Рейн чувствовала себя неуютно. Последние недели до оговоренной даты пролетели быстро, в заботах. Рейн несколько раз пыталась примириться с отцом, но не так удачно, как хотелось бы, а после, когда началась кутерьма подготовки к обряду, всё остальное стало не таким значительным и важным. Подготовка к турниру занимала намного меньше времени и сил, несмотря на то, что даже сейчас основную работу взяли на себя другие алиферы, не сама Рейн. Где-то спрашивали её мнение, где-то требовалось её присутствие. Она всё чаще прислушивалась к слухам, что бродили во дворце и за его пределами – как другие относятся к браку дочери императора и тому, что у Иладара ван Алена спустя столько лет появился зять-преемник, да ещё и с такими взглядами на будущее Поднебесной. Присматривалась к Вану. О генерале говорили редко и с большой осторожностью – опасались последствий, но никто не знал, что на самом деле решил для себя Криан дан Ван и на чьей он стороне. Не обошлось в последнюю неделю и без подарков от рода Лаллен, которые слишком хорошо знали, какой подарок «понравится» Рейн.
Гвардейская форма с нашивкой красным лисом полетела в камин, получила порцию огня с руки Рейн. Сожжение старой и знакомой вещи застала Нарин, которая и без просьбы Грей никому и ничего не сказала. Рейн лишь попыталась выбросить из головы и вещь, и письмо, которое тоже отправилось в пламя, и лицо Лаллен, чья язвительная усмешка чувствовалась в словах даже сквозь бумагу.
Пренебречь традициями пришлось даже во время подготовки обряда, что начало постепенно входить в привычку. Платье, по традиции расшитое рукой матери жениха, шила другая женщина на заказ, предварительно сняв мерки с Рейн. Оно дожидалось своего часа, пока Нарин следила. Чтобы служанка сделала всё, как надо, помогая Рейн собрать короткие волосы и придать им более подобающий вид, а после закрепить венцом, сделанным специальной формы – из волос выглядывали лишь тонкие серебряные перья, обрамляющие правое ухо, и тонкая дуга серебряного обруча. Рейн не спрашивала, как выглядит. Нарин, будто бы чувствуя, что Серую лучше не трогать, тоже помалкивала.
Из конюшни выводили вычищенных лошадей. Гости собирались у храма Нъёрая. Простой люд выбирался на улицу, стекаясь к главной улице, с которой могли бы хоть украдкой увидеть процессию из императорского дворца, которая движется в храм. Главную залу дворца украсили к празднеству, готовили всевозможные яства, собираясь встречать гостей, когда виновники вернутся после молитвы, обменяются обетами и, если пожелают, Сосудами.
Сосуд души выглядывал из выреза платья, чем смущал Рейн, будто бы кто-то намеренно хотел показать, что он чистый, яркий, без трещин. Рейн надеялась, что никто не заставит Рита показывать его Сосуд.
Нарин тоже переодели к празднику. По приказу Рейн для неё сшили подходящий наряд. Ей даже удалось уговорить отца сделать для девушки специальные нашивки-герб Аленов, чтобы она не была без дома и покровителя. Уговорить Нарин принять это в качестве подарка было ещё сложнее, чем примириться с отцом, но во двор девушка выходила в аккуратном праздничном камзоле, лишь на пару шагов отставая от Рейн.

