Наверное, до этого момента Мириилит искренне верила, что ничто не способно испортить ей аппетит, если предложенное блюдо является хоть сколько-то съедобным на вкус. Опровержение данного заблуждения предстало для нее сущей неожиданностью: желудок протестующе отказывался принимать очередной кусок, сжимаясь и прикидываясь наперстком, в который ничего не может поместиться. Невидящим взором уставившись в миску и перебирая в руках скорлупку куриного яйца, сминая ее в крошево, дракон с нарастающим напряжением и неприязнью вслушивалась в слова горланящего из-за соседнего стола. Ей не хотелось слышать их, еще меньше хотелось слушать, однако голос звучал нарочито отчетливо, будто говоривший стоял за плечо, нашептывая отвратительные речи прямо ей на ухо.
Каждое слово бередило воспоминания, поверх которых успел устроиться целый настил новых событий из жизни, принесших и новые впечатления, эмоции, знакомства, однако старые имеют свойство протяжно ныть, стоит их задеть наиболее метко. Ей не хотелось лезть на рожон, не хотелось ни с кем искать драки или словесной перепалки, но напряжение, растущее внутри, всячески намекало о том, что вот-вот попросит способ заявить о себе, а не получив оный добровольно, возьмет его силой.
Маленький осколок, до крови впившийся в подушечку пальца, заставил ее дрогнуть, машинально прильнув к ранке губами и слизывая мелькнувшую алую капельку. Стряхнув с ладоней скорлупу, посыпавшуюся на стол и колени, лишь сейчас Мириилит мельком глянула в сторону источника собственных беспокойств, до того избегая одаривать его взглядом. И, замерев, уставилась пристально, с недобрым прищуром, вновь, как только сердце, еще не поняв причины тому, стремительно ускорилось, будто в истерике начиная метаться в своей костяной клети.
И спустя несколько десятков его панических ударов, гулко отдающих в виски, дракон сумела выудить знакомый образ из памяти, поневоле сжимая кулаки: дыхание сбилось, а в ушах шумела кровь. Ей потом слишком долго виделся один и тот же кошмар, что каждую ночь клеймил ее виной. Она закрыла глаза, первоначально пытаясь было убежать от кровавого видения, но после, сдавшись, напротив подалась к нему навстречу, впитывая его в себя, позволяя боли любовно окутать сознание и вложить в руки зов мести. На мгновение ей отчетливо почудилось, что руки сжимают холодную металлическую рукоять кинжала. Выдохнув, дракон открыла глаза, вновь глядя на одного из убийц ее отца.
В тот вечер она отняла множество невиновных жизней, обрушившись на поселение смертью с небес. Ее тогдашнее безумие, пролившее кровь, едва ли принесло облегчение, но в тайне от себя Мириилит хладнокровно приняла: утратив одного из родителей, она привнесла не одну утрату в людской мир, и это можно было считать платой. Крылатая не выслеживала никого, из умывшихся кровью ее отца. Свалившись где-то в лесной чащобе, она, отлежавшись, потом долгое время куда-то волочила бессильное свое тело на подкашивающихся лапах, и те дни вспоминаются мутно, тяжело и неприятно.
Она бы не обратила внимание на этого человека, но слова его, полные хвастовства, самоуверенности и бравады бестолкового детеныша, посмевшего смотреть свысока, пробуждали холодную ярость. Ощущая сладкое и томительное напряжение во всем теле, дракон, все так и не отводя взгляда, мечтала сжать его в хватке так сильно, чтобы эти мерзкие лягушачьи глаза вылезли из орбит.
Драконье яйцо оказалось последней каплей. На секунду Мириилит ощутила странное смущение: ведь в свое время она проклюнулась из практически такого же яйца, в то время как детеныш этого, по всей видимости, мертв.
Преследуя стадо, хищник отберет самого слабого и медленного. Но как быть, если охотишься на того, кто тоже мнит себя хищником, находясь среди подобных себе?..
Она поднялась из-за своего стола, нарочито неспешно подходя со спины к обладателю мертвого яйца, но остановилась, так и не подойдя вплотную. Молчала, не вмешиваясь даже тогда, когда объект очередного витка разговора отправился обратно в сумку. Молчала, тревожно заглядывая внутрь себя, будто там искала подсказку в сторону верного пути.
Ей, наверное, даже не столько убить хотелось, сколько... заставить страдать. Заставить бояться, молить о пощаде. Чтобы потом одно упоминание великого драконьего рода вызывало дрожь в ногах.
- Даже малые дети ведают, что драконы приносят в мир младенцев, а не вылупляются, - сократив между сидящим убийцей, как считала, и собой расстояние в несколько шагов, она мягко сжав пальцами его плечо, склонилась ниже, тихо и вкрадчиво шепча, - Когда-то крылатые и впрямь строили гнезда, но с тех времен утекло много воды. Что же подумают о тебе твои товарищи, когда узнают, что ты водил их за нос, демонстрируя им забавную поделку из ремесленной лавки?..

Запах кислого вина, грязных потных сапог, немытых тел и почему-то пепла с водой резанул по обонянию. Мерзкие для человека ароматы, способные вскружить голову и перекрыть дыхание на добрую треть минуты, дракону служили лишь путеводным следом и сказанием о недавнем прошлом - что делали, где были... С закрытыми глазами она выследила бы каждого из них, не уходя в свой истинный облик, и задушила голыми руками, будь в силах это сделать. Как кошка Мириилит была готова убивать ради удовольствия, ради убийства, ради того, чтобы заставить страдать тех, кто посмел неучтиво отзываться о роде крылатых. Но мир людей, в котором она крутилась слишком долго, чтобы не впитать в себя его частичку, умаслил ее дикую вспыльчивость не обремененного моралью и законом хищника.
И сейчас этот хищник крался на мягких лапах, ища лазейку, чтобы безнаказанно вырваться на волю. Не будь одуревшей, будто от бешенства, Мириилит прекрасно понимала, что даже в истинном облике не сможет долго выстоять против собравшихся за столом. Ей не хотелось думать, сколько магов находится в одном помещении, способных умертвить ее гораздо быстрее, чем из пасти вырвется столп пламени.
Она томно вздохнула, когда их глаза соприкоснулись. Естество ее жаждало чужой плоти... Плоти, что податливо бы разорвалась под острыми клыками, орошаясь кровью. Но дракону сейчас не было места за этим столом, и вздох тот был скорбью по освобождению, возмездию, ярости, что сейчас была вынуждена томиться взаперти.
Мириилит себя не узнавала. Не могла вспомнить, когда в последний раз, окромя момента с бесславной гибелью отца, она испытывала это высокомерное чувство - желание осадить, поставить жалкого двуногого на его законное место, а может быть и вовсе убить. Она была похожа на кошку, что лениво грелась на подоконнике да посмеивалась в ус, наблюдая за мышиными плясками там, внизу.
