– Наконец-то трактир, матерь божья!
Именно с такими словами Робин Эль радостно вошёл в тавёрну с видом победителя и едва не кинулся смачно целовать в щёки постояльцев, сидевших за ближайшими столиками. Понять его несложно, учитывая тот факт, что после того, как Лина Ли отщепилась от их странной компании, наёмнику пришлось терпеть компанию некроманта и бастардки. Не то что бы он сильно расстраивался по этому поводу – они успели пройти много совместных приключений, которые парень всегда, не стесняясь, не забывал густо комментировать, но после того дня, когда крылатая осталась с некромантом один на один в комнате, внутри засосала странная обида. Ну не прям такая уж обида. С характером их спутницы, Эль мог рассчитывать на реванш в любое время, но отчего-то не сложилось.
Рейн в отличие от него входила в трактир менее энергично и радостно. Её вполне устраивала перспектива передвигаться с осторожностью, ночевать под открытым небом рядом с костром и наслаждаться жизнью, которая наконец начала наполнять её тело и напоминать то болью, то редкими приятностями, что она всё ещё жива, несмотря на то количество уродливых шрамов, которые успело накопить её тело. Рана на шее затянулась, но выглядела всё ещё неприятно для глаза, как и та, что осталась на животе. Шрамы и собственная красота интересовали алифера едва ли – пугали больше странные сны, которые ночами прорывались в её сознание и напоминали об ужасах Зенвула. Ей снилось дерево, жертвоприношения некромантов, горящие ульвы, которые умирают под воздействием тёмной магии, крики, боль и смерть – всё это пронизывало беспокойные сны, о чём она не стремилась рассказывать спутникам, но подозревала, что это не укрывалось от глаз Оливера.
Тем не менее, в дневное и вечернее время Рейн всячески старалась вести себя привычно расслабленно, похабно и нагло. Нисколько не стесняясь компании Робина, она могла с отсутствием намёка на совесть пожамкать Оливера за зад, просто проходя мимо. А почему нет? Не то что бы от этого у них сложились какие-то отношения и возникла привязанность, но пару раз напомнить себе, что она всё ещё жива и вполне умеет обращаться с руками и другими частями тела, почему нет? И, стоит признаться, бурчание Робина, сидящего у костра и поедающего жидкую похлёбку, когда его спутники в очередной раз возвращались после продолжительного похода не то за водой, не то за дровами, приносило особое удовольствие. Она не сомневалась, что отчасти именно ульвы виноваты в том, что Робин не получил желанное, но… Кого она обманывает? Он просто первый попался ей под руку от безысходности и желания хоть как-то доказать себе, что она всё ещё жива, не труп и может чувствовать. Вышло бы очередное разочарование, не более. Это Оливер устранял дефекты воскрешения, и то не смог избежать всего. Странные кошмары – наименьшая цена за жизнь.
– Можно подумать, тебе с нами было скучно, – хмыкнула Рейн, переводя взгляд на Робина, который уже продирался через густо наставленные столы к барной стойке и стремился залить свою печаль едой и элем. Грей не слышала его ответ, потому что к тому времени, Робин уже жадно глотал эль из кружки и что-то попутно бурчал в неё. Длинная и эмоциональная тирада наёмника утонула в выпивки, чем несказанно порадовала бастардку.
Грей оглянулась. Окрестности Весвольда заметно изменились после нападения нежити на границах, но ей хотелось бы узнать чуть больше о том, что произошло за то время, пока она с компанией находилась в Зенвуле. Может, их поход в мёртвый город усугубил ситуацию? Или, наоборот, в чём алифер сомневалась, улучшил?
– Пойду, расспрошу посетителей. Может, кто-то что-то знает, – сообщила она Оливеру, думая, что Робину сейчас до них нет дела.
Зная, что её выходка скорее лишний раз выведет Оливера из себя, Рейн с видом нашкодившего ребёнка, закусила губу, жамкнула некроманта за ляжку, улыбаясь, как чеширский кот, и, пока не настала расправа, поспешила к первому попавшему столику.

Образ жизни Вальтера никак не предполагал его задержки на одном месте более недели, потому сестре некуда было писать письма: ни один почтовый гонец, по крайней мере без магии, не объедет весь материк, дабы только найти непутевого братца и доставить ответ лично в руки. Это и являлось одной из коренных причин, почему Вальтер возвращался в родной город по меньшей мере трижды, а-то и четырежды в год: получить послания, что, по его просьбе, хранил у себя один старый знакомый.