Увидев Солмнира и целую крылатую гвардию Чёрных, которые сопровождали алифера к дворцу, Рейн подумала, что такое количество желающих собралось только по одному поводу. Самому очевидному. Бесплатной выпивке! Рейн, не окажись она в числе виновников торжества, тоже бы порадовалась такой возможности и непременно бы ей воспользовалась, но сегодня, увы, она была по другую сторону церемонии соединения душ, а потому могла лишь с лёгкой тоской и грустью провожать каждый кувшин с вином, который несли в торжественный зал для гостей. Жаркое ещё дымилось на дворцовой кухне, но Рейн уже представляла, как насыщенный дразнящий аромат распространяется по воздуху и наполняет пространство, дразня её и провоцируя сначала заглянуть на кухню. Всё это - было бы отличным провождением времени, если бы не одно но.
Замуж!
Нет, за последние две недели, что Рейн была предоставлена самой себе и бесчисленному количеству слуг, она успела свыкнуться с этой мыслью. Даже свыклась с тем, что женихом оказался её бывший лучший друг, как раз по этой самой причине переставший быть её другом. Встряской послужило желание Рита уединиться на несколько дней, чтобы поразмыслить над будущим. До этого момента, пока Солмнир не выказал подобное желание, Рейн казалось, что уж он-то давно для себя всё решил, а потому смирился и принял. Желание рита заставило её крепко задуматься и в тот момент, когда грифоны опустились на землю, заняв добрую часть двора перед императорским дворцом, присмотреться к Солмниру. Не к его блестящей форме или вообще к тому, как он выглядит и насколько похож на себя, а к эмоциям на лице алифера. Всё ли хорошо?
"Если бы не хотел, то не пришёл бы сюда с товарищами, не так ли?.." - пыталась она себя убедить, но волнение, возросшее с появлением Чёрных и наставительным "пора" от Назрин, никуда не исчезло.
Длинный подол стелился по лестнице, чем вызывал у Рейн дискомфорт, но служанка несколько раз повторила, что всё так и должно быть и трогать его и, тем более, придерживать - верх неприличия. Пришлось мириться с абсолютно непривычным образом, иногда с сожалением вздыхая по свадьбе с пиратом, где не потребовалось никакое платье и, уже тем более, венец. Традиции и ситуация требовали от неё совершенно иного подхода.
- Даже не попытался сбежать? Или тебя поймали на границе? - попыталась она пошутить, тихо, чтобы её слышал только Рит, когда поравнялась с ним, вставая по правую сторону.

Никто из простого народа не ожидал, что праздник перенесут в воздух. Они толпились в дворцовых ворот на позволительном расстоянии, где их не отгоняли гвардейцы, и ждали, когда врата откроются и из них, верхом на коне, выедет император, а вслед за ним остальные, но вместо ожидаемой картины, так редко радующей глаз и желудки простого народа, они увидели Алена верхом на коне, а за его спиной, разлетающуюся в разные стороны, кавалерию грифоньих всадников в чёрных доспехах, не свойственных личной гвардии императора.
Вид завораживал толпу. Настолько сильно, что немногие сразу поняли, что идёт очередное нарушение традиций. Император выглядел спокойным и собранным, никак не выказывая того, что его поставили перед фактом подобной небесной феерии. Гвардейцы следовали за ним, оставляя ворота дворца далеко позади. На улице поднялся шум, посыпались монеты под ноги идущим, вверх полетел миндаль, цветы, разноцветные ленты на удачу, счастье, достаток и мир.
Самые смелые и любознательные - начиная с детей - подбирались ближе к грифоньим всадникам, вставая на крыло. Самое большое впечатление появление грифонов произвело на жрецов в храме, которые сначала увидели императора и гвардейцев, а потом, как чёрная туча с развивающимися бело-голубыми лентами приближается к храму. Верховный жрец нахмурился. Его помощник тут же не удержался от нескромного комментария, что нарушение традиций в такой день сулит им всем беду, учитывая то, что традиция нарушилась уже не единожды, а зать императора, согласно закону, - будущий монарх. Император, который не чтит законы собственного народа.
Важных гостей встречали шесть жриц, которые встали по три с каждой стороны от входа в храм, и Верховный жрец, приветствующий императора.
Иладар, спешившись, подошел к лестнице, ведущей к храму, встал напротив жреца, и преклонил колено, позволяя зачитать над собой молитву.
Оба стали свидетелями того, как брачующиеся, даром, что одному за пятьдесят, ведут себя как дети, перебрасываясь колкостями, иногда даже пихаясь (потому что Рейн не могла простить Риту некоторых колкостей, а рука уже зажила!) или одаривая друг друга не то усмешкой, не то взглядом мокрого воробья.
Жрец сдержанно кашлянул. Иладар промолчал.
Один из гвардейцев подошёл ближе к грифону, поддержал Рейн, помогая ей спешиться, и, уважительно поклонившись, отошёл от неё, давая дорогу жениху.
Иладар к тому времени уже поднялся с колена. Жрец развернулся, пошёл в храм. Стоило Рейн и Солмниру подойти к ступеням вслед за Иладаром, как жрицы, до того стоявшие неподвижно, сложили руки в молебном жесте и, клином пошли в храм, замыкая Рейн и Солмнира в в треугольнике из тел и, как чувствовалось, светлой магии.
В храме было много света. Высокие колонны поддерживали небосвод. Скульптура Ньёрая возвышалась на несколько этажей в высоту. Его взор следил за каждым, кто входил в храм. Синее пламя горело в набалдашнике меча, который творец крепко держал за эфес, воткнув его лезвие в постамент. По постаменту шла выскобленная надпись: “Мы есть Свет, и мы есть Тьма”. Скульптор потрудился покрасить одну половину крыльев Ньёрая в белый, а другую - в чёрный.
Жрицы встали по обе стороны от алтаря, стоявшего перед глазами Нъёрая. Жрец встал за длинным и высоким столом. Седьмая жрица выносила на раскрытых ладонях золотой шнурок, которым собирались обвязать пояса жениха с невестой.
Верховный воздел руку, призывая всех к тишине и молитве.