Но теперь мыши вздумали попирать честь ее, кошки, будучи не более, чем просто кормом и забавой!..
"В тебе слишком много человека", - что-то тоскливо вздохнуло внутри. Ей подумалось, что так бы мог звучать глас отца, и она устыдилась своего гнева: ведь его проявлением Мириилит будто смела допустить, что двуногие правы в своем кощунственном писке. Разве истина, та, что неопровержима, нуждается в доказательствах?..
От него - того, кто бахвалился яйцом, тоже пахло вином, пеплом и водой. Тонкие ноздри дернулись, стремясь ничего не упустить, а сама дракон чуть склонила голову набок, сверху вниз глядя на юношу, к которому намеревалась найти пути подхода.
И убить. Утащить в небо в когтях и там выпустить его, пикируя рядом и упиваясь криком...
- Но я думаю — оно настоящее...
Встать на дыбы и обрушиться на него всем весом, проламывая одним пальцем грудную клетку и сминая ту в кровавое крошево...
- Теперь это не более, чем сказки, - ее дыхание от вынужденной близости, чтобы никто посторонний не услышал ни слова, опалило его ухо. Она вдыхала запах своего врага, чтобы запомнить.
Есть такой тропический вроде бы фрукт - кокос. Если сжать человеческую голову в зубах так, чтобы она треснула и лопнула, будет ли она похожа на треснувший кокос?..
По-царски вальяжно она продолжала стоять за спиной человека, а тонкие пальцы возлежали на его плече. Но теперь потемневшие от затаившегося зла на сердце глаза не были устремлены в сторону молодого драконоборца: неспешно, но с потаенной угрозой где-то на дне омута они скользили и на мгновение застывали взглядом на каждом из собравшихся в этой компании. Будто ставили печать, чеканили этот образ в памяти, чтобы в будущем не обознаться, не ошибиться, не пролить кровь невиновного.
Но разве волк задирает ангца в знак возмездия и справедливости? Нет для волка иного закона, кроме как голода и тяги к жизни...
"В тебе слишком много человека", - повторило что-то внутри. Мириилит вспоминала, как хрустят шейные позвонки, выворачиваясь в неестественное, смертельное положение. Пальцы едва ощутимо сжались и тут же соскользнули с плеча, мягко обвившись вокруг поданной чаши.
Она пила теплое вино, не сводя глаз с драконоборца, и будто чувствовала его кровь у себя во рту. Язык алчно прошелся по губам, не давая ускользнуть ни одной капле багряной влаги. Темно-зеленые глаза неотрывно глядели, будто жаждали утопить в глубине омута.
Дракон даже не заметила его руки на своем стане, не ощущала ненавязчивого живого тепла от прикосновения. Зверь затаился перед прыжком и не было ему дела до ползущему по плечу жучку.
"В тебе слишком много человека."
"Он сравнил дракона с птицей."
"Я убью его."
Она слушает, внимая каждому слову, и что-то внутри дрожит от ярости и почему-то страха. Она кивает, а внутри всё выворачивает наизнанку, словно это в нее уже вонзили нож и крутят им из стороны в сторону. Она неотрывно смотрит в его глаза, даже не взглянув на картофельную мешанину и драконье яйцо. Из такого мог выйти на свет ее брат или сестра. Ее избранник, с которым бы она разделила небо и страсть. Ее стая и семья...
"В тебе слишком много человека."
Дикий дракон не живет привязанностями. И когда отпрыск в силах добыть себе пропитание сам, его родителям больше нет смысла быть вместе. Каждый сам по себя. Иначе просто не хватит пищи.
Дикий дракон не должен уметь любить, ведь любовь не поможет выжить.
Дикий дракон не должен жаждать мести, ведь ослепленный гневом он подставится под удар и погибнет.
Образ ее родителей должен был давно уйти в прошлое и не давать о себе больше знать. Но вместо этого отчетливо воскресал в памяти взгляд мертвых глаз отца, и словно наяву слышалось жужжание мух, а нос заполнял тяжелый дух выпотрошенного нутра.
Рука, сжимающая нож, дрожала.
Это - страшнее, чем надругаться над мертвым, давно остывшим телом или осквернить могилу.
Она дернулась, пытаясь забрать руку из плена его хватки. Отстраниться от ненавистного тела. И, кажется, услышала едва различимый в гвалте окружающей жизни треск: лезвие задело скорлупу.
- Мы можем поговорить с глазу на глаз? - неотрывно глядя на драконоборца, тихо спросила дракон. И сам собой язык вновь скользнул по губам, вспомнив вкус пряного теплого вина.
С таким же удовольствием она слизнула бы его кровь.
И уже там, во дворе, пахнущем водой и чем-то еще, на что ее сознание не обращало внимание, Мириилит, лишь сейчас вдохнув полной грудью, сказала:
- Отдай его мне. У меня есть, что предложить тебе.

Отредактировано Мириилитари (09-12-2018 00:31:58)

Так близко... Так близко... Будто мышонок копошится перед самой змеиной мордой, не ведая, насколько близко он подошел к своей смерти.
Но мышонок, на которого положила глаз Мириилитари, был не так-то прост, и по силам ему будет, при должном успехе, справиться с ней, либо ранить ее так, что еще долго пришлось бы зализывать раны и отлеживаться в каком-нибудь укромном местечке.
Огонь мог ужалить ее, даром, что сам жил в ее сердце. Дракон находила в этом некоторую насмешку судьбы, но утешала себя тем, что всего-то стоит соблюдать осторожность. И тогда драконоборцу не скрыться от возмездия. Воистину, она припомнит ему каждую секунду, которую отец провел в страданиях, умирая. Жажда мести кружила голову, и немалых трудов стоило придерживать себя, не позволять броситься, впиваясь когтями в это самодовольное лицо... Она медленно выдохнула, на мгновение отводя взгляд в сторону, чтобы вернуть самообладание. Хотя бы попытаться это сделать.
"Ненавижу", - зло подумала дракон. "Ненавижуненавижуненавижу. Сучьи потроха. Я повешу его на его же кишках!"
Человеческие чувства. Только люди могут испытывать подобное. Ну, или драконы, отравленные людской жизнью. Мириилит будто не понимала, что сама, пусть шаг за шагом, но движется в их же направлении. Она верила, что четко осознает границу между собой и любым из двуногих, помнит свое прошлое, свою природу, от которой сама же пыталась убежать, разочарованная рутинной скукой такого существования.
Тяжело так метаться - меж двух огней. Презирать людей, но не без интереса наблюдать за их возней, тянуться, жаждать узнать всё больше и больше...
