Дорога до столицы выдалась утомляющей. Чтобы явиться в зал суда в приемлемом виде и не растратить все силы в пути, Феантур точно рассчитал дорогу. Казалось, сама Алиллель благословила его в этот день, позволив добраться без хлопот. Эльф не отказал себе в удовольствии одарить пленников взглядом и легкой полуулыбкой, когда проходил мимо прутьев вместе с супругой Руфио. Насколько уполномоченный королевы мог копаться в чужих мозгах, он давно понял о непричастности леди Коренаэ к инциденту в Девореле, но по приказу Её Величества он должен был доставить в столицу всех преступников и причастных косо или прямо к убийствам. Разумеется, на суд королевы ехал не один лишь Руфио. Помимо него были другие языки и головы, в частности, те самые, которым Руфио должен быть «благодарен» за свою прогулку до столицы без комфорта.
Как следует выспавшись, справившись о благополучии леди, Феантур уже свежим и отдохнувшим выступил на каменную мостовую, ведущую к нужному зданию, из экипажа. Они явились вовремя – эльфы постепенно стекались в здание, занимали отведённые места и перешёптывались, не стесняясь, в ожидании королевы и начала суда.
– Надеюсь, у вас было время познакомиться, – Феантур улыбнулся, посмотрев на пленников, которых в две пары рук выводили практики, выстраивали в ровную шеренгу по одному, словно опасных преступников, запертых в магические кандалы – не высвободиться, ни использовать заклинание, чтобы получить хотя бы крохотный шанс на спасение. – Ах, да, – словно только что вспомнив детали, добавил эльф: – Вы же уже знакомы.
Пребывая в отличном расположении духа, Феантур отдал приказ практикам отвести всех милордов и миледи – он намеренно подчеркнул эти слова, в подобающие для них палаты, а сам с галантностью ядовитого змея предложил Аяне руку.
– Прошу.
Он не надеялся, что эльфийка с благодарностью или положенной её статусу учтивостью примет его приглашение, но намеренно пользовался слабостью Аяны – открытие информации о причастности Руфио к покушению на её Дом, как и встревоженные старые раны – ах, как легко они вскрываются и как бурно вновь кровоточат! – позволяли ему без особого труда проникать в чертоги чужого разума и влиять на них по своему усмотрению. Серокрылая даже не противилась, жаль.
Как только судьи собрались в зале, Феантур вышел ближе к центру, осмотрелся, проверяя, чтобы все участники оказались на своих местах, а практики не забыли имена преступников и очерёдность их появления. По правую и левую сторону от кресла королевы расположились в несколько рядов судьи, напротив них отвели место для выступающих, где за их спинами выстраивали в ряд вдоль пустой стены преступников под охраной. По правую стену расположились приглашённые члены Домов, по левую – члены управления.
Перешёптывания завершились в тот момент, когда объявили о приходе королевы. Феантур поклонился, подождал, пока королева займёт своё место и знаком позволит им подняться и выпрямиться. Эльф дождался очередной отмашки от суда и выступил вперёд.
– Ваше Величество, Ваш слуга прибыл в столицу по Вашему личному распоряжению. Если Вы позволите, я внесу немного ясности в свою роль в этом деле, прежде чем рассказу обо всём, что узнал, – после небольшой паузы эльф продолжил: - По приказу Её Величества я тайно отправился в Деворел несколько недель назад, когда до столицы дошли трагичные известия о кровопролитии и убийствах. Я занимался расследованием, не поднимая паники – видит Алиллель, в этом городе и без моего официального визита слишком много проблем. Паника растёт с каждым днём, бесчинства на улицах города давно стали нормой, а после смертей Глав, худо-бедно державших порядок, находиться в Девореле стало опасно для всех, – поймав себя на непростительном отступлении, Феантур вновь вернулся к делу. – Моим практикам удалось найти нескольких участников покушения на глав, – Феантур подал знак своим людям – те вывели вперёд из ряда предполагаемых преступников двух эльфов и заставили их преклонить колени и склонить головы перед королевой и представителями суда. – Анорхен Фаирадан и Вэон Таурохтар. Эти двое признались в своих злодеяниях. Их роль в самом заговоре невелика, но благодаря ним я смог узнать, где находится лагерь повстанцев, взявших на себя смелость решать, кто может править городом, а кто нет. Эти эльфы, не имея страха перед законом, остались в Девореле вместо того, чтобы бежать из него. Они продолжали праздновать свою так называемую победу, чем – своей глупостью, несомненно, помогли нам переловить большую часть из них.[icon]http://s5.uploads.ru/PW2gA.png[/icon][nick]Феантур[/nick][status]конфетку?[/status]

Персональное чистилище. Аяна чувствовала себя оторванной от мира и хотела бы не возвращаться в него. Она не могла понять, как такое случилось. Неужели, это она виновата в том, что в ту злополучную ночь погибли её отец брат?.. Может быть, они бы остались живы, если бы не её чувства к Регенлейфу? Слова Руфио перемежались в её голове с картинами, навязанными инквизитором. Кто из них говорил правду? Кому она должна верить? Здравый ум должен был подсказать, что это всё равно бы произошло, независимо от её отношения к ирбису. Этот город давно прогнил до основания. Смерти глав Домов – это логическое завершение их неуклюжего и безжалостного стремления к власти, но зачем он ввязался в это? Почему в числе причастных к убийствам находится его имя? Единственного эльфа, которому она доверялась. Которого любила. Ради которого снова появилось желание жить, потому что он стал для неё устойчивой почвой под ногами.