Unbroken Road
Первый узел.
Жрецы в молитвах прославляют Всеотца Люциана, который создал этот мир и подарил жизнь Ньёраю. Мужское начало - по некоторым преданиям.
Второй узел.
Жрецы прославляют Нъёрая, Вершителя и Длани Всеотца. Предводителя алиферов. Их брата и отца. Женское начало.
Третий узел.
Жрецы вместе с Рейн и Солмниром молятся вместе, как единство Ньёрая и его народа, служащего Всеотцу, и единых в их стремлении сохранить в мире прописанное законами Всеотца Равновесие. Продолжение рода.
Сладкий запах наполнил пространство, лёгкий дымок из чадильниц распространился по помещению храма, будто намеренно скрывая за серо-белой пеленой всё, что не имеет значения. Жрец, когда закончились молитвы, и третий узел аккуратно опустился, покидая его руки, сделал шаг назад, воздел руки над алиферами, свидетельствуя их обет друг другу.
- Моя любовь к тебе долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается. Я даю клятву, что так и будет, пока светит мой Сосуд души. Я соединяю свою жизнь с твоей также легко и свободно, как Нъёрай дал мне жизнь. Куда бы ты не пошёл, я пойду с тобой. Твой путь – мой путь. Всё, с чем ты столкнешься, столкнусь и я. Твоя судьба – моя судьба. Перед очами Ньёрая и Всеотца я даю клятву быть твоими крыльями и твоей совестью.
Зачитывая обеты одновременно, Рейн неотрывно смотрела на алифера, стараясь не отвлекаться ни на что другое, а, может, просто хотела запомнить цвет глаз Солмнира или воспользоваться отсутствие шлема, который попросили снять до вхождения в храм. В её словах и жестах легко читалась растерянность, когда приходилось брать руки Рита в свои, но слова шли без запинки, без дрожания губ или забывшихся слов. Не было и смешинок в глазах. Грей понимала, что это не постановка, не шутовства, а по-настоящему, и пути назад уже не будет, когда отзвучат последние слова обета. Она дышала медленно, поверхностно, но казалось, что слышала, как бой сердца вторит мерному раскачиванию чадильниц.