На мгновение дракон впала в отрешенные размышления, ссутулившись и приобняв себя за плечи, будто замерзла. Она ведь, не будь дурой, понимала, что еще одна смерть ничего уже не изменит. Отца не вернуть. И, на самом деле, дракон практически не вспоминала своих родителей, как сбежала из гнезда, попытавшись стать человеком.
Сбежала, чтобы попытаться стать человеком. Поддалась самое же выдуманной игре, примеряя маску актрисы.
Как забавно, что сейчас ей хочется дать знать всему миру, что она - дракон.
Эта мятежность в душе и мыслях продлилась всего-то несколько секунд, но умудрилась запутать крылатую. Мириилит смотрела на магический огонек, который своим танцем в сквозняке очаровывал и успокаивал, лукаво отражаясь в темных глазах.
Огонь был таким родным и понятным, даром, что сотворен чужими руками. Даром, что может ее опалить, будто мотылька.
Она почему-то улыбалась, будто нашла свое утешение в маленьком лепестке пламени. И почему-то ее улыбка не угасла, когда человек, ненавистный человек, о смерти и страданиях которого она так мечтала, протянул руку, убирая прядь волос. Мириилит знала этот жест... Точнее, подсознательно примерно понимала. Она должна бы разъяриться тому факту, что до нее дотронулись, но алчущий крови зверь внутри на мгновение смирился, не то устав от ненависти, не то затаившись в ожидании подходящего момента.
И она улыбалась, глядя теперь прямо в его глаза. Желтые, наглые, пронзительные глаза. Глаза убийцы.
Ее тонкие пальцы скользнули по запястью драконоборца до того, как он убрал руку. А немигающий взгляд изучал каждую морщинку, каждый изгиб человеческого лица с любопытством и потайным напряжением.
Она думала, как поймать его так, чтобы огонь не опалил ее.
- Я могу предложить тебе дракона... - голос против воли звучал шепотом.
"Тебя. Дракону."
- Настоящего дикого дракона. Можешь делать с ним всё, что захочешь...
"Конюшня. Там, где дерево, сено и солома... Там, где от одной единственной искры вспыхнет всё, что можно. Там я поймаю человека."
Она не думает, что будет делать, заполучив над ним власть. Мгновения назад драконья душа жаждала его убить в качестве возмездия. Возможно, от этого варианта Мириилит не станет отказываться.
Ее пальцы продолжали мягко держать руку драконоборца. Так, будто она была слабой и покладистой, уступала ему. Так, будто это она, Мириилит, оказалась в чужой власти.
- Вот только совладает с ним не всякий... - она знает, куда идти, и всё также мягко, будто тихое течение, влечет его за собой. - Но и ты не так прост, верно?
Приложить головой обо что-то потверже и забрать с собой. Унести куда-нибудь на утес и оставить на смерть диким зверям. Или бросить в лесу, переломав ноги и руки.
Варианты мелькали один за другим, но каждый почему-то лишь больше злил, а не приносил долгожданное утешение и надежду.
В каждом из них чего-то не хватало...
Смысла?

Как покладисто и сноровисто огненноглазый агнец плетется к своему алтарю на заклание. Возможно, Мириилит даже не отказалась бы от толики упрямства в его действах, принудивших бы ее похитрить, поюлить, извернуться, чтобы отбить отмеченную печатью ненавистью цель от стада пьяных рыл и завести в укромный уголок, где возмездие бы свершилось.
Слишком много бы. История не терпит сослагательного наклонения, и дракон буквально притаился перед прыжком, ощущая каждую напряженную мышцу в своем теле. Эта оболочка слишком слабая, слишком покладистая, она будто бы создана для того, чтобы оказаться притесненной, обиженной, задвинутой в дальний угол. Грех не пользоваться этим: у опытного матерого хищника всё, что угодно, сыграет на руку и окажется славной уловкой в охоте. Вот только неужели хотя бы маломальски она похожа на хищника, который сам не станет жертвой своей добычи?..
О чем думала она, прося отдать ей яйцо, да и зачем ей навеки замерзший эмбрион, обреченный остаться в плене скорлупы? По-человечески вздумала отдать последние почести мертвому птенцу, не увидевшему лучей солнца и не подставившего под поцелуи ветра свои крылья?.. Мириилит твердила себе, что это просто уловка, чтобы выманить драконоборца наружу, увести от его братьев по пролитой крови, но отчего же тогда так дрожала рука, когда в нее против воли вложили кинжал, направив острие прямо на сердцевину драконенка?..
И чем думала она, пророча встречу с настоящим драконом? Нет-нет, и в мыслях не было даровать свою свободу в обмен на эту безделушку, в которой люди видели столько ценности. Мириилит запуталась. Там, в тепле таверны, она так жаждала убить, растерзать, причинить океан боли, что сейчас, когда до искомого, казалось бы, просто протяни лапу, она терялась, недоумевала и выжидала подвох. Слишком просто. Слишком, Фойрр побери, просто, и в этом кроется ловушка уже на нее.
Мириилит пристально разглядывала отдающие янтарным блеском глаза, внезапно смутившись, не собрата ли предателя перед собой углядела. Он был живым и подвижным, словно пламя, казалось, и нрав его перенял стихийные черты, но дракон не была в том уверена. Она ни в чем не была уверена.
Охотиться на оленя много проще, чем играть в человеческие игры, где тоже есть загонщик и его цель.
Но разве дракон стал бы так отзываться о своих собратьях? Разве посмел бы он насмехаться над замерзшей жизнью под скорлупой?
Смущенная мятежностью в душе, Мириилит почти испугалась, напрягаясь всем телом, когда ее загребли почти с жадностью, но...
Эта оболочка слишком слабая, слишком покладистая, она будто бы создана для того, чтобы оказаться притесненной, обиженной, задвинутой в дальний угол.
Его глаза теперь ближе, гораздо ближе, чем им стоило быть, и она тянулась к родному огню, будто забыла, что он, не признавая родства, умеет опалять и ее крылья.
Ее руки неспешно обвили плечи убийцы. Наконец-то они так рядом с шеей, к которой рвались. И этого никто не увидит. Никто не расскажет... Фыркающим лошадям на всё плевать, покуда в кормушке есть сено да зерно, и никто к ним не лезет.
- Где-то здесь... Совсем рядом... Он следит за тобой. Ловит каждый твой взгляд. Каждый вздох. Каждое движение. - Мириилит подается вперед, чтобы быть еще ближе, но увиливает в сторону так, чтобы опалить дыханием ухо, а не подставить свои губы для возможного поцелуя. Убийца может быть бесконечно уверен, что она в его власти.
Настолько же, как жаждущая смертоносных объятий анаконда, который уже лениво оплетает кольцо за кольцом.
