Мало кто из обывателей задумывался, как именно любой артефактор, только глянув на изделие, определял имя своего собрата по ремеслу. Ну ладно, не любой и не любого, но мастер мастера мог узнать всегда, даже если артефакт создавался в неприсущей данному индивидууму манере. Видимо, принимали за некую данность, о которой не задумывались и на которую не стоило обращать внимание. Сами же артефакторы, конечно же, молчали и не побуждали окружающих задаваться вопросами, которые их не касались. Как и обретать новые знания о кое-каких других неафишируемых способностях, заперших свою магию внутри тела и посвятивших себя созданию артефактов. Когда что-то теряешь, обретаешь нечто иное, зачастую гораздо более ценное, чем можно было бы предположить изначально. Главное - с умом распорядиться полученным. Но зачем этим делиться с непосвященными?..
Откинувшись на спинку удобного, обитого мягким плюшем сиденья фаэтона, настолько невесомого, что так и хотелось назвать его тонкокостным, Таэр слегка меланхолично размышлял о причудливых поворотах судьбы. Однако меланхолия касалась лишь размышлений, его самого скорее питали недоверие и терпкое, словно крепкое вино, ожидание. За свои шестьсот с лишним лет дракон научился ждать и почти разучился удивляться, то есть испытывать то яркое, солнечное чувство от встречи с неожиданным и неизвестным, каковое присуще молодости. Как ни странно, умение радоваться жизни и получать от нее  удовольствие остались. Хоть и сложно было заподозрить в желчном и сварливом вер Шейне подобные умения.
Взаимодействие с домом иш'Синдэ затронуло почти все возможные чувства в старом драконе, что послужило приятным разнообразием на пути к столице. Однако настоящая причина визита крылась совсем в другом.
Фаэтон слегка скрипнул, останавливаясь около дома, окруженного высокой каменной стеной. Благородно проглядывающий пушистый мох, оставленный явно не из недогляда, а для того, чтобы подчеркнуть древность кладки. Ну и замаскировать кое-что.
Пока проворно соскочивший с облучка Ильв опускал подножку и открывал дверцу, Таэр цепким взглядом скользнул по стене, заметив пару мягко светящихся мест и одобрительно ухмыльнулся. С несколько неожиданной для существа своих лет легкостью и грацией, дракон очутился на земле и замер каменной статуей неподалеку от входа, пока Ильв, глядя прямо перед собой, важно сообщал неизвестно кому:
– Сообщите лорду иш'Синдэ, что прибыл Таэр вер Шейн.

Отредактировано Таэр вер Шейн (29-07-2017 14:00:57)

Трудно было бы ожидать от высокого дома какого-то иного приема. Все же века, выпестовавшие из Домов то, чем они являлись, не были чем-то голословным или пустопорожне-забытым. В менее высокородном семействе вер Шейна могли бы как-то попрекнуть или невзначай указать на ранее отвергнутое приглашение, но если бы подобное случилось в доме иш'Синдэ, дракон был бы весьма неприятно раздосадован. Что не изменило бы цели визита, ведь драконы отличались упертостью, зачастую излишней, однако заставило бы поскорбеть о былом величии эльфов. Немного. Чуть-чуть. Пока не приступил бы к изложению цели визита. Теперь же не пришлось, что наполнило приятностью, которая, однако, не давала никаких преференций семье иш'Синдэ.
– У меня есть основания полагать, что в вашем доме находится артефакт, грозящий неприятностями носителям крови иш'Синдэ.
Репутация Таэра позволяла ему пренебрегать многими общепринятыми нормами общения, чем он и воспользовался, высказав без всяких экивоков цель своего визита. Артефактор был готов к недоверию, как минимум, однако, его собственные интересы в этом деле внезапно оказались настолько неожиданно сильны, что он даже был готов предоставить доказательства неголословности своего довольно странного утверждения.

Отредактировано Таэр вер Шейн (29-07-2017 21:56:34)

Зло – понятие относительное. Настолько относительное, что зло для одного является благом для другого. Потому Таэр не использовал этот термин, в том числе из нежелания получить, можно сказать, саркастическую реакцию на свои речи. Однако он был уверен, что этот артефакт не принесет не просто ничего хорошего Дому Синдэ, он принесет именно зло. Однако решил ограничиться весьма нейтральным «неприятности», ведь этому слову поверить легко, даже мудрому и просвещенному.
Но оказалось слишком, даже неожиданно легко, что заставляло задуматься еще сильнее. И, возможно, стать еще осторожнее.
– Я смогу продемонстрировать это великому Лорду, если подобное будет безопасно. Либо не сразу, но через какое-то время, что потребуется для обеспечения безопасности.
Рисковать кем бы то ни было, особенно собой, дракон не собирался.

