Palodine - Ways to drown
От Камелии, очевидно, ожидали, что на похоронах она пустит слезу. Это было даже не столько некоим общепринятым жестом, выказывающим привязанность к усопшему родственнику, сколько глупой традицией, желанием пострадать сообща, а после открыть бутыли с горячительным. Но Камелия организовала похороны так, как готовила бы свадьбу.
Процессия, провожающая Освальда де Катоса в последний путь, была пышной, роскошной и дорогой. Рассадка гостей была произведена должным образом, так, чтобы враждующие главы торговых гильдий не затеяли драку, а воротящие нос друг от друга представители аристократии не отпустили парочку ядовитых замечаний. Тёмно-лиловые цветы вперемешку с серебристыми веточками герберы украшали увесистый гроб, а речь произносил близкий друг детства Освальда, срываясь на хрип.
За время похорон Камелия заключила две сделки, сбила налог у четырёх крупных точек и приняла несколько жестов доброй воли, наценку, меньшую в три раза условленной - всего-то на полтора месяца, и, тем не менее, эта мера была необходима для грядущего расширения ассортимента и выведения на рынок новых оберегов, которые должны были бы обрести популярность и узнаваемость, прежде чем оборот начал бы окупаться хотя бы в три процента.

У Камелии оказалось четыре траурных платья, но надевала она только торжественное, на похороны, и не снимала повседневное. Она всё никак не могла понять по-настоящему, горевала ли по отцу. Его кончина была закономерной - мы все становимся прахом и мхом, и на нас расцветут яблони. Более того, теперь Камелия могла по праву считать себя хозяйкой целого поместья и переорганизовать его в соответствии с собственными пожеланиями, реконструировать крылья и расчистить захламлённые помещения, которые Освальд держал под памятные вещицы, обуянный старческой ностальгией. Вопреки собственным ожиданиям, Камелия не зашла дальше составления чётких планов и инструкций. Тут, впрочем, сыграли роль и приличия - следовало выждать хотя бы несколько недель, прежде чем приступать к ремонтным работам.
Зато вернулся Джеральд.

Они успели пересечься за завтраком после похорон и за ужином два дня спустя. Камелия избегала его общества, выдерживая дистанцию, оговариваясь делами, визитами благодарности, поездками и проверкой расстановки товара в лавках, необходимостью обследовать сад - чем угодно. Джеральд, в свою очередь, не стремился утешать сестру, и на том они разминулись.
Камелия стала принимать двойную порцию сонного порошка, но и эта доза вскоре перестала действовать, вызвала слишком сильное привыкание. Ночами она слонялась по безлюдным, подсыревшим коридорам, обходя стражей-скелетов и големов, долго-предолго смотрела в окно на луну и размышляла о вечных вещах - например, вечном диссонансе искривления временного пространства в порталах. Потом начинался рассвет, Камелия принимала тоник и возвращалась к домашним делам, отправляя слуг передать Джеральду сообщение о том, что позавтракает она в компании каких-нибудь фон Гратенбургов.

Семнадцатого числа четвёртого месяц Камелия решила во что бы то ни стало поговорить с Джеральдом. О грядущих изменениях в поместье, о своей дальнейшей судьбе и о его планах. Она тщательно подготовилась к разговору, составив список важных и неотложных вопросов, даже одела нетронутое платье, но утром сорвалась разбираться с проблемами - один из представителей гильдий забыл, а, может, и не стал предупреждать хозяина лавки об условленной скидке, а сам укатил за горизонт. Камелия потратила на изматывающие и ни к чему не ведущие беседы на повышенных тонах - со стороны хозяина - целый день, и весь вечер наблюдала его пьянство. Правда и убеждение были на её стороне, но в поместье она оказалась за полночь, и ничего не оставалось, кроме как отложить разговор и готовиться ко сну. Но перед самым началом своих привычных ночных прогулок Камелия почувствовала неожиданно накатившую на неё усталость, измотанность за последние дни - и ещё небольшое покалывание под рёбрами. И решилась.

В детстве, когда Камелия уже начала страдать бессонницами, снотворное ей опасались выписывать. Ребёнок, слабый телом, мог попросту больше никогда не проснуться, и потому Джеральд подолгу сидел рядом, гладил её по волосам, заплетал ненавистные косы и что-то рассказывал. Пока она была совсем маленькой - сказки об ульвах, а после Камелия настояла на чтении вслух научных трактатов. За ними Джеральд засыпал раньше сестрицы, но ей было достаточно сосчитывать его вдохи-выдохи, и так они засыпали рядом. Всё это казалось жизнью не прошедшей, но не имеющей места быть в настоящем.
Страж у покоев брата пытался её не пустить, и Камелии пришлось в нескольких резких словах напомнить ему, кто она, а кто - он.