- Но ты ведь не боишься драконов, верно? - она удивительно спокойна. Сердце не пытается куда-то нестись, разгоняя кровь в бешеном ритме. Она спокойна, и дракон внутри продолжает выжидать чего-то, что можно расценивать как знак. - Ты умеешь их укрощать, или же... Много ты драконов убил?
Чтобы убить.
Или пощадить. Чем Боги не шутят.

Интересно, что она чувствует, видя недвусмысленный интерес в свою сторону от того, кого, кажется, ненавидит? Или должна ненавидеть. Или должна чувствовать. Дракон не то, чтобы смущалась, но всё больше отправляла не озвученные вслух вопросы куда-то в темные недра сознания: что мне делать? Что я должна делать?
Должна. Не хочу, не желаю, не мечтаю. Должна. Обязанность, не приправленная эмоциями и чувствами. Безвольное смирение идущего на поводу долга.
Вот только какой долг вообще может быть у дикого дракона? Она получила в дар жизнь от своих родителей, и всё, что отныне она должна сделать, это сохранить ее. Не дать угаснуть. И передать впоследствии, воспитав своих птенцов, отправив их покорять большой и страшный мир.
Она не в ответе за совершенные своими предками ошибки. В конце концов, всегда предостаточно своих.
Вот, например, как быть с тем фактом, что ее только что подперли к стенке так, что уже не отступишь? Как быть с рукой, что пальцами перебирала огненные локоны? Мириилит смотрела со злым вызовом в глазах, однако дракон внутри отпрянул, будто бы сжался, почуяв кого-то более властного, сильного...
Более дракона?
В очередной раз Мириилитари попыталась заглянуть в себя, уцепиться хотя бы за тень подсказки, как ей быть.
Угасли и ненависть, и желание убить, причинить боль, покалечить. Остался лишь испуг, призвавший ее даже не сопротивляться или вырываться - замереть, учащенно и тонко дыша.
Что я должна делать? Что я должна чувствовать?
Должна-должна-должна.
Будто сознание дикого дракона забыло о том, что никому ничего не должно.
Просто живи.
Просто передай эту жизнь своим детям.
Кто сильнее, сообразительнее, быстрее, хитрее, тот и достоин страдать болезнью по имени жизнь под этим небом столько, сколько продержится.
Слабый скончается преждевременно. Слабый не должен занимать чужое место, есть чужую пищу и вдыхать чужой воздух.
Все закономерно. Все в какой-то степени честно... По крайней мере, объяснимо логикой. Логикой, но не чувствами.
И даже если она соберется дать отпор, отбирая чужую жизнь, это не вернет ее отца.
Отца, показавшего, на минуточку, слабость, за что дракон весьма закономерно поплатился.
Своим желанием отомстить Мириилит бросает вызов жизни? Своей мстительностью и защитой слабых, не приспособленных к выживанию, люди тоже бросают вызов жизни?
Я становлюсь человеком?
Она почувствовала ужас, дернувшись было в руках убийцы, но лишь причинила боль в себе, когда властная рука не отпустила пряди.
Хотела того Мириилит или нет, но теперь дракон была вынуждена смотреть в глаза убийцы своего отца. И отчего-то всё больше на сердце становилось страшно. Теперь оно вырывалось из своей костяной клети, билось дикой птицей, что, не замечая, разбивала свои крылья о стальные прутья.
Она не помнила о том, что она - дракон. Хмель, едва коснувшийся алой крови, выветрился из нее, так и не дойдя до разума. Притаившись испуганным зверьком в чужих руках, Мириилит замерла, и тонкие ноздри дрожали от сбивчивого дыхания.
Боялась. Боялась так, как еще, наверное, никогда не боялась.
И, пожалуй, лишь вопрос вырвал ее стремительного падения в бесконечную бездну отчаяния. Она вновь дрогнула в чужих руках, нервозно облизнувшись, и ненароком мазнула язычком не только по своим губам. Вспомнила, кем является на самом деле.
- Какая разница, - против воли дракон ответила таким же шепотом. Хотела она властно рявкнуть, что отняла много чужих жизней, предав их огню, да не смогла. Помнила Мириилит и то, как отец приносил полуживых и измученных людей к ним в пещеру на трапезу. Как она, не зная толком, что за животное такое - человек, счастливо бросалась выбить последние теплящиеся крохи жизни из их тел, учась основам охоты.
Учась убивать, как то положено дикому дракону.
Тогда это было легко. Сейчас, вот так вот, на пустом месте - наверное, сложнее. Не то, что Мириилит сожалела, когда, сведенная с ума от боли утраты, прошлась огнем по деревне, но вряд ли сумела бы это сделать прямо сейчас. Просто потому, что может.
- Расскажи, как убил его... Как отсек голову от тела... Как превратил его крылья в бесполезную ветошь... Как вырвал когти из лап... Как вытащил еще бьющееся сердце... Расскажи мне всё-всё, - она притягивает его к себе плотнее, но в этом жесте столько же эротики, сколько в заглатывающей мышь целиком змее.
Разбуди во мне ненависть. Чтобы я захотела тебя убить.

Какая-то отщепленная от ее целого сознания часть расхохоталась в дикой истерике, в то время как самой Мириилит едва ли было до улыбки. Она так жаждала раззадориться, как бойцовский бык на арене, что, взбешенный болью от пик и мельтешащей тряпкой перед глазами, мечтает взять на рога своего юркого мучителя, а теперь не знала, куда бы деться с глаз долой. Все внутри сжалось комом и потяжелело, а дыхание ежесекундно сбивалось, также даруя чувство паники, удушья и приступа клаустрофобии.
Он поведал мгновенья назад о том, что убил в своей жизни дракона, лишь одного дракона, а теперь рассуждал так, словно резал их будто овец, едва ли хоть как-то утруждаясь. Убийца говорил, и каждое его слово жгутом оплетало всю волю дракона, лишая подвижности, гибкости и свободы. Он говорил и раздевал ее, а она замерла пред ним, не смея перечить, сопротивляться и будто бы пришпиленная к этой злосчастной стене.
Нагота Мириилит была безразлична. Нельзя было смутить крылатую, рожденную дикой, лишенной всяких предрассудков, для которой и человеческий облик-то - не более, чем тоже одежда, а все эти тряпки были призваны лишь уберечь от холода и увечий хрупкую тонкокожую оболочку, способную оцарапаться и об лист пергамента. Но отчего-то сейчас она робела.
Вот он говорит, продолжает говорить, а сам, будто раскаленным железом, призванным заклеймить ее, словно скотину, прошелся рукой по спине, в один миг вынудив ее прогнуться, желая уйти от пугающего прикосновения, и тем самым невольно податься навстречу.
И вот она - ловушка. Позади была рука, от которой тело норовило сбежать, а впереди - он сам, глядевший на нее пугающе жадно. И Мириилит, не зная, куда деться, заизвивалась змеей, переступив на месте, будто загнанная в западню лань, и глянула затравленно, обреченно глубокими темными омутами глаз.