Сегодня был один из таких дней. Вальтер прибыл в Весвольд, но, как и всегда, он не приблизился к родному поместью, а заглянул в один из заполненных под завязку трактиров. Форд знал причину такому наплыву. Он встретился с этой причиной лицом к лицу в своем пути.
Свободных столиков не имелось, да и свещение в многолюдном помещении оставляло желать лучшего, так что Форд кинул несколько медяков тройке пьяных батраков, едва сидящих на лавке, дабы они рассосались восвояси. Серебра мужчина пожалел. За прошедшие годы он хорошо узнал цену деньгам и не слишком разбрасывался ими в моменты худого кошелька. Впрочем, сейчас мешок его не был совсем уж пуст, но подработку в ближайшее время найти все равно не мешало.
Бросив на лавку свои пожитки, не навьюченные на коня, и сев в одиночку у окна, Вальтер расправил пергаментный сверток. На бумаге старательно ровными рядами выстроились чернильные буквы с широкими завитками. Недостаточно яркий, но приемлемый свет из окна помогал разглядеть узор букв без напряжения, но постоянный шум не давал сосредоточиться над смыслом.
«У меня хорошая новость, дорогой мой братец.» – старательно выводила Лили своей хрупкой рукой. – «Меня не отдадут замуж за этого глупого Гримма, того, с рыбьим лицом. Говорят, он отправился к некоей Розе. Мать не понравилась новость, а я рада, что не придется смотреть изо дня в день в его огромные глаза».
Дверь трактира в очередной раз распахнулась: в помещение вошли новые посетители. Форд не поднял глаз от письма, но сбился с мысли, и пришлось перечитывать последнее предложение заново, прежде чем продолжать.
«Отец приболел в начале весны и мать все время ходит за ним, как привязанная. Он отмахивается и порою обижает ее своим неудачным словцом, а она плачет. Только при мне. Обнимает и плачет, а я не нахожу слов, чтобы ее утешить.» – продолжалось в письме. – «Грант говорит…»
Снова чтение Вальтера перебили, полногрудая женщина приняла у Форда заказ. Только на еду, ведь оставаться здесь он не был намерен. Лишь после можно было продолжить изучение устаревшего на полтора месяца послания. Но стоило лишь найти потерянную строчку, как помешали снова. Теперь уже это была худощавая крестьянка с простертой в мольбе рукой.
– Милорд, прошу вас… Они забрали моего мужа, а у меня четверо детей… – просила она. Серые глаза быстро обежали присутствующих, и Вальтер осознал: многие сейчас ожидают, что он предпримет, каков будет момент истины. Даст попрошайке медяк – накинутся с теми же просьбами скопом. И, хоть Форд вовсе не жалел одного медяка для одинокой старухи с оравой голодных ртов, он все-таки не шевельнулся, чтобы тронуть кошель. Только хмуро осмотрел зал понимая, что письмо дочитать в этом заведении сегодня не выйдет.
Последнее подтвердилось буквально минутой позже, когда на чуть ли не единственные свободные места, недавно освобожденные герцогским сыном при помощи волшебной монеты, посягнул незнакомец понаглей да поумнее. Вздохнув, Вальтер небрежно сунул письмо сестры в карман кожаного жилета, надетого поверх простой льняной рубахи. Он с удовольствием читал каждое написанное Лили слово и весьма дорожил тем близким доверительным отношением, какого больше ни с кем из семьи не имел, так что в пору было бы прочесть письмо здесь и сейчас, но Вальтер считал подобные вещи излишне личными, и этот принцип был сильнее нетерпения. Потому Форд как можно более пренебрежительно убрал сверток, так, словно это не какая-то великая ценность, способная представлять интерес для кого-то кроме владельца бумаги, а будто это всего лишь найденный в кармане клочок, список покупок, по меньшей мере, годовалой давности: ну, интересно, конечно, припомнить, какую сталь выбирал для ножа, или какой сорт яблок тебе приглянулся, но никакого значения это знание уже не имеет.
Молчаливым кивком мужчина дал согласие подсесть рядом, хотя прекрасно понимал, что вопрос прозвучал скорее для приличия, и вряд ли отказ чем-то изменил бы ситуацию. Впрочем, раз письмо все равно не прочесть в таком шуме, то нет смысла и обособленно сидеть в углу, не подпуская никого близко. Форд не имел принципов по поводу личного пространства в людных местах.