Всю дорогу до столицы Аяне казалось, что она тонет. Вязнет в болоте, в которое ступила, думая, что это новая земля. Она оказалась в западне, в которую стремилась сама, и с каждый новым шагом, пытаясь разобраться и отказаться от навязанной ей действительности, всё больше вязла в таких опасных чувствах. Они должны были поговорить об этом. Наедине, без свидетелей, но Феантур не дал им такого шанса. Он безжалостно отнял его, чтобы взращивать в ней зёрна сомнения, чтобы крошить её хрупкую веру в любимого эльфа, разрушать те крохи вновь воссоздаваемого мира и оставить её ни с чем.
Феантур за неизвестные грехи бросил её в пустоту. Одиночеством и новой болью она расплачивалась за отступничество от семьи, за то, что пошла на поводу у сердца и пренебрегла своей кровью. Сейчас бы ей не было так больно, она бы не хотела разрыдаться во всё горло, если бы не было этих чувств. Злость бы огненным вихрем захватила сознание, воспылала в груди жаждой мести всем, кто приложил руку к смертям членов её семьи, но.. она не могла войти в зал и обвинять их в том, что они сделали, потому что среди них был Руфио.
Впервые его лицо и одежда с засохшими следами крови не вызывала у неё желания оказаться рядом, утереть их, или выместить свой гнев на тех, кто с ним так обошёлся. Неспущенная стрела так и осталась в подвешенном состоянии, как и руки эльфийки. Она больше не знала, что должна делать. Как ей принимать эту действительность? Искать ему оправдание? Она пыталась. Да, это произошло бы без его помощи. Эльфы нашли бы способ убить глав Домов, возможно, она бы погибла вместе с остальными, если бы не Руфио, тогда бы ей не пришлось стоять перед выбором.
На груди стало тяжело. Она задыхалась от этого чувства, сдавливавшего её тисками. Цеплялась за неё пальцами, словно пыталась вырвать чувство из груди и освободиться от него, но взамен не приходило ни облегчение от слёз, ни решение проблемы. Даже короткая вспышка гнева, проявленная как слабость и собственное бессилие, не принесла ей и толики желанного облегчения.
Она не приняла протянутой руки инквизитора; не заметила его. Аяна, не чувствуя собственного тела, оставаясь живым призраком, прошла в зал суда, не глянув в сторону заключённых, словно в эту самую минуту она на радость Феантуру отказывалась от своих привязанностей к Регенлейфу. Вопреки обещаниям инквизитора её сопроводили к остальным членам Домов, которых пригласили в столицу и явно сопроводили с большим комфортом, чем её и тем более Руфио. Она оказалась под одну сторону с Бурерождёнными и Солнцеликими, которых впервые за годы раздора объединило общее горе. Аяна не пыталась с ними переговариваться, она даже слова Феантура, брошенные в общем зале для королевы и судей, слышала приглушённо. Всё, что она могла, это молча смотреть в сторону Регенлейфа, закованного в цепи. Эльф не выглядел раскаявшимся. Он оставался таким же дерзким, как всегда, веселил своих друзей и, кажется, совершенно не чувствовал себя виноватым.
Всё происходящее казалось Аяне кошмарным сном, который никогда не закончится. Отголоски прошлого словами брата, отца, Феантура и Руфио мелькали в её памяти. Эпизоды из жизни, то радостные и беззаботные в стенах дома Бурерождённого, то неуклюжий первый поцелуй и драка у реки.. А потом пришли они. Обвинения отца, отказ брата от наследования Дома, смерть Энтроса у неё на руках и лицо эльфа, которого обвиняют в причастности ко всем её лишениям.
Феантур перестарался. Для эльфийки, чья жизнь в последний месяц была перенасыщена событиями, ещё одного удара оказалось слишком много, чтобы стоически принять его. Последнее, что она видела, это лицо Руфио, а потом мир вокруг стал становиться менее чётким и более узким. Голоса звучали отдалённо, но слова тонули в нём, не обретая значения. Едва двое предателей начали защищать себя перед королевой, как Серокрылая упала в толпу без чувств.

Благими намерениями выстлана не дорога. Это такой трамплин с намасленной горкой, по которому спускаешься, не видя отдалённых последствий с восторженным визгом, и с которого вылетаешь прямо в Бездну. И они на нём уже прокатились дважды. Дважды.
Завидев пойманными почти весь состав основных подстверакелей, переодевавшихся в офицерские формы, Аргалад скрипнул зубами. Беспечные идиоты. Их задача была унести ноги как можно скорее из города, следов не оставлять и затеряться. По воде ли, по земле ли, по воздуху ли.