Джеральд не проснулся от скрипнувшей двери, но принялся ворочаться, а Камелия так и стояла босиком на каменном ледяном полу, пока масляные дорожки освещали трещинки и несовершенства поместья. Она колебалась, и всё же подавила зевок. Разве могли война и годы отнять то доверие, ту любовь, которая навсегда связывала их, родных? У них оставались только они сами, и оба хотели многого. Им обоим нужна была семья; по крайней мере, Джеральд так когда-то говорил, а Камелия ещё не успела решить, согласна ли с ним. Она в нерешительности опустилась на край матраца, болтая ногами, но знакомый, родной, такой далёкий - на неё накатили воспоминания, и она прижалась к Джеральду в поисках сна и покоя.
- Прекрати дёргаться, ты же меня столкнешь, - зашипела Камелия, когда Джеральд как-то слишком резко повернулся. Она лежала совсем рядом, прикрывшись не одеялом, а шалью, прижимаясь лбом и носом к позвонкам. Так было удобнее считать пульс, а Джеральд занимал всю кровать, совсем не оставляя ей места, - мне плохо спится, Джер, я побуду сегодня здесь? И ещё мне нужно обсудить с тобой... я принесла список.
Голос у неё звучал сонным, и всё же она непроизвольно сжимала его запястье своей рукой. Как будто боялась потерять в темноте.

- Я знаю законы, Джеральд, - парировала Камелия, не колеблясь ни секунды, - поместье принадлежит тебе. Ты - глава нашего рода.
Хотела она исхода или иного, было неважным. Законным наследником оставался старший брат, она выполняла роль запасного плана и игрока в тени. Такое положение приносило определённые выгоды - пока не ясна истинная значимость незаметной фигуры, ты не сможешь ударить в саму цель. Насколько бизнес де Катосов нуждался в хилой, болезненной руке Камелии, руководящей отрывистыми пасами неприкаянным призраком? Цифры говорили лучше любых доводов и аргументов, и всё же цифры, понятные и убедительные, не имели повсеместной власти. Для Джеральда многое всегда перечёркивалось интуицией, внутренним голосом, долгом и честью; для Камелии сводки за сезон возвышались над клятвами. Ему всегда удавалось объяснить ей эту зыбкую пропорцию между материальным и эфемерным, вывести дробь результата, и сейчас Камелия отчаянно пыталась число понять.

От Джеральда пахло спиртным, и довольно сильно. Пришлось поджать губы и опустить комментарии, что подобное злоупотребление непозволительно для их репутации и неэффективно. Вместо того, она переплела их пальцы, крепко сжав мозолистую ладонь - шершавая и колючая, как наждачка, от неё было несколько щекотно.
- Нет, - Камелия перевернулась на спину и уставилась в потолок, - отец мне не снился. Я полагаю, причина в самом сне. У меня не получается.
Или она не хотела встречаться со стариком во сне. Перед роковым часом, Освальд попросил её заварить чай и проверить лошадей. Всё произошло обыденно, рутинно, без неожиданностей, и продолжало идти своим чередом.
- На самом деле, я пришла поговорить с тобой о будущем. О том, что будет со мной. Но раз ты заводишь тему...
Камелия несколько скривилась. Присутствие Джеральда не только позволяло ей углубиться в незнакомые путы переживаний, но и честно, без прикрас поделиться таковыми - Джеральд бы никогда не осмеял её тревоги, внимательно выслушал бы и поделился собственными планами. Нюанс - тот Джеральд бесследно пропал на войне, а после всплыл, и Камелия до конца не была уверена в поворотах. Доверие и оставалось жить в ней непоколебимой верой, и отдавалось гулкой тягой в груди.
Узнать можно было одним способом - проверить.

- Когда мы считали тебя погибшим, я страшно злилась. Постоянно придумывала и записывала вопросы, которые задам, когда придёт время. А тут пустота.
Она перевернулась на бок, не переставала ворочаться. Подложила ладонь под щёку, оказавшись глазами на уровне с его плечом. Накрапывал дождь, шелестели кроны ясеней у окна. Освальд всю свою сознательность считал, что непогода не была препятствием ни для каких визитов.
- Я бы вот что у него спросила. Хотела всегда, но не успела - считает ли он меня виноватой в смерти матери? Это обвинение необоснованно и нелогично, но мы наши чувства иррациональны.
Она говорила ровно, будто одновременно вела диалог и с собой, и всё же по-детски терялась, по привычке перекладывая часть ответственности на брата. Кто, если не он?
Камелия поднесла переплетённые руки к носу, уткнулась под ключицу. Хорошо, спокойно, только прохладно чуть-чуть.
- Тебя он любил больше. Как думаешь, винил?