От севшего молодого на вид парня отчетливо несло гниловатым душком, даже изобилие запахов всевозможных блюд и пивного перегара не заглушали оного. Вальтер невольно оглядел верхнюю одежду незнакомца, оценивая. Нет, на обыкновенного крестьянина не похож ни говором, ни движениями. Да и не сказать, чтобы в нем угадывались черты уроженца Весвольда. Явно издалека.
– Еще что-нибудь будете? – принесшая стряпню пухлая девчонка была полной как-то по-особенному, достаточно привлекательно, даже можно сказать, аппетитной. Спрашивала же она не Вальтера, по крайней мере смотрела в это время девчонка на темноглазого брюнета и как бы невзначай наматывала кудрявую прядку на пальцы.
Люди обычно что-то говорят в таких случаях. Вот незнакомцы, подсевшие достаточно близко, вот принесенная кухаркиной дочкой еда и холодный эль в глиняной кружке. Вальтер молчал, не шибко разбираясь в поводах для трактирных разговоров. Ему гораздо проще было поддержать беседы с господами на балах (этому учили с детства), с вояками по поводу предстоящих сражений (никогда не поздно найти изъян в своем плане, или подсказать другому получше прием), или с заказчиками (если стандартная процедура вопрос/ответ вообще считается разговором).
Иных вариантов, не считая одной рыжей бестии, Вальтер вообще не представлял.

С немым спасибо и кивком головой парень приземлился за стол.
От Оливера не укрылось письмо и даже несколько витых и явно не кое-как нацарапанных строк, хотя они были в его близоруких глазах размывались в чернильное кружево без смысла, чтобы заключить, что мужчина, к которому они подсаживались вот-вот сейчас, не так уж прост. И, строго говоря, для наёмника у него были стандарты из разряда “повыше, насколько возможно”. И в нём была магия, хотя не сказать, чтобы сильно развитая или мастерски прирученная, чтобы он был чета даже носителю бога, простому студенту магических искусств, выгнанному своим пассажиром на бессрочную полевую практику.
– Что-нибудь посытнее, пожалуйста, и эль, на… – некромант подумал, что Рейн промоет ему мозг, если он ей закажет что-то не то, и решил не проявлять инициативу в этот раз. – А, не важно. Вот у той тоже возьмите, как подойдёт, – кивнул он на приближающуюся ужасную красавицу.
Новости звучали пресно даже в изложении Рейн, так же пресно, как была на языке призванная из маны вода. Возможно потому, что они всё это уже слышали или предполагали. Оливер сидел, поставив локти на стол и сцепив кисти в замок перед узко сжатыми губами, глядя раскосыми глазами как-то вбок, поверх и сквозь Вальтера, и думал, пока не решил уточнить:
– В смысле, беседовал?
С секундной задержкой до него дошло, что это, скорее всего, намёк и что именно этот намёк может значить, и он произнёс глубокомысленное “А-а-а”.
– Ну, надеюсь, он не проснётся одним утром в настроении засадить белыми с красным деревьями и борщевиками всё королевство, – кривовато пошутил некромант ещё чуть после. – На его бы месте я передал власть семье и удалился. Не на передовую. Ничего хуже встающих на сторону врага павших история ещё не придумала и остебенцы должны быть очень рады, что всякий раз благородные дома Альянса занимались либо друг другом, либо кем-то попроще.
Теперь они занимались друг другом в то же самое время, когда Культ занимался всем миром понемногу, вот что было тревожно.
Замок из пальцев расцепился, теперь Оливер стучал пальцами по столешнице, выбивая ритмы, каким демоны с Лимба набивают на свои толстые шкуры или загорелую – и тоже толстую и прочную – кожу узоры и металлические украшения.
– С тем, что мы слышали про города-близнецы, я уже не знаю, насколько ситуация могла бы быть хуже. Хоть сейчас поворачивай и аудиенции проси, – он глянул снова на незнакомца, оценивая, насколько он заинтересован и способен нагреть уши на их разговорах, но отвлёкся на еду. На её содержание и качество жаловаться после стольких недель путешествия на воде и сухарях, в основном, было грех, поэтому все недовольства некромант оставил языкастой Рейн.
– Только тот факт, что один твой нянька не оставит нас, пока не сдаст другим нянькам, желательно, уже в Алире, останавливает меня в этом начинании, – признался он, крутанувшись и поискав где-то в толчее Робина (коий беседовал с незнакомцем в плаще и с поднятым капюшоном).