Всего час назад Урса закончила обмывать лежачего солдата Солнцеликих и отбросила тряпку в чашу с уже помутневшей от телесной грязи водой. Бесшовные рабочие робы жрицы липли к её телу не меньше пышных платьев всей этой высокомерной и высокородной интригующей шушеры, что она собрала при себе и своём сыне Маэре Ауринель-старшая вместо славных воинов и магов, под их цветами сражавшихся некогда за всё ту же власть.
Жрица любила работать руками, в пику всей своей пребывающей на Силве целиком, за исключением отца, семьи, но за последние дни устала, как взмыленная кобыла. Она отправилась из храма с слишком низменных для её кузена работ в богатый дом отдыхать. Какая ирония!
Город был достаточно чист, несмотря на то, что следы баррикад, тел и поджогов появлялись здесь и там. Этого у эльфов было не отнять: сознания своего вклада в мире. Никто не сливал помои на улице и в реки, используя кувшинковые канавы в задворках, удалённые от колодцев как можно дальше. И всё же Деворел выпивал её силы и волю к труду и жизни больше, чем непроглядная тьма и полумёртвая земля Альянса, зелёная зима, по ошибке прозванная летом, в Северных землях и остебенские титулы-титулы-титулы и ханжество не менее высокородных и высокомерных персон вместе взятые. Наверное, Урса слишком много лет провела в окружении мужчин в дипломатических миссиях вне родины, одетая более традиционно, чем диктовали нынешние завезённые моды, при этом будучи толмачом или просто безмолвствующей свитой, от которой расшаркивание не требуется, лишь перевод. Или она слишком хорошо прижилась среди лесных эльфов, для которых земля родила и цвела достаточно, чтобы утолить их простые чаяния, пока постигала внутреннего зверя. Местный дух тщеславия и жажды власти, застоявшийся со времён объединения земель под ди’Келями и так и не вытравленный, её душил, но она вцепилась и спорила с разросшимся практически до размеров проклятущей тройки Домом за судьбу наследников.
Чего не ожидала жрица, сменив одежды на не менее простые, но цветные и с непрактично длинными рукавами, спадающими длинными волнами от локтя, обнажая загорелые предплечья — так это гостей в доме. Риарио застала её с ещё не высохшими волосами в скромной гостевой комнате, и Урсула удалилась из своего пристанища, не беспокоясь о своих вещах, только брезгуя самим фактом обыска и взяв только положенный ей по статусу меч-серп, ремень с ножнами которого перехватил её тёмно-зелёное свободно спадающее по фигуре платье. У жрицы болела голова от забот о жертвах негласной войны за власть и влияние, и корневые разногласия с Ауринель-старшей и Маэром не облегчали этого бремени, только знание, что она нужна здесь и пока не готова замарать репутацию иш’Синдэ, с руганью ковыряющего ножом в зубах рейнджера съехав в таверну или на койку в госпиталь при храме наконец.
Случай распорядился иначе: она натолкнулась на двоих, точнее их спины, едва выйдя из комнаты.
— Не думала я, что увижу овеянного славой учителя моей милой племянницы лично, — сказала в спину ходящим в поисках таинственного чего-то господам жрица, прислоняясь спиной к косяку двери, руки скрещены под грудью, — многое в доме сем проходит без меня и моего совета.
Она в очередной раз взяла на себя дерзость продемонстрировать свою невоспитанность Маэру, который очень воспитанно и высокородно не пожелал слушать аргументов кузины против Бурерождённых что до, что после приёма, где женишок Корнэ чуть не ссосал лицо какой-то цаце на балконе. Хорошо хоть Бурерождённые сами поняли, что что-то не то, и тело Накилона их'Дрима в реке прибавило им ещё больше проблем.
А потом уже приветствовала гостя, но не раскачиваясь в реверансах, а просто: положив ладони лодочкой на сердце и склонившись в пояс.
— Светлых вам дней и звездных ночей, мастер вер Шейн. Лорд Маэр, — она выпрямилась и кивнула ему, стараясь не улыбаться даже губами. Вообще-то она звала почти всех родичей исключительно по именам, так что в этот раз “лорд” звучало из уст Урсы как издёвка.
А ведь когда-то она считала двоюродного брата всего-лишь марионеткой тётки. Оказалось, его-то мать сиськой покормила хорошо.
— Я Ауринель иш’Синдэ. Не та.
“Тьху-змеишща”.
— Чаще меня знавают под именем Урсула. Не позволите к вам присоединиться?