Она не знала, как правильнее было бы к нему подступиться. Налицо были факты: предприятие, приносившее доход, весомое имя, поместье, слуги и наследство в виде всего этого богатства с големами, садом и приданым золотыми. Замечали и хрупкое, нестабильное здоровье Камелии: при недолжном уходе, магия её не спасёт, а она продолжала усугублять своё же положение, заменяя сон прогулками по ледяному камню, а еду и отдых - тониками. Рассматривая ситуацию со всех сторон, Камелия приходила к выводу: Джеральду было совершенно невыгодно с ней возиться. Поиски достойного брачного контракта и претендента, который бы не воспользовался открывшимися возможностями и чутко наблюдал за ней, при этом довольствуясь собственными выгодами, найти казалось невозможным. Трудоёмкий и кропотливый процесс, который займёт много дней - против которого будет Камелия, и которому на данный момент Джеральд посвятить себя не мог.
Но она не желала покидать ни родовое гнездо, ни брата, и не хотела допускать их разлуки - очередной и фатальной.
- Я не расстраиваюсь. Ты нужен был ему больше, Джер, он хотел достойного наследника, хотел передать свой опыт сыну. Ты стал бы, - Камелия замялась, тут же поправила себя, - вернее, стал его лучшим проектом. Я исполнила роль запасного плана, была на подхвате. Такова жизнь, и я не питаю иллюзий. Он не слишком любил меня, я же пыталась за счёт его внимания самоутвердиться, но не была дочерью, ему нужной.
Ей хотелось быть нужной Джеральду. Раньше он сам об этом говорил и не давал ей повода усомниться, но сейчас ей оставалось теряться в вероятностях, и методом тыка выбирать наименее неправдоподобную.

Он отвернулся. У Камелии замедлился пульс, пересохло нёбо - он избегал её и огораживался. И в то же время не выпускал руку, усилив хватку. Непоследовательно.
- Мне не кажется это такой уж критической ошибкой. Нас связывали кровное родство и закон, но мы были чуждыми друг другу.
Она выдохнула небольшое облачко пара под потолок, утопающий в тенях и мраке. В детстве Камелии нравилось мысленно расчерчивать своды над головами на клетки, как шахматную доску, и рассказывать Джеральду, как бы она передвигала эти плиты, составляя новые узоры и орнаменты. Кололо в горле.
- Холодно, - она обратила внимание на непогоду только после его замечания, - замёрзла.
И нырнула под одеяло, крепко-накрепко прижимаясь к брату. Он был тёплым, почти горячим, а она напоминала труп. В лучшем случае - мокрую лягушку из ночного водоёма. Камелия скользнула рукой под его рубашку, приобнимая и пытаясь согреть ладошки. Прижалась лбом к предплечью, стала ровнее дышать. Закинула ногу, запутавшись в подоле ночного платья, и всё-таки задела пяткой его голень. Рядом с Джеральдом ей никогда не было ни боязно, ни непонятно. Он был рядом, он любил её и всегда понимал. Оставил не по своей воле и вернулся, и этот момент близости почти доказывал, что они могут не сотрудничать дальше, а просто быть семьёй. В книжках именно так писали о таких желаниях, но сама Камелия сформулировала бы его иначе - быть прямо пропорциональными величинами. Увеличение одной приводил к успеху другой, крах и неудача выливались первой в провал второго.
- Теперь есть только мы, Джеральд. Только ты и я. Только мы вместе.
И их ночные посиделки. Прямо как в детстве, пускай они и сильно выросли.

Это не было сказано с какой-то обречённостью или слабостью. Камелия действительно запуталась после похорон Освальда - но перспектива остаться с братом навсегда, о таком она не мечтала, отчётливо понимая всю нереалистичность подобного желания. Но сейчас - сейчас она пыталась в это верить.
- Не отталкивай меня больше. У меня никого не осталось, ты - моя семья. Знаю, со мной порою тяжело... - она полусопела, полубубнила, и чувствовала, как постепенно её стягивала в путы сонливость, - знаю, что не выражаю этого должным образом. Но мне больно знать и больно видеть, что ты отдаляешься. Я ведь люблю тебя, Джер, больше всего и всех на свете люблю.
Увы, Камелия не была специалистом по отношениям. Прозвучало её нехитрое признание сухо и грубовато, по-деловому, как будто она предлагала Джеральду финансовую сделку. И всё-таки каждое её слово сквозило нехитрой, простой искренностью, с которой она жила, с которой ждала возвращения брата из мёртвых и с которой расстаться не смогла бы.