План был вменяемым. Использовать внезапно раскрывшееся положение Рейн, чтобы нажужжать в уши сильным мира, что нужно делать, почему и насколько всё серьёзно. Они упирались во время. Враг, организованный, как он подозревал, или же просто сплетение зловещих деструктивных сил, грозившее разрушить весь баланс в мире, опережал их в малом и великом.
Когда не-молодчики вломились в таверну, вопя о нежити, некромант почти не дёрнул огрубевшим рубцом на щеке и лицом вовсе, только нахмурился, отчего брови съехались на носа, а чёрные глаза потемнели ещё больше.
– Не может быть, – процедил сквозь зубы Оливер на первый же вопль. Хотя, конечно, он уже привык, что даже с божественной точки зрения его знания о возможных пределах мира несовершенны и может случиться всё. Так что смысл фразы следовало читать как "я не предвидел такой проблемы исходя из всех данных, полученных прежде". Но, очеловечиваясь, Безымянный учился говорить и мыслить быстрее, проще и по мере поступления проблем. – Мы находимся в неделе пути от границы заражения. Здесь не прорывали плети и не было нашествий, а нежить идёт волной.
Если только подарочки в виде уже болеющих Розой, причём той, новой Розой немёртвых, не начали впадать в безумие и раж по зову нечистого сердца этой тьмы.
На вопрос Рейн он отреагировал мрачным взглядом на неё, прикосновением к разбалансированным и оттого – закреплённым теперь несгибаемым монолитным куском от самой крестовины клинка – ножнам призрачного Нэйглинга, и потом кивком назад.
– Я бы рад посмотреть, но ты знаешь о последствиях. Разве что одним глазком – а в остальном – мы бежали к Его Светлости с прекрасными вестями, что знаем, что здесь происходит и как оно работает и просто занимаемся спонтанной международной дипломатией во времена глубинной, как ты говоришь, еботы.
По лицу и интонации некроманта было сложно сказать, когда он шутил и умел ли вовсе. Он посмотрел на мгновение на соседа, пустившего их поесть за свой стол ценой защиты (пусть и условной) от попрошаек, и, отодвинув почти не питую кружку и недоеденный обед и ужин, поднялся, аккуратно вынося ножны с мечом, точно они могли прорезать саму лавку и ляжку Рейн, перед собой, на вытянутой руке. Он ещё раз оглянулся на Робина, и, поднырнув за спины поскакивавших с мест паникёров, показал боевой подруге в сторону выхода.
Некромант не шутил. Это было настолько их дело, что Рейн кричала от пения чудовищного дерева с момента их встречи многие дни. Хотя, конечно, рисковать жизнью как прежде им не стоило.

– Культ? Здесь? Нет, сомневаюсь, их бы в больших количествах его отследила Инквизиция…
Или не отследила бы? Оливер нахмурился ещё больше. Он уже ни в чём уверен не был. Только в том, что раз Культ проник в Зенвул задолго до того и как-то пробудил Розу, то он будет везде и там.
– Ты незабываема и неизгладима, как шрам на моей роже, – сказал с плотно сжатыми губами некромант, теша девицу своим изрядно улучшившимся, но всё ещё очень сухим и мрачным юмором.
Сама суть появления алиферов в мире триста лет назад была восстановлением баланса в рушащемся мире. И даже если их теперь снедали разврат земного существования и раздоры, призвать их к миссии представлялось проще, чем сшить между собой насквозь циничные, эгоистичные, пропитанные изнанкой своего же теневого мина Девять городов и неназванный десятым Севелен.
– Я не насмотрюсь на них даже в мире теней.
Но, выйдя наружу, он увидел не просто нечто мёртвое или немёртвое: он увидел извращение природы в худшем его проявлении. Живая болезнь заставляла двигаться неживые твари, поглощать живых здоровых, обращая в таких же неживых, или заражать… Последнее время Таэрион видел много дерьма, которого не предвидел даже в своём вещем сне в ранние годы мира – сне отнюдь не беспечном, сне о гибели, забвении, страданиях и угасании тысяч и тысяч душ. Пробудившись, он научился направлять нежелающих в забвение безжалостно и твёрдо, забирая их бремя себе. Воплотившись, он нашёл как строящие системы круги просветлённых мужей и жён в уединении в горной стране, так и дикие кланы, которые считали кровавые жертвоприношения, даже если их жертвы имели в естественное течение событий малый, сомнительных вклад, почти единственным средством обратить на свои просьбы волю надуманных или намоленных богов, раз им не отвечал их Творец и покровители чужие. Выращенные на крови и костях страшные костодревы потом доказали свою полезность, когда под ними не увяла земля, затенённая не-светом потустороннего мира и облачным щитом днём. Чем была полезна Роза?