Теряющая мягкую кожу с суставов без зелья превращения деревянная рука Аргалада не приземлялась на лицо, грозя проломить прямую переносицу и голову вообще насквозь лишь потому, что он сам был тоже со скованными руками и находился под охраной и тоже ждал суда, хоть был и почище, чем приведённая Феантуром молодёжь.
“О, Алиллель, прости меня, что я при дворе вёл себя так же как этот напыщенный марака, я был молод, тщеславен и глуп”, – пожалел о грехах молодых лет Аргалад, косясь на упомянутого. Ищейка был действительно излишне доволен собой, хотя как он откопал следы Руфио оставалось ещё загадкой.
На самом деле, это было, скорее, порождение его невыгодного положения. Так бы он и вновь устроил шоу. Но костяк вигилантов был весь здесь, переловлен и сломлен и готов расколоться как зрелый орех под стальным щелкунчиком. Аргалад встретился с введёнными пленниками и кивнул им,
У него не было во рту кляпа, но он знал, что его слов ожидают в последнюю очередь. Проведя по рядам слушателей глазами и несколько раз возвратившись к допрашиваемым новичкам, Галад остановился на придворном мистике, подруге его жены, рядом с которой, покрыв голову тонким полупрозрачным капюшоном из газы стояла… Эту семью из одного специального котла суицидников вынули, верно?
Она пришла, вероятно, неофициально, на суд. Галад постарался скрыть своё разочарование и спрятал глаза с несвежим изнемождённым лицом под постепенно возвращающим всё более тёмный и тёмный цвет выцвеченными зельями и магией волосами.
Он пропустил момент, когда уже чужая жена упала в обморок – впрочем, о свадьбе Руфио с беглой гарпией он так и не слышал. Эльф нахмурился, подцепив ухом говорок, что предательница семьи успела, вероятно, нагулять со своим убийцей.
“Во что ты втянул себя и всех нас, Руф”, – подумал куда мрачнее, чем был настроен только что Аргалад, глядя на мнущихся эльфов на допросе в центре зала. Все они с тревогой смотрели на вынесенную девушку и тоже слушали слухи. Кажется, только участники кровавой расправы не знали всех сочных подробностей своей жизни.
– Я была лояльной слугой Серокрылых на протяжении лет, но даже я устала от этих вечных интриг, – выкрикнула Солитер. – Когда же леди Аяна сама сбежала из-под венца – они подожгли весь квартал и лишили её возможности жить в укрытии. Я понимаю уличные драки и выдворение чужих торговцев со своих улиц, но мы ж не животные, чтобы у нас постоянно шла война и смертоубийство!
Голос эльфийки был грубый, явно сорванный годами приказов и немилосердной к женскому очарованию боевой подготовки, царапал по перепонкам, как гвоздь по стеклу. Но в нём была искренность.
– И когда дети наконец-то хотели и были готовы превратить настороженный нейтралитет в мир – их отцы решили положить головы всех нас на алтарь тщеславия. Этот шутник, – она кивнула на Руфио, – предложил поучаствовать в одном последнем бою, потому что ему надо было вытащить свою невесту из этой вечной мясорубки. Нашёлся и план, и средство, но готова идти против своего господина я была уже сама! И многие другие, солдаты и офицеры врагов, бывшие, тоже.
Они пересеклись с Солитер взглядами и эльфийка заткнулась. У Галада не было возражений против того, что она несла до сих пор, но любой неосторожный манёвр языком мог всех их закопать глубоко и отдельно от голов.

Каэрос предвидел поездку в столицу. Он чаще других эльфов бывал при дворе королевы Мираэль, но не в качестве почётного и дорогого гостя. Каждый раз ему приписывали причастность к какому-то событию с нарушением закона. Он не предвидел побег кузины Нувиэль, но деворельские события – это безоговорочное вмешательство королевы. Корона игнорировала разборки глав Домов, пока они не выходили за пределы допустимого. Убийство глав вызвало такую волну, которая по силе могла смести весь город, затопить всех жителей и начать с наследников Домов. Время траура по родственникам и верным сторонникам не закончилось. Каэрос из шкуры лез, пытаясь объединить Дома и не позволить младшим Домам получить желанную власть и место в совете лордов, но он не справился. У Каэроса не хватило ни сил, ни опыта, чтобы взять весь город в свои руки и удержать народ Деворела от бунтов, жажды мести и справедливости, которая у каждого своя. Он ехал в столицу по приказу королевы, но не подозревал, кто стал её главным информатором и что ему известно. Главы младших Домов намекали Каэросу, что выставят его виновным в смерти отца, что это он организовал их убийство, чтобы самому сесть во главе Деворела. Все его поступки и действия, которые проводились после смерти Морохира, имели другую цель, но при нужной подаче и выставленном свете, Каэрос с чужой подачи станет главным козлом отпущения.
Бурерождённый находился в зале суда с самого начала. В числе аристократов, призванных из Деворела, он увидел Анариэль с матерью и Аяну. Серокрылую ввели в зал перед преступниками. Каэрос мысленно надеялся, что не увидит Руфио в числе пойманных повстанцев, но его дядя-алхимик и внешний вид Аяны, которая по слухам успела выскочить замуж за лейтенанта Раумо, растоптали надежды Бурерождённого. Он прошёл ближе к эльфийке, избегая контакта с Анариэль и её матерью. Он коротко кивнул вдовствующей госпоже Солнцеликой. Она хорошо держалась для женщины, которая потеряла двух детей и мужа.