Рейн не ждала, что во время ритуала произойдёт что-то, что укоренит её в мысли, что Солмнир и его желание побыть наедине с самим собой, принесли какой-то результат. Он знатно заставил её понервничать в последние дни. И не единожды она возвращалась в мыслях к дню, когда гвардейцы сняли её с пиратского корабля. Она даже подумала, что в той ситуации, когда она сама к нему потянулась, Солмнир принял это… не как данность, а просто, чтобы не обидеть и не оттолкнуть, чтобы после не гневать императора, которому явно не нравилось то, как складывались их отношения.
То, что Солмнир всё же пришёл на церемонию, и давал обета перед лицом Ньёрая, тоже не давало никакой уверенности.
Вопрос Рита привлёк её внимание.
“Да ну тебя”, - хотелось бы буркнуть Рейн, что она и сделала одними губами, пока никто не видел, а потом отвела взгляд, сжала губы, но лишь для того, чтобы не улыбаться слишком явно и не привлекать к себе внимание больше положенного. Хватит с Солмнира быстрого взгляда на него и слабого румянца, едва заметного в помещении, наполненном сладким дымком.
Рейн больше ничего не сказала. В конце концов, несмотря на корявость фразы, первым в ней было “да”. И оно не прозвучало как “всё равно нет другого выбора”. Выбор был. Включая этот самый момент, пусть и потянул бы за собой такие последствия, что пришлось бы их долго и безрезультатно расхлёбывать. Всем.
Верховный дал немного времени на тот случай, если алиферы пожелают обменяться Сосудами, и, поняв, что высшего доверия не произойдёт, завершил ритуал, огласив его в глазах Ньёрая признанным.
Рейн думала о том, чтобы обменяться Сосудами, но не хотела, чтобы этот жест был вынужденным со стороны Рита, да и показывать его Сосуд при храмовом жреце, жрицах и остальных свидетелях явно не стоило. Сосуд Солмнира не был идеальным и чистым в глазах Всеотца, а потому этот жест Рейн оставила на потом. Если будет повод. Не при свидетелях.
Они вышли из храма вслед за императором. Жрицы тем же клином шли за ними, замыкая треугольник, и читали последние молитвы. Иладар возвращался в седло, собираясь проделать ту же дорогу. На пороге храма с Рейн и Солмнира сняли золотую верёвку, заменив её парой двух колец, которые напоминали два витка плетёной веревки, выплавленной из золота, и треугольником там, где у людей зачастую бывал драгоценный камень. В небольшой деревянной шкатулке им вынесли расшитый мешочек, наполненный миндалём, монетами, лепестками цветов и двумя перьями, собранными дарами, которыми усеивали их путь к храму.
Этот дар они возложили в качестве дара Ньёраю, когда остались возле алтаря лишь вдвоём. Голубое пламя в чаше приняло подношение, загорелось ярче, пожирая всё. Лишь монеты остались на дне чаши, блестя в огне.
С этого момента они считались мужем и женой.

Рейн, которая весь пир хотела бы исчезнуть, сильно пожалела об этом желании, когда оно осуществилось. Всю драму ситуации она осознала, когда дверь личных покоев, подготовленных специально для молодоженов, закрылись за её спиной и… оставили одного признанного бастарда наедине с советником и осознанием неотвратимого… стыда.
Император был щедрым и смелым, учитывая то, что покои, которые им выделили, были комнатой наследника. Иладар явно не опасался, что за этим последует, потому что всё уже и так свершилось на глазах всей толпы Алира и советников заодно. Празднество продолжалось в торжественном зале. Шум праздника едва-едва долетал до спального крыла, когда двери открывались, чтобы впустить в покои слуг, и вновь стихал, когда они закрывали, отрезая их от внешнего мира.
Тишина давали. Ничуть не улучшал ситуацию накрытый небольшой столик в просторной части комнаты, отведённой для отдыха, трапезы и любования открытым балконом, чьи окна выходили в сторону гор и озера – того самого, где семь лет назад они столкнулись с нетопырём и виверной. На столе в небольших тарелках выставили сладости и скромную закуску. В кувшине, судя по запаху, было вино. В небольшом количестве. Для смелости и раскрепощения – это Рейн прекрасно знала, а потому могла лишь ворчать, что для смелости и решимости ей понадобится бочонка три – не меньше.
Здесь же пустовала специальная поставка для доспехов, куда Солмнир после праздника мог бы их аккуратно сложить.
К облегчению Рейн, никто не додумался наполнить комнату благовониями, осыпать постель миндалём и цветами, хотя среди угощений она рассмотрела специальные… лакомства.
Пытаясь как-то скрыть неловкость, Рейн повернулась к балкону, на ходу покручивая на пальце новообретённое кольцо. Про Сосуд души, который она хотела подарить, когда они останутся наедине, она не забыла, но отчего-то именно сейчас этот жест давался тяжелее. Предложение помочь снять доспех, от которого явно болели и плечи, и недавно зажившая рука, тоже не далось, хотя Рейн понимала, что это первое, с чего им положено начать.
Бросив короткий взгляд на столик с яствами и вином Рейн впервые пожалела, что не хватает воды и лекарств, которые она разводила для Рита. Шутки тоже не просились.

