то напоминая стратегическую игру с доской и фигурками, где следовало обыграть своего противника быстрее, чем это сделает он. И Безымянный тасовал события в таком виде в каком это было удобно ему.
   - Она - это душа жрицы ульвов, или кем там она была… - маг изобразил нарочитую небрежность к жизненному пути той, чья злость сейчас пожирала земли людей. В целом ему и правда было все равно, чем занималась она при жизни, но вот ее нынешнее существование вносило серьезный дисбаланс в его собственную работу. - Или вернее уже будет назвать ее Розой.  Хотя теперь это не одна душа, а сонм неупокоенных душ, но именно сила ненависти этой первой души, тень мстительного разума, направляет всю искареженную магию границы миров для удовлетворения желания, которое нельзя удовлетворить. Она не остановится пока не пожрет все, а когда нечего станет жрать - поглотит себя. Как Уроборос.
   Некромант внимательно посмотрел в пытливые глаза крылатого, непринужденно выдерживая его пристальный взгляд.
   - Но ты же и сам это знаешь, верно? Знаешь почему Роза появилась.
   Маг поднял ложку и вновь поковырял в миске. Разумно было поесть, пока идет разговор, ведь было неизвестно как долго продлиться приступ щедрости, и не забудут ли о пленнике еще дня на три. С видимым усилием юноша впихнул в себя ложку еды, старательно пережевывая прежде чем продолжить отвечать на вопрос.
   - Мне снились сны, пока Тень была при мне, - наконец пояснил он, примерив на себя участь Рейн. Сон вообще был довольно эфемерной вещью, которую сложно доказать или как-то проверить, и тем был удобен. Хочешь - говори, что ездил на радужном единороге, а хочешь - что видел все тайны Бездны, особенно если псионик уже никак не мог в этом поучаствовать. - Нить подобных заклинаний, связывающих души, похожа на мост. Это значит, что не только могут прийти к тебе, но и ты можешь отправиться на ту сторону. Вернешься ли - это уже другой вопрос, но факт есть факт. Ненависть Розы настолько сильна, что воспоминания о множественной смерти никак не оставят ее, и по цепочке передаются новым присоединенным душам. Они буквально вопят о прошлом, жуют его и давятся им, снова, и снова, и снова... Для них больше ничего не существует. Отвратное послесмертие, скажу я тебе. И оно так или иначе грозит всему материку.
   Маг подцепил из миски еще немного репы, невозмутимо отправив ее в рот, точно только что говорил не о предпосылках конца всего живого, а о погоде за окном. И пока он жевал, то раздумывал что бы сказать насчет избавления от тени. Приплетать сюда Нейглинг Таэриону совсем не хотелось, ибо вопросов у алифера станет значительно больше, и не все ответы можно будет изящно уложить в возможности смертного некроманта. А потому Безымянный выбрал то, что так же невозможно с ходу проверить:
   - Что касается самой нити тени, то я просто адаптировал под нее ритуал уничтожения магических нитей, если тебе это о чем-то говорит. Нить - это всего лишь нить откуда бы она не тянулась. Теперь то плесни, - маг подхватил пустую кружку, протянув ее алиферу. - В горле сохнет - столько говорить.

Получив воду, некромант вновь пил, пока усохший желудок не заполнило болезненной тяжестью и не подступила тошнота. Но чувство это будет не долгим - измученное тело быстро примет в себя желанную жидкость и найдет ей работу. Кризис должен был миновать: Оливер достаточно молод, чтобы оправиться после всего произошедшего. Можно сказать Тени были с ним обходительны, оставив на месте даже все пальцы. Скорее всего это было обусловлено их личным интересом и возможностью использовать пленника в будущем, но все же.
    Маг с тяжелым стуком поставил опустевшую кружку.
   Он вновь забылся. Конечно. Магический взор смертных плохо различает то, что принадлежит миру Теней, полностью или отчасти. Даже глядя глазами Оливера, он неизбежно видит иначе, отчего сперва допустил ошибку назвав пустой эфес мечом, а теперь заговорил об очевидной для себя вещи, которая далеко не так очевидна прочим. Притворяться человеком было не так просто, хотя бы уже потому, что Безымянный не совсем понимал где человеческий предел. Одно дело телесный или магический потенциал - здесь срабатывали естественные ограничения его сосуда, но разум Таэриона границ не имел. Впрочем, алифер похоже был настроен крайне скептично к услышанным заявлениям, и теперь предлагал эксперимент, скорее для того, чтобы посмотреть как его пленник потерпит неудачу, иначе не называл бы сие действо “чудом”.
   Сам Безымянный испытал от этого предложения двоякое желание, которое теперь разрывало его сознание на две абсолютно равные части: с одной стороны для него это была возможность под видом ритуала провернуть любой другой, который помог бы вырваться из плена; с другой стороны перед ним стояла интересная магическая задача, которая впервые за долгое время могла стать приятным испытанием для ума, ведь ее требовалось решить не силой бога, но ограниченным набором возможностей. Как и сколько раз преломить заклинание, чтобы столкнувшись с нитью тени оно дало ожидаемый результат? При этом не используя рассекающей возможности Нейглинга… Он все равно был слишком громоздким для такой ювелирной работы.