Каэрос внимательно слушал Око и наблюдал за реакцией королевы. Он знал некоторых эльфов в числе заключённых и понимал, что за их преступление согласно закону всех ждёт виселица. Королева не простит им убийства. Бурерождённый думал о судьбе Деворела и что случится с наследниками Домов, когда казнят виновных и крепко возьмутся за город. Отдадут его Феантуру? Именно такого гада им не хватало в личном гадюшнике.
- Аяна? – Каэрос тронул плечо эльфийки, видя, что она выглядит бледной и потерянной. Эльфийка стояла особняком одна. Болтливые дамы шептались о её порочности и причастности к смерти отца. Каэрос хотел заткнуть им рот, но попытался поддержать эльфийку. – Ты бледная.
Серокрылая не замечала его. Она пошатнулась и упала к нему на руки.
Отличное начало правосудия!
Каэрос удерживал эльфийку на руках до прихода лекаря и отдал её мужчине. Он проводил её взглядом, не имея возможности последовать за ними и лично убедиться, что она в порядке. Суд продолжался. Новая информация с обвинениями всколыхнула волну недовольства и ненависти. С трибуны закричала Анариэль.
- Это ты! Ты был там! – она надрывалась в злости и рвалась к Руфио. Он один из немногих, кто причастен к убийствам в Девореле, но не главное лицо. Сокрушительная ненависть Солнцеликой связанная с опороченной дружбой, которая завязалась между ними в спокойное время.
- Анариэль, успокойся, - шептала мать, пытаясь угомонить эмоциональную дочь, но у эльфийки чесались руки. Каэрос лично убедился, насколько она не контролирует себя в гневе. Он надеялся, что в зале суда невозможно применить магию никому из присутствующих, иначе кто-то на эмоциях создаст проблемы.
Бурерождённый пробрался через толпу к эльфийке и попытался применить к ней успокаивающие чары.

Слушая Мираэль, Руфио насмешливо фыркнул. Как это мило! Ее Величество признает вину короны. Интересно, какое наказание эта корона понесет, и почему ди'Кель еще не стоит в кандалах рядом с ними.
Эльф обвел взглядом других пленников и заметил среди них Аргалада. Его присутствие здесь в кандалах вызвало в непутевом племяннике вереницу неоднозначных чувств, но удивление среди них не было - трудно уйти от правосудия, когда в арсенале королевы есть выдающийся мозголом. На кивок Галада Руфус лишь смешливо покачал головой: дядя считает, что без его четкого контроля он и до виселицы добраться не сумеет?
На трибунах он заметил Каэроса... и Аяну. Ее отсутствующий почти мертвый взгляд обеспокоил Регенлейфа. Не в силах терпеть его он отвернулся. Желание шутить исчезло, и воин неосознанно опустил голову. Тревожный шепот пронесся по залу. Вновь обернувшись, Руфио увидел упавшую без чувств супругу, метнулся было к ней, не осознавая тщетность этого порыва. Стражи прижали его, не дав сделать и двух шагов, подбив ноги, заставили стать на колени. Ни вырваться, ни пошевелиться, ни вздохнуть из-за объявшего его ужаса. Руки тряслись.
- Успокойся. Ты ей все равно не поможешь, а себе навредишь, - услышал он будто доносившийся издалека сочувственный голос Элрода.
Ледяной пузырь заполнил собой грудь, мешая дышать, сжал руки и ноги в тиски более надежные, чем магические кандалы, выталкивал из замирающего сердца леденеющую кровь. То, что эльф может умереть от тоски, теперь не казалась ему глупостью. Все вокруг стихло. Он мог лишь наблюдать, как Серокрылую выносят из зала, под сумасшедший бой его сердца. Шепот ротозеев и показания пленников он не слышал, желая только, чтобы все наконец закончилось и королева огласила приговор, который избавит его от кошмара.
Казалось, что прошла вечность. Крик с трибуны вывел Регенлейфа из оцепенения. Он узнал, Анариэль. Ее ярость отрезвила и частично передалась пленнику. Руфус не понимал, в чем она его обвиняет, но он прекрасно знал, где в ту ночь был и знал, что Анариэль там не было. Он не собирался тратить силы на ответ. Это сделал за него Аргалад, удивив своими показаниями даже племянника. Бывший лейтенант Бурерожденных понятия не имел о том, что дядя принимал непосредственное участие в нападении на Дома. Все, что требовалось от Галада - приготовить зелье и спрятать семью от гнева короны. Но дядюшке тот еще ревизор. Ничего не улучшил и только подставил себя. Попробуй теперь отрицай родство:  взбалмошный племянник-идиот и дядя-идиот 100-ого уровня. Он не заметил присутствие своей тетки на суде, но вспомнил о ней, и ему стало ее жаль. Когда-то Ланайя поразила всех своей безграничной преданностью и любовью к Аргаладу. Еще недавно Руфио казалось, что он нашел такие же верные чувства, хотя намеренно никогда их не искал... И теперь осознавал, что все безвозвратно потерял. В глазах Аяны уродство содеянного им будет страшнее шрамов и ожогов.