Рейн обернулась на шум. Она с удивлением и абсолютным непониманием происходящего посмотрела на Рита и его махинации с доспехами. Прямо на её глазах советник раздевался сам, пренебрегая её помощью. Помощью законной жены, на секунду, а не просто старого друга, которому захотелось помочь товарищу в трудную минуту. Со здоровой рукой Солмнир спокойно управлялся сам, не нуждаясь в помощи совершенно, но сейчас был особенный момент. Вроде как.
Взгляд девушки упал с Рита на груду доспехов на полу. Она задала первый вопрос, который пришёл ей в голову, учитывая всю ситуацию. Даром, что вопрос звучал прилично и без ругани:
- Ты чего сделал?..
Рейн абсолютно не понимала, как ей относиться к происходящему. Что Рит устал ждать, когда она сама сообразит? Что плевать он хотел на традиции? Что брачной ночи не будет?..

Рейн не нашла ничего лучше, чем ответить:
- Думала, что это я должна была с тебя их снять.
С всё той же растерянно-удивлённой интонацией.
Решив не акцентировать на этом внимание больше, чем нужно, Рейн сняла венец, морщась, когда украшение задевало пряди волос, и отложила его на чайный столик, чуть подвинув чашки и угощения, будто бы не замечала их наличия вообще или принижала ценность. Другого подходящего места в комнате Рейн попросту не нашла, а класть венец на пол посчитала неудачной затеей. Куда хуже дела обстояли с платьем. Спать в рубашке и штанах было сомнительно-удобно. По крайней мере, привычно. Другое дело - официальный наряд и осознание, что под ним ничего другого просто не было. Сменной одежды в комнате тоже не наблюдалось. Видимо, сам факт её наличия исключался событием.
Рейн не знала, как вести себя в сложившейся ситуации. В более привычном для неё варианте, который до этого дня казался единственным верным, она собиралась пить до беспамятства, сразу погнав слуг за несколькими графинами вина, но сейчас понимала, что пить не хочется. Совсем. Спать или есть тоже не хотелось, а какие ещё есть варианты?..
“Ладно, пересплю ночь в платье, а там посмотрим, - решила Рейн, а потом вспомнила, чего от них все ждали, но не в том ключе, который мог бы не беспочвенно её смутить, а потому что, если кому-то из слуг взбредёт в голову - не без пинка свыше - проверить, как идут дела, то молодая жена, спящая в том, в чём была на церемонии, вызовет вопросы. - Придётся снять”.
Чтобы об одном советнике не подумали плохо.
“Но как-нибудь… потом”.

Рейн шумно выдохнула через нос, когда услышала вопрос. Меньше всего ей хотелось снова выяснять отношения, хотя явно были причины для этого.
- Я растерялась, когда ты захотел… побыть один и поразмыслить над всем этим, - она решила не лукавить и сказать честно, как есть. Хотя эта честность уже не раз выходила им боком. - Показалось, что ты не придёшь… Или пожалел, что это пришлось сделать.
Рит, конечно, говорил о том, что в случае чего у него есть вариант податься в изгнание и жить там, как вздумается, но Рейн не считала это вариантом, который бы его устроил на самом деле.

- Ладно.
“Ладно” это явно не тот ответ, который он хотел бы услышать, но Рейн не знала, что ответить. Она понимала, что Рит не бездушное существо. У него тоже есть эмоции, чувства, есть свой предел. Один раз он уже сорвался при ней, после её выходки с пиратом, но она по глупости решила, что Рит давно для себя всё решил, и что думать ему больше было не о чем, как и сомневаться, но она ошиблась. Вот, собственно, и всё.
От этого ответа ни решимости, ни банального ответа “что делать дальше” у неё не нашлось. Отдавать Сосуд души прямо сейчас Рейн посчитала неправильным. Не потому что неожиданно передумала, разуверившись в целесообразности или нужности этого жеста, а потому что момент казался ей неправильным и не располагающим для таких подарков. Стоять, сжимая левую руку повыше локтя - тоже плохой выход.
Рейн отошла от стола, задула часть свечей при помощи магии. В комнате стало темнее, если не считать света, что лился через окно с улицы. Небо было чистым и звёздным. Она отошла к постели, пытаясь расшнуровать завязки на платье, а остальное уже скинуть под покрывалом. И старалась просто не думать. Вообще ни о чём. Включая этот самый момент.