Ничем, кроме удобного способа умертвить чудовищное число живых и сделать их подвластными единой воле кричащей живицы немёртвыми.
Как истинно непривыкший (ещё, до сих пор) жить в теле, думающем так необходимо задумчивому богу, обстоятельно и головой, медленно, когда вокруг всё разворачивалось бездумно внезапно и быстро, Безымянный сообразил рвануть свой до сих пор очень осторожно транспортируемый в бесполезных, но означающих как-то его очертания в реальном эквиваленте, ножнах меч. К моменту, когда он был готов им махнуть, Рейн уже подняла барьер, и Оливер притормозил с геройством, несмотря на то, что ощутил её панику и увидел краем глаза упавшую железку и переступание ног, врастающих в землю от ужаса. Только позволив щиту поглотить удары наскочившей дряни, некромант крикнул:
– Рейн! В сторону! – и, выйдя эфесом меча вперёд из-под купола барьера, дал чистую и ровную контратаку мечом с пустой крестовиной по нежити наотмашь.
Проросшая мерзость лишь напоследок пробежала неземным отсветом зелёного и синего, и что-то в выходящей из неё движущей силе орало громче обычного. Тогда, сначала обратив внимание на введённую в ступор близостью своего ночного кошмара девушку, некромант признал ещё двоих пострадавших. Быстро прораставших.
Мир становился с каждой секундой безнадёжнее и омерзительнее. В прогрессии.
– Рейн, посмотри на меня! – щёлкнул пальцами левой руки ей перед носом собранный и почти спокойный для находящегося на нервах и адреналиновом вбросе маг. – Эта – готова. Эти, – он развернулся к двоим молодцам, – сейчас упокоятся. Возьми себя в руки и следи, нет ли чего ещё.
Подняв руку, которой щёлкал, над ссыпавшейся тушей заразной мерзости, Оливер поиграл пальцами, невербально призывая нежить к жизни, как ничейный и сырой труп. Знакомое липкое и мерзкое чувство закрадывалось в него по возникающим и натягивающимся нитям, но он перехватил их на гарду призрачного клинка и указал ожившей твари бежать к новым обращённым, чтобы демобилизовать их, прежде чем осмелиться подойти самому.
Будь у него несколько ещё рук, он бы обнял крылатую. Не потому, что ему было её до сжимающегося сердца жаль, но потому, что за прошедшие пару месяцев в наблюдениях сквернеющей картины мира, Безымянный вспомнил урок или два человечности. Иногда телесное тепло и присутствие и без высоких чувств смертным было просто надо, как чистые воздух и вода, для жизни.

Он перерезал плети Розы на первом трупе, пока пьяница держал второго, когда их прервали неведомые гости из таверны или, может, из патруля. Спиной занятый некромант не видел, пока его не хватили за плечо рукой и не грохнули по стенке.
– Какого хера вы здесь творите? Бля, что… Ты некр что ли?
– Превосходная наблюдательность, – сглотнул просящееся на язык колкое словцо в духе Рейн Оливер. – И я упокаиваю тварей этим артефактом.
По крайней мере, в ту же секунду за грудки к стенке его перестали прижимать, но парню понадобилось бы ещё несколько, чтобы всосать изменившуюся обстановку: не только из переулка блестела стеклянными голубовато-зелёными зрачками и жилками Розы ещё как минимум одна тварь, не замеченная густыми огнями, но и синеглазая и вполне осмысленная двуногая тварь, давеча беседовавшая с Робином, блестела синими глазами на Рейн. И не одна.

С Рейн что-то было не так, это не было новостью, но вот это вот ошарашенное выражение лица и эти пустые движения при столкновении с тварями Розы вышибало шкалу нетакости заоблачными значениями и на скорости устремлялось в сами чёрные смурные небеса.
– По-моему, это очевидно: зараза распространяется, приезжие на себе принесли! – необычно резко для себя рявкнул Оливер и щёлкнул пальцами по держащим его за грудки грубым граблям. Ему самому было не по себе из-за этого предположения. Если были заразны они – не заразны ли и Рейн, и другие?