От этих мыслей гнев разгорелся в нем больше. Руфио вспомнил, почему соратники шли за ним даже в самый рискованный и безнадежный бой, почему он стал центром произошедшего, почему Элрод, пострадавший от его действий, по-прежнему считает его другом, утешает, смеется, хотя боится не меньше остальных: его было трудно сломить, а неугасающая улыбка ободряла, убеждала в том, что все не безнадежно и он знает, что делает.
Воспользовавшись ослабшей хваткой стражей, он поднялся с колен, и отвел от Анариэль взгляд, скрыв ухмылку. Но его голос прозвучал удивительно мягко и нежно.
- При всем уважении, благородная госпожа, я не умею быть в двух местах одновременно. Я был в Доме Серокрылых. Не пачкайте ручки, я этого не стою...
Регенлейф-младший оказался в своей стихии. Шут умел вести себя на публике, умел говорить, умел нравиться и вызывать отвращение, когда ему этого хотелось. Ему удавалось балансировать между искренностью и издевкой, так что слушатель не всегда понимал что где.
Он обвел трибуны взглядом и снова заговорил без дозволения инквизитора.
- Да, я тот, кому частично все обязаны за сегодняшнее впечатляющее мероприятие, - сказал шутник с веселой ноткой, а после заговорил искренне, - Дамы и господа, я раскаиваюсь. Я виноват перед этими воинами за то, что воспользовался их доверия и убедил в правильности радикального шага. Виноват в том, что после всего не позаботился об их безопасности и отправился решать личные проблемы. И виноват в том, что мне не захотелось предупредить лордов и предотвратить беду пока она еще была планом. Чужим планом... - эльф положил скованные руки на сердце и усмехнулся, - Даже мое любовь к вниманию не позволила бы мне присвоить чужую идею. Я просто наивный идеалист, как большинство стоящих здесь, чужое орудие и символ для униженных. Казнить меня, безусловно, было бы забавно, но не справедливо... Я простой эльф, как большинство жителей этой страны, оскорбленный неравенством; простой парень, которому сказали, что у него не может быть того, что есть у "избранных"... Я не имею в виду деньги и власть...
Подсудимый осекся и бросил взгляд на двери, за которые унесли его любимую, его супругу, его Mela en’ coiamin. Он почувствовал, будто кто-то ударил его кулаков в грудь и схватил за горло. В глазах закололо. Руфио горько сжал губы, стыдясь того, что показал окружающим больше, чем хотел. Что это за шут, который не умеет скрыть слезы?!
"Melamin, - прикрыв глаза он обращался к той, которой не было в зале, - Я же говорил, лучше бы мы никогда не встретились. Ты была бы замужем за сыном купца, а я...  как от меня и ожидалось, положил бы жизнь за хозяина. Но ты была бы далеко от неизбежного".
Сильный голос не предал своего хозяина, и Регенлейф продолжал:
- Я шел в усадьбу Коренаэ, чтобы убедиться, что условия, поставленные мной в обмен на поддержку будут выполнены: наследникам сохранят жизни, а лордов предадут справедливому суду, - Руфио усмехнулся, понимая насколько глупо звучали для младших Домов эти требования, идущие в разрез с их целям и смыслом нападения. - И меня обманули... те, кому невыгодно, что Каэрос Бурерожденный, Анариэль Их'Дрим и Аяна д'Коренаэ сегодня живут и здравствуют.
Разумней было бы не продолжать. Он прочитал это во взгляде Аргалада, но возможность высказаться была, точно движение скальпелем по горлу, а вместо крови хлынуло сотканное в слова бешенство.
Полные боли, злости и тоски глаза загнанного ирбиса, остановились на королеве. Мираэль презрительно взиравшую с высоты трона, как вторая богиня, хлестала измученных по ее вине эльфов словами. Он с радостью сдернет ее с этого пьедестала и будет надеяться, что падение будет болезненным.
- Это все твоя вина... - со сталью в голосе проговорил Регенлейф. -  по твоим законам я не мог бы быть с ней, но Алиллель приняла наши клятвы, благословила союз... Из-за твоего бездействия я стою здесь, а ты оправдываешься неведением!.. - прошипел эльф. Молодое лицо исказил оскал, и в черных глазах заплясал огонь. - Спустить со своей табуретки, овца, и посмотри на свое королевство ближе! Ты поймешь, что невозможно править, грея зад на подушке и дожидаясь, пока подданные придут к тебе с жалобой, подставив шею под меч своего лорда...  а может никто не приходил, потому что все знали, что ты бесполезна?! - он уже не слышал, что перешел на крик. Не слышал, что его братья по оружию, братья по несчастью рвутся из рук солдат кричат вместе с ним, вспыхнув от его гнева, как сухая трава под извергнутой вулканом лавой.