   Как же давно Таэрион не играл в подобные головоломки? Наверно с первого пришествия в мир смертных, когда из его занимательных задачек сделали оружие…
   Разгоревшийся было живейшим интересом взгляд некроманта заметно потух.
   - Сколько же вас тут таких? - поинтересовался темный маг не слишком рассчитывая на удовлетворяющий ответ. - В любом случае я могу попробовать, если тень не оплела его душу слишком плотно. Но рискнешь ли ты вручить мне в руки магию и острый нож?
   Золотоглазый не был дураком - это Безымянный уже успел выяснить. И скорее всего он допускал, что его пленник может попробовать воспользоваться этим очевидным шансом, чтобы вырваться. Примет ли он все предосторожности или просто не рискнет пойти дальше вызывающего предложения?

Большинство магов не задумывалось, как работает магия, они ей просто пользовались. Нарабатывали свое знание долгой и упорной практикой, через множество неудач, как своих так и своих предшественников. Точно так же работали все ремесленники: изучали материал в своих руках, как слепые; достигали мастерства годами монотонной работы. Те же плотники хорошо знали, что дерево держится на воде, знали какая порода лучше подойдёт для того или иного, и из него смертные научились мастерить лодочки, которые пускали весной по ручьям дети и строить огромные корабли, выдерживающие морские бури - впечатляющая работа, если задуматься, но как много из живущих знало почему дерево не тонет? Кроме пресловутого ответа "таким его сотворили боги"... Тоже происходило среди обладателей магического знания - они использовали его, громоздили на него подчас талантливые сплетения, но кто мог ответить почему оно работает так? Все что они знали, что если сделать не так, то магия накажет - выйдет из под контроля. И именно это было первым правилом, которое заучивал каждый маг, начиная свое обучение - следовать точно по книге, точно до запятой, точно до черточки, точно по следам предшественника и тогда зайдешь дальше него. В этом заучивании и повторении можно было стать непревзойденным мастером, получить уважаемую степень. Но все это было закостенелой магией, плохо адаптирующиеся под новые задачи, и было закостенелостью ума.
   Когда-то Таэрион охотно рассказывал о сущности магии своим “детям” - любому, кто был готов его слушать и кто задавался вопросами. Тогда ему казалось, что избранные им люди готовы поглощать знания ради самого знания, как поглощал он сам с той первой минуты, когда осознал собственное я, отдельное от мирового потока. Но люди быстро охладевали к обучению, как только получали ответ, удовлетворяющий их насущные нужды. Например: “а можно ли сделать так, чтобы мертвец работал за меня?..” или “можно ли это применить против моего врага?”. В этом была своя практичность, которую Безымянный даже мог понять, но в итоге на ней все и останавливалось. Тем непонятнее ему было зачем им вдруг понадобилась сила бога. Что они собирались с ней делать? Просто залезть на вершину и уничтожать оттуда недовольных? Или просто уничтожать, бездумно, потому что могут? Как то было в Зенвуле…
   И вот впервые за столетия его внимательно слушали. Жаль, что и этот интерес был донельзя приземленным.
   - Тебе не понравится, как оно будет выглядеть в начертаном виде, - предупредил некромант, заглядывая в золотые глаза алифера. Тот и так ему не верил, а выслушав вполне рабочую формулу, навряд ли бы захотел присутствовать при ее активации. Безымянный ещё не знал как точно должно выглядеть заклинание ритуала, какие символы в себе нести и какое начертание печати иметь, но уже знал, какие составляющие могут для этого потребоваться и как система будет работать. Дальше был лишь вопрос расчетов. Но точных расчетов от него сейчас и не ждали.
   - Нужно взять заклинание и... сломать его, - юноша едва заметно улыбнулся, наблюдая за реакцией своего собеседника. Таэриону даже стало интересно посмотреть способен ли этот не глупый ум напротив него оценить что-то новое, что выходит за рамки привычного. Воспользоваться этим знанием самим по себе крылатый навряд ли сможет, если вообще сочтет стоящим, а не безумным.
   - Но не просто сломать, а расщепить, до того, как это хаотичным способом сделает аномалия, - по сути подобным образом работали два заклинания, которые Таэриону удалось протащить за собой в мир смертных. Так работала сама его сущность. - Магический поток, не обремененный лишним, проходит через границу более чисто. Но потребуется несколько направляющих и стабилизирующих печатей, если мы не хотим получить непредвиденные погрешности. Плюс еще одна печать на клинке ножа, которая соберет заклинание обратно - на самой грани его лезвия. Мы перережем голую нить минуя ее уродливую оболочку.
   Заклинание банально повторяло собой путь через смерть, переход: от исчезновения старого через разложение к новому. Вот только не каждый мог проникнуться философией смерти. Человек смотрел на алифера и ждал его слов, кажется совсем забыв, что пленник здесь.