– Да отпусти уже меня!
И на меч не напорись, – не окончил парень, занимаясь более насущными вопросами тактического планирования.
Выбравшись из хватки понявшего, что обознался, дозорного, некромант быстро сообразил подсобить обороняющимся, но от идеи и желания крикнуть всем отступить отвлёкся.
Рейн?
– Иди сюда, – дёрнул он её к себе, попутно ощущая, как токи магии в её теле, проходя сквозь её вроде бы целый и избавленный им от влияния впутавшихся энергий корня Розы Сосуд Души. Или же не до конца избавленный?
– Не пытайся колдовать, мы уходим, сейчас уходим, – заверил он её. Обещал же, что они только посмотреть, на их долю было достаточно приключений с покатушками по крышам меж горящих улиц от орд нежити!
– Разойдитесь! Не касайтесь их, даже близко не приближайтесь! – рявкнул некромант и, хотя его голос был слабее общего воя, ближайшие к ним лучники, которых офицер уже пересылал забираться на крыши для лучшего обзора, передали здравую мысль своим товарищам. Мимо за рядами спин в бой пронёсса вихрем нечеловечески крутой и в той же степени самодовольный обладатель тапкосияющего ускорения и зачарованного меча, а потом откатился от толпы нежити, прочистив поляну, с той же скоростью, Робин. Оливер же решил помочь страже тем, что превратил мостовую в два ровных прямоугольных бассейна зыбучего песка, примерно в прыжок твари шириной, и зомби, которых ещё не смяли, застрелили и втоптали в образующую зыбь, начали мяться перед этой пропастью.
И именно в этот момент их уже обоих дёрнули сильные руки назад, ещё немного в сторону крыльца и в тылы потной боевой давки.
– Простите, ребята, но во имя миссии Алира и благополучия мира, я должен вас из этих подвигов изъять.
Это был алифер, абсолютно узнаваемый, синеглазый, с чистой свежей аурой и сильными руками в добротной амуниции.
– Да мы и сами собирались, – ещё не всмотревшись, но уже отпуская было начатое плетение защитного купола, ответил Оливер.
– Поверьте, здесь люди справятся без нас, ваш товарищ и в самом деле весьма грозный и достойный боец.
– Да, но заражение.
– Оно, как и оповещение герцога, уже не ваше дело. Вашество? – алифер – высокий и светловолосый – пошевелил Рейн. – Я был послан сопроводить вас домой в целости и сохранности. Ваш отец и целый город тревожатся о вашей сохранности в нынешние времена.
Что-то было не так. Оливер, а, точнее, Безымянный, который распоряжался телом некроманта в отсутствие возможности забрать свой аватар, чувствовал подвох, но некроманты на то и некроманты, что социальные интеракции с живыми у них хронически отбиты по причине повышенного интереса к мёртвым и рассмотрения всех остальных в принципе как материала для практики и ресурса маны. Что-то было не так в словах, в тоне, но его и так измученное этим путешествием тело просилось действительно поддаться на уговоры и позволить увлечь себя и пребывающую явно не в себе девушку прочь. Оливер даже ей в этом, в уходе, помог, зачехлив призрачный меч под немало заинтересованный взгляд незнакомца.
Крики. Бой. А они уходят и его грызло чувство, что, хоть решение было со всех сторон правильным – они просто были не в форме драться так скоро, особенно Рейн – что слишком просто. Подмога не приходит одна просто так. Не тот случай.
Когда все бежали из таверны прочь в другие кварталы города или же забивались наоборот, он направленно вёл их наверх, в комнату.
– К сожалению, у меня только два свитка телепортации, – пояснил синеглазый, с порога бросившись к своей поклаже, – но я охотно отправлю вас обоих, поделившись своим, чтобы остаться в этом городе агентом-наблюдателем.
Интуиция – редуцированное для него чувство – вопило не соглашаться, но даже чуть развёрнутые свитки выглядели чистыми и не содержащими подвох, и даже их координаты в соответствии со звёздами действительно напоминали алирские. Рейн надо было доставить домой и к лучшим лекарям, это совершенно точно, да и он сам мог использовать ресурсы небесного города – при возможности – даже напрямую обратиться к Ньёраю с наиболее близкого к их божественному плану сфокусированного алтаря. Но он не видел мотивы. Алифер носил сигил небесного воинства, но каковы были его личные мотивы. Почему не целая гвардия на защиту императорской бастардки?