Солдат дернул пленника за цепь на кандалах - пленник дернул сильнее, едва не повалив груду доспехов на мраморный пол. Где только после всего взялись силы? Их давала ярость колотившаяся в груди и рвущаяся наружу, чтобы спалить этот зал дотла.
"Я не пес, чтобы меня связывать цепью".
Руфио остановился с трудом и огляделся вокруг - в залах, где с незапамятных времен эльфы искали и находили справедливость, где мрамор был пропитан холодной рассудительностью, вдруг вспыхнул хаос. Никто уже не ждал позволения говорить, возмущение наполнило зал оглушительным рокотом разбушевавшегося океана. Пленники снова шли за "героем" выбранным для них корыстной рукой. Ирбиса напугала и одновременно восхитила власть, которой он обладал над этими эльфами.
Вместе с пленниками инквизитор привез в столицу опасную заразу, грозившую распространиться среди умов слушателей, вырваться на улицы Эденвела и сжечь его дотла, как до этого сожгла Деворел.

Отредактировано Руфио (07-06-2018 06:31:41)

"Ты прав." - эти слова не успокоили и не уняли гнева, бьющегося в нем хищной птицей. Наоборот, пламя внутри зашипело. Лицо парня чуть просветлело, но он по-прежнему смотрел на королеву с лютой ненавистью. Мираэль ди'Кель не просто какая-то вдова, она королева, на ней лежит ответственность, от которой не спрячешься за печалью и ненавистью. Если для Ее Величества это бремя слишком тяжело, пусть уступит место тому, кому оно будет по силам. Руфио не было ее жаль. Казалось, если Мираэль подойдет ближе, ирбис вцепится ей в горло.
Регенлейф сжал зубы. Он не должен даже пытаться применять силу. Это все равно ничего не даст, а марионетки, которые продолжают повиноваться даже с перерезанными ниточками, будут бороться до конца, если он скажет. Для остальных еще была надежда выйти из этого болота живыми, и тащить их за собой в пучину бывший лейтенант не хотел.
- Да, я знаю, что такое Деворел, - спокойно подтвердил он, - Я родился, и вырос там. И, как ты верно заметила, служил в гвардии Бурерожденных. Я не хотел закрывать на все глаза, как это долгое время делала моя семья, и не хотел быть жертвой, поэтому выбрал сторону сильных. И, да, несмотря на то, что Морохир Бурерожденный был справедливей остальных лордов, и у его гвардейцев найдется несколько греков, которые мы не любим вспоминать.
Парень опустил руки, демонстрируя покорность... По крайней мере, физически он сопротивляться не будет, но у него по-прежнему оставалось очень острое оружие. Пленник цокнул языком и заговорил снова:
- Зато благодаря мне ты встала со своего насеста и открыла глаза. Я сделал за тебя твою работу, и, признаю, что сделал ее скверно... Но я, по крайней мере, попытался. Я не сопротивляясь пойду на эшафот. Хотя стрелу, убившую лорда Серокрылых, спустила не моя рука, это сделал солдат из моего отряда. А командир - как знают и твои гвардейцы, что все еще держатся за эфесы мечей, будто боятся связанного эльфа - за своих людей должен отвечать. Как капитан, который пойдет на дно вместе со своим кораблем.
Элрод изумленно посмотрел на Регенлейфа, но тот никак не отреагировал на взгляд друга.
На лице пленника появилась чуть заметная ухмылка. Он насмешливо смотрел на королеву.
- А какое наказание понесешь ты? Я ведь прав, а ты виновата. На твоих руках кровь, так же как и на моих. Ты, королева, должна быть мне примером, а не я тебе, ты должна отвечать за свои слова, поступки и отсутствие поступков. Что будет с тобой, звездоокая? Пойдешь со мной на эшафот? - слова прозвучали так, будто он звал королеву в корчму. Руфио соблазнительно улыбнулся, только в глазах было столько яда, что смогли бы напиться все присутствующие в зале. - Я, конечно, не король, но говорят со мной весело даже на поминках.
Возможно, кто-нибудь и посмеялся бы над сказанным, если в это мгновение все не остолбенели от чужой дерзости. Стены зала суда вряд ли видели другого пленника, который бы осмелился так говорить с правительницей. Он просто измывался над ней. Показывал всем, что ее красивые слова, произнесены в правильную минуту - пустышка, а она сама бесполезная кукла.
- Или, может, ты отдашь палачу своего сына? Уверен, что твоим поданных понравится, если рядом с безродным мальчишкой в петле будет болтаться принц. Ведь жестокость присуща не только деворельцам.
Он пристально смотрел на королеву, будто и правда ожидал ответа. Потом презрительно фыркнул и отвернулся от нее.
- Даже если бы я помнил все имена, я не стукач. Конечно, твои крысы все равно узнают, что мне известно, но я при этом не произнесу ни одного слова. Однако, так и быть, оставлю подсказку. Этот фарс придумал не тот, кто получит власть в Девореле, и не те, кто извлек из этого материальную выгоду... Похоже, тебя ненавидят не только твои поданные, Мираэль ди'Кель. Кто-то очень хочет привнести в твое сказочное королевство хаос.

– Прикуси язык, ты говоришь с королевой.