- Что за фиброзные кольца? - пробормотала она, будто не к убийце обращалась, а надеялась, что само провидение вложит знание ей в мысли. Вот чужие губы скользнули по тонкой чувствительной коже, заставив сердце частить, как у мышки. На мгновение дракон зажмурилась, пытаясь отвернуться лицом, но словно назло подставилась шеей, ощущая жаркое дыхание.
Ей было бы смешно, гляди она на себя со стороны, но сейчас Мириилит боялась. Боялась шевельнуться, боялась будто бы спровоцировать, боялась открыть свою суть, боялась всего. Она сама взяла след убийцы своего отца, возжелав мести, сама увела его за собой сюда, прочь от лишних глаз, чтобы возмездие свершилось, а теперь стоит, подпирая спиной стенку и мелко дрожит, как осинка в ветреную погоду, и ей страшно-страшно-страшно.
Она слушала его разговор, слушала про кровь и вспоминала красные липкие пол и стены пещеры, где отец нашел свою смерть. Вспоминала убийцу - он был весь в этой самой крови, умывался возле озера что ли. Она, подбежав, что-то у него спросила тогда...
Мысли расплывались. Извлеченная из воспоминаний картинка подернулась зыбью и растворилась, вернувшись куда-то обратно в темный уголок - туда, где хранилось все ненужное, тяжелое, неприятное. То, чего хотелось бы забыть, да только память отказывалась от этой утраты.
Она будто связана. Будто распята. Глядит с потайной обреченностью, но не отводит глаз. Не вырывает безвольно поднятые руки. Выжидает, не зная чего, но уж точно не момента, чтобы напасть. Она почти привыкла было к тому, что он касается ее сквозь одежду, но теперь, когда кожа оголена, каждое прикосновение вызывало волну мурашек и дрожи. Это не было вспышкой вожделения, искрой страсти, но что-то заставляло ее все так же стоять на месте, дрожать и смотреть, не сопротивляясь, но и не подаваясь навстречу. Намного проще стало, когда дракон будто бы погрузилась в некий транс, не сводя взгляда с его глаз, когда все мысли упорхнули прочь, оставив темную пустоту в голове.
Но потом дракон прикрывает глаза, не столько видя, сколько чувствуя, как он тянется к ее губам. Это действо уже знакомо в ее жизни. Она медлит несколько секунд, а потом все-таки поддается. Отвечает.
От него пахло хмелем и мясом.
И руки, почуяв свободу, не зная, куда деться, робко, будто пугливые птицы, опустились ему на плечи.

Нет, отвали.
Не смей меня трогать, ты, слышишь?
Просто убери руки, и никто не пострадает.
Пожалуйста, остановись.
Я раздумала. Я не хочу. Отпусти.
Пожалуйста...
И пусть казалось, что Мириилит поддалась навстречу, в этом жесте не было ни страсти, ни вожделения. Смирение загнанной в угол лани, что прикрывает глаза в измождении: хорошо, мне некуда бежать, но пусть это закончится поскорее.
До чего нелепо быть одним из самых могущественных хищников этого мира и вот так испуганно сжиматься от прикосновений к оголенной коже. Она ничего не могла с собой поделать - боялась. Чувствовала себя маленькой и беззащитной, вот только объятия и мужское плечо не приносили утешения. Дракон дрожала и не могла наверняка сказать, что от холода. Смотрела в чужие глаза и тут же пыталась убежать хотя бы взглядом, но отчего-то складывалось так, что она вновь смотрела в его глаза. Такое уже было в жизни, - подсказывала память. Когда, попавшись на неумелом, спонтанном воровстве, она едва ли не расплатилась собой за сотворенную дерзость. И тоже, тоже такое было, когда смирение опутывало тело, превращая его в покладистый пред чужими прикосновениями воск… Из чужих объятий Мириилит тогда выскользнула, пусть и была близка сдаться. Но уж всяко не была она готова уединиться с человеком в эту ночь, впервые в жизни вкусив запретный плод.
Он продолжал рассказывать, и драконья дева даже пыталась внимать, но ход мысли ускользал, не давался в руки, и она зачарованно кивала, не споря и не переспрашивая. История тех самых пресловутых фиброзных колец оказалась безразлична замкнувшемуся разуму. Зато его обеспокоило нечто иное:
Она сейчас фактически принадлежала убийце своего отца. Тот, кто умылся его кровью, теперь касался ее, жаждал овладеть, как обычной человеческой женщиной, которую и видел в ней. Он будто клеймил позором ее род, хотя диким драконам был чужд подобный стыд. Слабый проигрывает, и память о нем долго не живет, а сильный волен праздновать свою победу так, как ему угодно. Это люди скорбят по тому, что их родословная осквернена.
Дикий зверь проще. Он просто рад тому, что в этот день до сих пор жив.
- Н-нет... Подожди, - неловко попыталась она воспротивиться, оказавшись уложенной против воли. Так было еще хуже. Стоя на ногах, она обманчиво верила, что сможет вырваться в любой момент, а теперь ощущала себя пораженной, подчиненной, сломленной.
- Не надо, - губы отчаянно дрогнули, но мольба прозвучала отчетливо лишь в мыслях, растворившись в дыхании. Он касался губами ее шеи, где отчаянно пульсировала жизнь. Дракон нервно облизнула пересохшие губы. Завозилась, чувствуя, как колючая солома впивается в голую кожу, и эта боль звучала издалека.
Она притаилась вновь, будто надеялась стать невидимкой, утратить интерес к себе… И почувствовала, как, не то желая пробудить ее похоть, не то пользуясь покорностью, рука скользнули вниз по бедрам, а потом попыталась юркнуть туда, где, по мнению дракона, ни в коем образе не должна присутствовать.
Мириилит дернулась с испуганным писком, начиная биться и едва ли не брыкаться, а потом, сама не поняв, каким образом, умудрилась стряхнуть с себя горе-любовника, чувствуя, как темнеет в глазах.
Дракон наконец-то вырвался на волю. Да только едва ли денник, так и не ставший ложем для пяти минут часа любви, был рассчитан на подобную тушу. Кричали и бились кони, покуда ящер, превышающий габаритами самого крупного из них, ошалело крутил мордой: разум не успел перестроиться, ведь только что она была хрупкой девой, глядевшей на человека снизу вверх, теперь же смотрела на мир с высоты своего истинного роста. Дракон была вынуждена как можно плотнее прижимать к бокам нежные крылья, чтобы не ободрать их о стены, да и пришлось выдохнуть, чтобы просочиться полностью в проход конюшни.
И наконец-то долгожданно броситься на убийцу ее отца, взмахнув лапой, чтобы отшвырнуть тщедушное тело в стену.