Рейн почувствовала присутствие алифера, когда упрямая шнуровка, явно предназначенная не для развязывания собственными ручками, начала расползаться. Несмотря на то, что из-за распущенного корсета становилось свободнее и легче, внутреннее напряжение наоборот возросло. Рейн прекрасно понимала, кто послужил причиной для послабления завязок. Все чувства разом обострились. Рейн казалось, что она чувствует тепло чужого тела, хотя на тот момент Рит ещё не прижимался к ней. Чувствовала его дыхание на затылке, и пальцы, которые редко и едва-едва обдавали теплом кожу, пока гвардеец возился с шнуровкой.
- Спасибо.
Рейн ответила тихо, так и не сумев подавить смущение. Первое желание, возникшее у неё, скорее требовало схватиться за сползающее платье, чтобы прикрыть тело. Тот факт, что в присутствии Солмнира что-то подобное казалось… не то что бы непозволительным или неправильным, а каким-то иным, вызывал смущение и неловкость. И стыд, казалось бы, давно потерянный во время разгульного образа жизни. Достаточно вспомнить Ирителя или Оливера, которых она нисколько не смущалась. Отношение к ним было иным. не таким, как к Солмниру, хотя в чём была разница кроме ощущений, она точно сказать не могла.
Объятия Рита показались ей неожиданными, но вовсе не пугающими и не отталкивающими. Они были тёплыми. Приятными. И совсем не похожими на объятия мужчины, который склоняет её к чему-либо. Закономерному в сложившейся ситуации. Рейн опустила плечи, приподнятые из-за напряжения, и немного успокоилась. Она подалась немного назад, прижимаясь к груди алифера и, несколько секунд помолчав, протянула цепочку на шее, аккуратно снимая её.
- Я не хотела отдавать его в храме. При жреце и других. Думала, что если ты покажешь свой, то им это не понравится, - Рейн улыбнулась, рассматривая свой Сосуд души. Сейчас он горел ярко. - Или это вызовет много вопросов.
Она осторожно обернулась, улыбнулась и потянулась, чтобы надеть Сосуд на шею алифера.

- Я хочу разделить её с тобой, - Рейн улыбалась, хотя ни в её улыбке. ни во взгляде не было детской наивности. Она прекрасно понимала, о чём шла речь, и видела новую трещину, которая появилась на Сосуде Солмнира. В алиферском обществе это никогда не принималось как данность, да и она, честно говоря, не принимала её. Она видела лишь то, что что-то важное произошло. Что-то, чего Рит не хотел рассказывать. Или просто не был готов к этому.
- Знаю, ты пытаешься оградить меня от этого. И не привык делиться подобным, потому что это не предмет для гордости, но… В браке нельзя оставаться честными друг с другом и самими с собой, если не делиться тем, что пугает больше всего.

Рейн подумала, что Рит ещё не готов для подобного шага, а потому не стала настаивать. Не потому что передумала, а потому что не хотела давить на алифера, зная, насколько для него тяжело всё, что связано с его работой Чёрного.
- Я не требую ничего взамен, но… - она неожиданно ткнула алифера пальцем в нос. Совершенно детский жест, не подобающий ни новому статусу, ни возрасту. - Ты паникёр, Солмнир Рит, - шутливо отозвалась Рейн, решив умолчать, что в их семействе в случае наличия детей выйдет не меньше комичных ситуаций, которые скорее спровоцирует глава семейства, а не она. Потому что кто-то перестраховщик до мозга костей.

Рейн вернула подарок - Сосуд души - обратно к себе на шею. Она не почувствовала ни облегчения, ни сожаления по этому поводу. В конце концов, эта затея изначально была рискованной и Рейн понимала, что с большей долей вероятности Солмнир откажется от такого дара. Даже понимала причины, но всё же хотела, чтобы он знал, что здесь она для себя тоже что-то решила.