Феантуру хватило одного жеста, чтобы практики наградили Регенлейфа поучительным ударом под рёбра и заставили его прикусить собственный язык. Королева не отдавала такого приказа и удивительно спокойно и холодно сносила все плевки эльфа, который переходил границы дворового этике, если он вообще о них что-то знал. С дисциплиной у Бурерождённых откровенно никак, но Око оставил язвительный комментарий при себе. Он не мог вести себя как хотел при королеве и сдерживался в дозволенных ему законом рамках. Руфио подливал масла в огонь и Феантур надеялся, что его короткая месть свершится руками королевы. Руфио сам копал себе могилу своим языком вместо лопаты и не боялся, что его в ней погребут в назидание остальным. Внутренний мальчишка в Оке ликовал, но Руфио и месть ему и Серокрылой – это лишь вершина того, что он должен сделать.
Разумеется, Руфио отлично знал, с кем он говорит и как. По этой причине он не стеснялся выражений и щедро сыпал их, воодушевляя своими словесными подвигами соратников, но все они в кандалах и их ждёт суд. Они действительно думали, что станут великими героями-мучениками для своих семей? Несомненно, тот, кто заварил эту кашу, доволен, что его желание исполнили сверх меры. Убили глав, устроили хаос в городе и взяли на себя всю вину, потому что все дураки и считали, что боролись за какую-то высокую цель и всё доказали короне.
Феантур надеялся, что королева лишит все Дома Деворела их притязаний на власть в городе, и он постарался, чтобы донести до неё эту необходимость. Эльф знал, что Оку не позволят занять место наместника, и он не стремился к власти. Настоящая власть была у него в руках, пока он мог находиться среди Очей и следить за преступниками и их наказанием. Он не сомневался, что Руфио и его бравые ребята решат молчать и не выдадут убийц, чтобы в глазах королевы показать содействие расследованию и возможно смягчить своё наказание не ради близких, а самих себя. Кому они сделали лучше? Явно не себе. Феантур наглядно показал, как умеет проникать в головы и распутывать языки. Эльфы, которые говорили на суде первыми и рассказывали всё, не запинаясь, уже побывали в допросной Ока и боялись, что снова окажутся в её стенах. Но, увы, они не знали ни имён, ни внешности убийц, чтобы помочь, а Феантур уж очень хотел покопаться в голове лейтенанта.
Руфио наговорил себе на орехи. Не горсть, а целый мешок!
– Да, Ваше Величество, – Феантур учтиво поклонился королеве, получив от неё желанный приказ. Это всё, что ему нужно, – получить поводья в руки и покопаться в чужих головах. Он и его практики достанут всю информацию и в назидание остальным заставят следить за мучениями друг друга. Все понесут наказание ещё до того, как королева вынесет окончательное решение.
Око развернулся к своим практикам, собираясь отдать им приказ, когда в зал суда влетел в мыле и пене слуга. Эльф замер, внимательно посмотрел на слугу, считывая его мысленные потоки. Ах, вот оно что! Конечно, Феантур об этом узнал. Этот факт выводил его из себя, но больше выводили сомнения королевы, которые посеяли в её голове и по отношению к обвинённому Регенлейфу, к верности Феантура и правильности его действий. Он с холодным расчётом относился к своей работе, как сам себя убеждал, но королева смягчалась под некоторыми обстоятельствами и теряла хватку львицы, которой должна оставаться, пока носит корону Гвиндерила.
Эльф с пренебрежением посмотрел на Регенлейфа.
– Уводите их.
Именные кандалы получили все Регенлейфы, которые оказались по эту сторону зала. Руфио и его дядю выводили вместе с остальными преступниками, направляя в допросную комнату. Феантур гадал, с кого ему лучше начать. С Регенлейфа младшего, чтобы отыграться, пока он в чуть испорченном настроении, или же на ком-то из общей своры поклонников Руфио, чтобы он наглядно посмотрел, что будет с каждым, кто пошёл за ним?

[nick]Феантур[/nick][status]конфетку?[/status][icon]http://s5.uploads.ru/PW2gA.png[/icon]

А фокус был прост: в их жилах текла одна кровь. И если в двести лет, имея жену, выстраданного и буквально намоленного единственного ребёнка, боги дали какую-нибудь, но неплохую родню, дом и дело хочется быть сознательным, ответственным и не прыгать очертя голову на баррикады, то принципы и позывы натуры задушить не так легко, особенно когда дело подходит к импровизации. Но если Галад хотел устроить из дела про убийство лордов Деворела цирк и наказание заслуживших… то оскорблять королеву ему бы в жизни в голову не пришло. Среди подобострастных зрителей и слуг. Плоха-ая идея. И он хотел что-то сказать, но просто покачал головой и потёр глаза пальцами. Аргалад был не против, чтобы выдать несколько погорячившихся исполнителей. Одного он просто не мог вспомнить в лицо и по имени из-за всей свистопляски с переодеваниями и превращениями. Они не должны были убивать мерзавцев и опускаться до их уровня, в конце концов. Но это были приятели Руфио, его банда, и ребёнок - уже не ребёнок давно, и даже не его собственный - решал всё за себя и них сам. И говорил, говорил себе на каторгу. Дяде даже не пришлось нигде ничего вставить, хотя несколько раз его рот порывался открыться. Напротив, он так и остался безмолвным, заметив все эти мелкие обмены любезностями и взглядами между слушателями и обвинителями на суде.