Не убить, нет. Вначале ему предстоит испить чашу страданий до дна. Нужно спешить, покуда не подоспели на крики… Нужно спешить и ударить первой, пока убийца не показал припрятанные козыри. Она надеялась, что он не голыми руками лишил жизни ее отца.
В противном случае ее дух уйдет следом за родителем к звездам.

Отредактировано Мириилитари (01-05-2019 00:01:55)

Всё случилось так быстро и легко, что она, не до конца в это поверив, замерла, учащенно и сбивчиво дыша. Не без потаенного любопытства Мириилит уставилась на бессознательное тело, которое сейчас выглядело тряпичной игрушкой, которой она могла бы играться, подбрасывая и трепля, без особого физического напряжения для себя. А ведь только что он навалился на нее так, что своими силами, не прибегнув к истинному облику, девушка попросту не выбралась бы, ощущая себя в чужих руках такой маленькой и слабой... Она мрачно фыркнула, помотав головой, и облизнула чешуйчатые губы, с каким-то смущением обнаружив, что они будто бы все еще помнят чужое влажное и теплое прикосновение. Человеческая оболочка слишком хрупкая и уязвимая, и вон доказательство - перед ней. Она и сама едва не пострадала.
Не успев получить отпор и почувствовав себя победителем, Мириилит отчасти растерялась: а теперь что делать, когда цель оказалась достигнута в пару секунд? Она ткнулась носом в рану, оставленную ее когтями, и не без мстительного удовольствия слизнула кровь шершавым языком. Неужели этот жалкий и маленький человечишка смог убить ее отца? Не может быть. Попросту невозможно. Вот она, большая и сильная, вырубила его одним ударом лапы. И никто ее не остановит, если она сейчас вздумает оттяпать какой кусок послаще.
Неужели так легко ей далось простить убийцу отца? Она вновь слизнула сочащуюся кровь, шумно вдохнула, вбирая в себя запахи. На короткое мгновение весь мир сфокусировался на этом маленьком беззащитном парнишке, который вызывал желание то убить его наиболее изощренным и болезненным способом, то поиграться им, как мышка - кошкой, и чуть ли не отпустить восвояси. Она будто не слышала истеричных криков коней, что бились, бились, бились...
По крайней мере теперь, чувствуя себя в безопасности, когда никто не посягает на честь и вот-вот не произойдет нечто страшное, Мириилит чуть успокоилась и ни за что не согласилась бы признать, что немалый вклад в ее вспышку ярости, этот последующий удар, был продиктован банальным страхом перед чем-то неизведанным и слишком откровенным.
Странный человек, на самом деле. Дракон должна его ненавидеть за убийство, но он всё еще жив, а ведь один легкий удар лапой или укус исправит эту ситуацию, и ничего ей за то не будет. Вот только до сих пор никаких изменений: Мириилит продолжает возвышаться над телом, но всё, что пока сделала - лишь пару раз облизнула рану, сама смутно понимая, для чего это делает. Странный человек, которому она едва не отдалась, заманив сюда в ловушку. В какой-то момент дракон не была уверена, что контролирует ситуацию. Что человек не добьется своего...
Она поежилась, зашуршав чешуей. И, разобрав среди лошадиной паники звук, что явно не имел отношения к оной, повернула морду, раздувая ноздри в возбужденной тревоге: показалось? Послышалось?
Нет.
Тихий птенячий писк повторился, зародив в груди еще большее волнение, чем то, что появлялось при взгляде на юношу. Мириилит, сама того не ожидая, как-то тихо загудела в ответ, чувствуя, как задрожали кончики крыльев.
Этот звук она слышала от своей матери, проклюнувшись на свет, и теперь... Будто бы сама смотрела на мир ее глазами. Она вновь позвала детеныша, лебедем выгнув шею и взволнованно переступив, едва не поставив лапу на валяющегося мальчишку. И, опустив морду, с живым любопытством, даром, что сама обстановка к подобному не располагала, уставилась в еще пустые глаза приковылявшего птенца, ведомого пока что инстинктами. Волнение внутри нарастало, плескалось, но воспринималось не чем-то мучительным и тяготящим - скорее, азартом, что искал выход наружу, воодушевлением. С тихим нежным звуком, едва ли не мурлыканьем, Мириилит лизнула детеныша в мордочку, потом еще и еще, ощущая дивное умиротворение и какое-то важное спокойствие. Месть ушла на второй план, забылась, как и множество болезненных воспоминаний отступили сейчас назад. Было в этом что-то справедливое: утратив одну жизнь, получить вторую. Справедливое...
Она прикрыла глаза, склонив морду набок, и замерла, обнажив зубы в драконьей улыбке, ощущая, как копошится детеныш и ластится в ответ, и в этот миг услышала чужой голос.
Мириилит и сама не поняла, как между ней и птенцом выстроилась ментальная связь, построенная больше на ощущениях и чувствах, образах. Но повинуясь ей, замер и сам детеныш, а потом, ловко цепляясь коготками, взобрался по морде на шею, оттуда юркнул уже на спину, притаившись меж лопаток.
Мириилитари не двигалась, зная, что ее не видно со стороны входа, если пригнуться. Но лошади, эти вонючие травоядные трусы, предатели...
Будто испугавшись, исчезло то самое умиротворение, сменившись хищным хладнокровием. Краем глаза дракон отметила, что парнишка шевельнулся, явно приходя в себя, но отпускать его, не поставив точки в отношениях, она все-таки не была готова.
Как и продолжать здесь оставаться.
С громким ревом встав на дыбы и обо что-то ударившись затылком заодно, пользуясь тем самым эффектом неожиданности появления, Мириилит ударом хвоста выбила дверь ближайшего стойла, и, вскинув морду, облила пламенем деревянные балки и соломенную крышу конюшни, а потом схватив в пасть мальчишку - теперь-то легко было его так звать, будучи большой и сильной - поспешила в сторону ворот, вынужденная вновь вжать в себя крылья.
И шея, и челюсти устали намного быстрее, чем она того ожидала. Одно дело подхватить и откинуть в сторону, другое - тащить это неудобное болтающееся во все стороны тело, впившись зубами в ноги. Мириилит даже не была уверена, что способна взлететь с таким неудобным грузом. Или чтобы пролететь достаточное расстояние, оказавшись в безопасном месте...
Но хочешь жить - умей вертеться, как гласит всегда актуальная истина, поэтому уже на улице, забросив этот мешок костей и мяса себе на спину в компанию к птенцу, что все это время прижимался к ее спине, цепляясь за нее, как за свою жизнь, дракон тяжело и грузно взлетела, плюнув еще раз огненным сгустком в сторону таверны, чтобы вызвать шумиху и сбить с погони. Потом она обнаружит, что ее одежда безнадежно сгинула в загоревшейся конюшне и выскажет пару ласковых своему трофею, но пока тряпки - последнее, что заботило в тот миг.