Что случилось с девицей Коренаэ? Это был не просто обморок, верно?
Ох нет. И затрещина, которую получил Руфио, была вовсе не холодной, деловой. Так дают по шее за заслуженные и выдержанные неотомщёнными проступки.
Но время кричать, что судьи тоже заинтересованы - очень заинтересованы - прошло, их уводили и ему слова не давали, слишком хорошо Руф раздразнил публику. Не так.
Отчего-то Аргаладу казалось, что он со своей идеей отдать себя на растерзание и дать молодёжи свалить очень, очень просчитался: свалить мог он, изначально, не мучить жену и дочь и плюнуть на Руфа. Потому что сынок купца воспринимал эту охоту как нечто личное. Весь этот цирк, вся эта охота - была чем-то личным.

Мираэль остановилась. Голосящую аристократку в испорченном платье выдворили из зала суда вместе со служанками. Пленников уводили под звон кандалов, возмущённые выкрики и глухие звуки ударов, способствующих молчанию и видимости повиновения. Советники королевы собирали документы и записи со слов пленников. Свидетели и участники балагана расходились, но тучи сгущались над столицей и грозили небесными раскатами грома и молний.
- Что у тебя на уме? – эльфийка посмотрела на племянника покойного супруга. Он напрашивался на аудиенцию без посторонних. Никто не осудил Каэроса на суде и не допросил. Феантур не потащил его в допросную вместе с остальными, а оставил его гостем, к которому есть некоторые вопросы.
Мираэль не доверяла Бурерождённому и всей аристократии Деворела. Она давала эльфу несколько шансов показать себя с лучшей стороны, но он лгал ей или недоговаривал правду. Он не вызывал у Мираэль доверия, несмотря на попытки кронпринца отнестись к Каэросу с пониманием и дать ему ещё один шанс. Воспоминания о сыне и дочери кольнули эльфийку. Кёль торопливо махнула рукой советникам и слугам, чтобы они убирались с её глаз. Слуга недоверчиво закрыл двери и оставил королеву наедине с аристократом.
- Я слушаю.
Каэрос может поблагодарить Айрэна за последний предоставленный шанс. По просьбе сына Мираэль позволила аристократу остаться и высказаться после балагана, который здесь устроили все без исключения. Терпение королевы трещало, как старое платье на раздутой жене пекаря – давно не влезть, но всё пытается. Мираэль надеялась, что она не пожалеет о своём решении после всего, что услышала от недовольной массы. Деворельцы пекутся о себе. Феантур рассказал ей о Каэросе и его действиях в городе после смерти Морохира. Насколько слова Бурерождённого и его цели подтвердятся или же это будет последний довод лжеца, который она услышит в стенах суда?

Мираэль слушала эльфа, хмурилась, как недовольная сова, но не прерывала Каэроса. Молодой лорд  говорил много и передавал смысл пылких слов своего друга и товарища, который громче всех разрывался на весь зал, пытаясь доказать правоту. Его правду не услышали за потоками грязи, но увидели боль, злость и ненависть на всех. Мираэль коснулась этого жара, но он не обжигал её, потому что она сама была пламенем. Ненависть к Деворелу и его устройству горела у неё с дня гибели Амдира. Он поехал в родной город, чтобы примирить Дома и объединить их под одной крепкой рукой, но за идею он заплатил жизнью. Ничего не изменилось. Мираэль позволила себе слабость и решила, что лучше они поубивают друг друга и выродятся через несколько поколений, чем она ступит на проклятую землю и попытается воплотить в жизнь идеи мужа. Каэрос напоминал ей Амдира. Не кровным родством, а поступками и словами. Идеями, которые мальчик пытался протолкнуть.
Все отчёты Мираэль получала напрямую от Ока. Он доложил ей о преступниках и получил от королевы барскую отмашку – казнить каждого, кто причастен к убийствам, в назидание остальным. Чтобы их тела повесили на суку и оставили гнить и кормить паразитов. Чтобы каждый вид тлеющее лицо эльфа, который возомнил себя монархом этой страны. Она отказалась от этого решения, когда гнев начал стихать, а в руки попало одно единственное письмо.
- У тебя есть доказательства, что Феантур лжет? Или что главы младших домов в сговоре и подстроили кровавую бойню, чтобы занять место в совете? – Мираэль не может предоставить обвинения другой стороне и призвать их в столицу без основания. Одних слова Каэроса недостаточно, чтобы картинка сложилась. Если кто-то из пленников назовёт нужное имя, тогда они смогут раскопать правду, но пока Мираэль слышала, что основные убийцы остались на свободе. Их нет в столице, тогда где же? Почему Феантур не привёз их вместе с остальными? – Это слова, Каэрос. Нет ничего и никого, что подтвердит их подлинность. Я не могу основываться на догадках и предположениях.