В какой-то степени Мириилит добилась своего, пленив врага, а заодно теперь у нее есть...
Семья?
На лету она повернула морду, соприкоснувшись взглядом с птенцом, и снова внутри что-то забурлило волнением, беспокойством, ответственностью за чужую жизнь. Этому чувство было приятно и легко следовать, оно манило за собой, приносило облегчение, будто ты делаешь что-то очень правильное - так, наверное, проявлял себя инстинкт. Наверное. Или любовь. Или инстинкт любить.
Ночь не особо посветлела, когда она выбилась из сил лететь окончательно, однако разворошенного поселения больше не было видно даже с небесной высоты, и дракон приняла решение садиться, спускаясь к оврагу. Сбросив с себя тело, она опустилась на лапы, чтобы птенец не повредил нежные лапы, спрыгивая, и без сил улеглась на траву, тяжело вздохнув.
Детеныш пищал, просил пищи, но у Мириилит было слишком мало сил, чтобы подняться и куда-то целенаправленно брести. И она просто лежала, полуприкрыв глаза, и пыталась прийти в себя.

Получив нежданно свалившуюся на свои рыжие патлы сомнительную радость материнства, Мириилит заодно познакомилась с еще одним фактом: хрен ты теперь поваляешься просто так, потому что хочешь и можешь себе позволить. Желание-то никуда не делось протянуть лапы, а вот детские писки резали по сердцу не хуже ножа, и если поначалу дракон утробно поворчала, будучи без сил подняться вновь, то возня детеныша с ее трофеем все-таки вынудила встать с глубоким тоскливым вздохом.
Несмотря на массу внимания, что птенец требовал в свою сторону, Мириилит все равно испытывала доселе ей чуждые ощущения - нежность, стремление заботиться, оберегать... И ко всему этому примешивалась немалая толика смущения, потому что, пускай восторг от встречи с настоящим, рожденным из яйца, драконом никуда не делся, где-то на подкорке сознания пульсировал вопрос - а что, Фойрр вас всех подери, делать-то с этим маленьким лупоглазым чудом, которое, кажется, отчаянно уже хочет жрать?..
Покуда Мириилит была сосредоточена на том, чтобы скоординировать работу всех своих опорных конечностей, птенец справился привести парнишку в чувства не самым нежным образом, словив целый сноп искр, которые не столько обожгли, сколько искренне напугали малыша, еще толком ничего в жизни не повидавшего. И дракон, до того казавшаяся потрепанной и сонной, подобралась, прыжком срезала расстояние, что разделяло ее от тщетно пытавшегося колдовать пленника, заставив землю чуть дрогнуть, и мордой замерла аккурат перед его лицом. С недобрым и грозным прищуром уставившись на него, склонив голову, Мириилит раскрыла пасть и оглушительно взревела, обдав волной хищного благоухания и заодно оросив сорвавшимися с острых зубов слюнками.
Очень хотелось сомкнуть клыки на его тщедушной тушке, устроив им обоим с птенцом пир. Или хотя бы маленький перекус. Но хищную натуру, раздразненную голодом и запахом крови, уверенной рукой продолжала сдерживать мысль, что этот человек нужен живым как минимум пока что. И он тоже вправе испить чашу страданий, которую посмел преподнести ее отцу.
Она грубо ткнулась носом в пленника, опрокидывая его на спину, словно тряпичную игрушку. Вновь поборола желание убить, не растягивая игрища... И замерла, склонившись над ним, лишь ноздри да пульсирующие зрачки давали знать, что сейчас решается его участь.
- Помнишь меня? - невнятно прошелестел ее голос в чужой голове. Будто шепот десятка запинающихся голосов. - Убийца...
Мириилит предпочитала не вспоминать сковывающий тело страх, когда ее прижимали спиной к стене и руками... руками... руками делали всякое. Всякое.
Птенец тихим мявканьем снова напомнил о себе. О голоде, подтачивающим его еще слабое тело. Она ответила тихим рыком, и снова из-под губ показались острые зубы.
Сломать ноги человеку, оставив здесь, покуда отправится за пропитанием? Закопать заживо? Повесить на дереве? Каждая из этих фантазий вызывала теплое чувство удовлетворения на сердце. Она дракон, в лапах которого оказалась чужая жизнь. Власть опьяняла и прямо-таки лишала осторожности.
Тихий и деликатный ветерок любезно донес до носа цветочный сладкий запах. Где-то поблизости могло быть пчелиное гнездо. И Мириилит бездумно отвлеклась от распластанного перед ней будто лягушка пленника, подняв морду, чтобы наверняка определить, откуда повеяло медом, если это пах именно он. [icon]https://c.radikal.ru/c02/1908/ec/ea35b76b463e.jpg[/icon][status]ЯЖЕМАТЬ - МНЕ НАСРАТЬ[/status]

Мири отвлеклась на сладкий запах, сосредоточилась на нём, позабыв ненадолго о распластавшемся на земле юноше и драконёнке, что скакал вокруг него, изображая яростного зверя. Сознание драконицы родило уже не один десяток вариантов кончины мальчишки, но всё-таки она медлила. Хотела быть уверенной в том, что его смерть наполнит чашу мести до краёв, а не свалится туда крошечной каплей, обесценивая истраченное на ненависть время. Может, было и ещё что-то, что заставляло её откладывать этот момент — так или иначе, запах мёда стал очередным поводом отсрочить своё решение, и Мириилит им воспользовалась, сделала пару шагов в сторону леса  и просунула рогатую голову меж крон деревьев, продолжая принюхиваться и выискивать лакомство.
   Она не ждала сопротивления от своей жертвы, хоть и была наслышана о том, сколь сильна тяга к жизни у человеческого рода. С разорванной грудью и крепко приложенный пару раз затылком к твёрдым поверхностям, он не должен был проявлять шибко много активностей в ближайшее время. Поэтому, когда хвастливое рычание детёныша за спиной вдруг прервалось громким и возмущённым писком — удивилась и испугалась, ломая ветки, резко выдернула голову из кустов. Взгляд уловил движение в стороне, где чернели вырванные из земли коряги, и дракониха рванула туда, не раздумывая, щёлкнув клыкастой пастью прямо за спиной беглеца. Но корни не дали возможности просунуть в нору огромную голову. Мири зарычала ему вслед  с отчаянной яростью, не желая признавать, что её так легко и глупо одурачили. Ткнулась пару раз мордой меж корней, надеясь проломить их и просунуть шею, чтобы достать мальчишку, но безуспешно. Из норы пахнуло сыростью и застоявшимся воздухом — лаз оказался, глубже, чем предполагали они оба, а, значит, оставался только один способ достать его.
   Мириилит вскинула голову, изогнув шею на манер лебедя, собирая в нутре необходимый заряд для огненного залпа — такой, чтобы основательно поджарил ему пятки или, по крайней мере, выжег весь кислород в норе, обеспечив инквизитору мучительную смерть от удушья. И когда всё было почти готово, тонкая кожа на шее меж чешуек светилась алым от распирающей изнутри энергии, и оставалось только выпустить огонь в туннель, уничтожая всё живое, что попадётся на пути, до сознания Мириилитари донёсся жалобный отчаянный "сигнал" от малыша.
   Он жив!..
   В последний момент драконица развернула голову в сторону и, наконец, избавилась от распиравшей нутро магической силы, до черноты выжигая деревья и сухие кустарники по левую сторону от лаза. Огонь осветил поляну и деревья в округе, но недавний дождь не позволил ему распространиться дальше области прямого попадания, и зарево над поляной держалось недолго. Впрочем - достаточно, чтобы один из глазастых пареньков, вызвавшийся добровольцем в команду охотников на церата, заприметил странность над лесом и указал на это старшим товарищам. Про всех остальных людей в тот момент Мириилит не думала и не помнила — они не имели никакого значения рядом с этим человеком. Человеком, что убил её отца и теперь намеревался присвоить себе жизнь недавно родившегося сородича крылатой.
   Детёныш позвал снова, но уже тише — они с похитителем продолжали удаляться от неё под землёй. Малыш не умел говорить, не знал речи, поэтому зов его звучал абстрактным сигналом о помощи, но, тем не менее, затрагивал нужный инстинкт в драконихе. Она забралась на холм, прижимая к спине крылья, чтобы не оцарапать об острые ветки и змеёй стала пробираться меж деревьев на ускользающий зов младенца, всецело полагаясь на новый  инстинкт — странный и нелогичный, но обладающий такой силой, что девушка попросту не могла ему противиться.
   Теперь она больше не будет сомневаться и откладывать, когда доберётся до него снова — а Мири не сомневалась, что доберётся. Теперь его смерть — лишь вопрос времени, а жестокость, с которой будет совершено возмездие, зависит лишь от того, хватит ли мальчишке ума не убивать детёныша.
   Жалобный зов снова отозвался в голове Мири, и она поняла, что похититель остановился. Может, силы, наконец, покинули его, или он решил сделать привал и отсидеться, зализывая раны. Она не могла этого допустить. И ждать, пока он оттуда вылезет не могла. Драконица остановилась у возвышенности, под которой, видимо, и располагалась пещера, припала шеей к земле, пытаясь расслышать хоть что-нибудь, но безуспешно — только тоненький писк детёныша продолжал тревожить её разум. И, вонзив острые когти в землю, Мириилит принялась копать. Ожесточённо и яростно, но не особо продуктивно — когти легко входили в дёрн и без труда вырывали из земли разросшиеся корни деревьев, но лопаты из драконьих лап оказались хреновые, и дело выглядело совершенно безнадёжным — кто знает, на какой глубине расположен подземный ход. Это было лучше бездействия и пустого ожидания, и она продолжала копать. Мири вообще никогда не умела ждать и бездействовать, щедро внося свою лепту в ворох человеческих страхов и предрассудков о крылатых сородичах.
   В сознание вновь ворвался писк мелкого — опять в стороне. Они продолжали двигаться под землёй, но медленнее. Может, инквизитор помер, в малыш попросту не знает, как выбраться? Мириилит оторвалась от бессмысленного занятия и попыталась его успокоить, повинуясь всё тому же инстинкту. Притихла. Прекратила рычать и топтаться на месте, выдавая своё местоположение осыпающимся песком с потолка. Злость понемногу сошла на нет, освободив место для «подумать». И девушка притаилась, пытаясь прислушаться к чужим мыслям , понять, как ей быть, чтобы достичь желаемого. Теперь она двигалась следом тихо, осторожно переставляя лапы и припадая к земле, чтобы не потерять мысленную связь с детёнышем, являвшимся единственным маячком в опустившейся на лес темноте.
   В какой-то момент, до сознания Мириилит начали доноситься и чужие мысли — далёкие и гулкие, как эхо. Затем только она обнаружила, что слышит их наяву, и что один из этих голосов принадлежит похитителю, который с чего-то решил, что избавился от неё и теперь может покинуть своё случайное убежище.
   В груди больно кольнуло желание выбраться из кустарников, схватить его прямо на выходе и бесцеремонно прокусить голову, раз и навсегда решив свою дилемму, но Мири выжидала. Ждала, пока они со стариком отойдут подальше от укрытия и уже не смогут сбежать. Вряд ли мальчишке так повезёт дважды. Слишком уж часто он сегодня пользовался своим везением…
   Кроны деревьев шумели, скрывая её тяжёлое дыхание и треск веток под весом её драконьего тела. Мири ждала… Ждала, пока они доберутся до открытого места, где она сможет завершить начатое и забрать то, что принадлежит её роду по праву. И, сосредоточившись на цели впереди, совершенно упустила из виду замелькавшие меж деревьев факелы и массу чужих опасливых голосов, которые гуляющий меж листвы ветер заглушал ничуть не хуже, чем её саму.
   Драконёнок, почуяв близость «матери», вдруг обнаружил в себе новые силы и принялся пищать и рваться на свободу, царапая и без того разодранную кожу на своём «мучителе», и Мири обеспокоенно тряхнула сложенными крыльями, сбрасывая на землю скопившиеся меж складок тяжёлые капли. Слегка присела, готовясь совершить прыжок и, наконец, показаться наглецу, застав его врасплох, но не успела — врасплох застали её. Тот самый глазастый мальчишка, что собирался как следует выслужиться перед старшими в поимке церата, вдруг усмотрел блеснувшую в свете факела влажную чешую и завопил что есть мочи, оповещая всех вокруг «о чудище чёрном в кустах».
- Тута он! Бей его! Бейте, братцы! - кричал паренёк, а сам, впрочем, стремительно двигался в обратную от «чудища» сторону. Мири вскинула голову и обернулась. В глазах болезненными яркими точками замелькали факельные огни, а поднявшийся гомон возбудившихся от удачной находки своры мужиков заглушил собой и ветер и листья, вынуждая драконицу инстинктивно двинуться к открытому пространству, позабыв на мгновение об инквизиторе с ребёнком, поскольку в окружении стволов деревьев ящер была слишком уязвима и неповоротлива, чтобы отбиваться от стрел и копий, и, что самое главное, не смогла бы взлететь, если ситуация выйдет из-под контроля.

[nick]Мириилитари[/nick][status]МатЬ[/status][icon]https://i.imgur.com/7ZRL8NT.jpg[/icon]