Отредактировано Урсула (31-07-2017 01:42:41)

Дракон посмотрел вверх, словно бы мог увидеть сквозь высокий потолок, украшенный белым орнаментом звезды, или хотя бы небо. Как минимум. Еще раз проглотил все слова, готовые вот-вот сорваться с языка – и не из-за мужской солидарности или законов гостеприимства, каковые гость также неукоснительно обязан выполнять, как и хозяин дома. По другой причине – на выражение своего отношения к «званию» наставника наследницы дома иш’Синдэ и прерыванию поиска почти у самой цели, на все это требовалось время.
А нарастающий в пальцах, спрятанных в кружевах манжет, зуд, который так и хотелось стряхнуть, словно морскую воду и отереть ладони платком, как ничто иное понукал действовать как можно быстрее. И, определенно, активнее.
– Очень рад с вами познакомиться, – артефактор слегка поклонился – ровно на столько, чтобы выполнить все приличия, но не более. – Меня вам уже представили, так что перейдем сразу к делу. Вы влюблены? Или, может быть, имеете в своем сердце страсть на столько сильную, что готовы отдать за нее жизнь? И я выражаюсь не образно. Пока не получу ответ, с места не сдвинусь. По крайней мере, чтобы продолжить поиски.
Словно в подтверждении своих слов, Таэр замер, до неприличия в упор глядя на негласную хозяйку дома.

Даже получив ответ, дракон не двинулся с места. Вернулся вниманием к потолку, словно тот мог дать ему какой-нибудь совет или ответ, однако резьба и лепнина молчали, добротное дерево – тоже, а говорящие металлы были не в чести в этом доме. Так что пришлось самому заговорить, рассеянно глядя куда-то за плечо за плечо мидели, словно в попытке рассмотреть прячущееся в тенях за ее спиной.
– Пустое сердце легко наполнить страхами, сомнения, неуверенностью, – монотонный голос, почти бубнеж, казался одновременно равнодушным и наполненным, точно артефактор вдруг взялся по бумажке зачитывать заклинание, которое в других устах сработало бы, а вот в его – увы, и он знал об этом, но все равно – продолжал, как нудную, необходимую обязанность. – Но еще легче его заполнить огнем. Сначала он будет согревать, толкать на необдуманные поступки и авантюры, обусловленные томлением, а потом – сожжет.
Внезапно Таэр тряхнул головой и посмотрел на свою ладонь так, словно там лежало именно то, живое и трепещущее сердце, о котором он только что-то, словно сомнамбула, рассказывал. Кружево стекло на светлый шелк камзола, обнажая узкое, необычно светлое запястье.
Дракон перевел взгляд на эльфийку.
– В вас очень много крови иш'Синдэ. Ваше сердце легко наполнить извне. Я не буду рисковать, пытаясь в вашем обществе найти артефакт, который вредит крови иш'Синдэ. Мне нужен другой провожатый. И как можно быстрее.
Таэр легко встряхнул кистями, словно сбрасывая с них неизвестно откуда взявшиеся капли воды или избавляясь от захватившей иллюзии.

Поджав губы, но не с недовольством, а словно бы силой удерживая готовые сорваться слова, дракон внимательно выслушал эльфийку, словно от сказанного зависело очень многое.
– То есть вы по-настоящему служите?
Уточнение, должно быть, прозвучало довольно глупо, но Таэру требовалось не подтверждение, а ответная реакция на его именно что глупый вопрос.
Госпожа Урсула оставляла впечатление величественности, уверенной в себе, но не самоуверенной, когда до разума, духа или сердца не достучаться. Даже ее сарказм и почти открытая пикировка с главой Дома на пару фраз лишь подчеркивали образ, делая его цельным и завершенным. Ее словам о служении действительно верилось. А с другой стороны… С другой стороны – она была чужая и незнакомая, не относилась к тем, кого мастер вер Шейн не просто терпел, а о ком мог бы сожалеть или горевать, так что если вдруг эта статная эльфийка, при взгляде на которую невольно вспоминались старые времена, дым костров, в которые выплескивали жертвенное вино из золотых чаш, и монотонное пение-славославенье, подпадет под действие артефакта, то справится сама, с помощью своей Богини. Или же…
Артефактор оценивающе оглядел эльфийку.
…можно сразу попробовать перекинуть привязку на нее. Если получится…
– Что ж, идемте.
Он стремительно развернулся и вновь повторил жест, несколько минут назад прерванный появлением миледи иш’Синдэ.
Дверь распахнулась, и взгляд сразу наткнулся на тонкий силуэт девушки, склонившейся над столом. Именно в этот момент солнце вздумало заглянуть огромные окна эркера, в уютных объятиях которого прятался стол, так что силуэт показался вырезанным из темного бархата, приклеенного на светлую ткань. Именно так играют дети в «темный театр», вырезая фигурки и разыгрывая ими разнообразные сценки.
Только вот в этом доме, в этих покоях разыгрывалась не комедия, а трагедия, темным шлейфом тянущаяся от юной девушки к одному из шкафов, в каких девы прячут свои милые секреты среди мотков пряжи и ниток, или что там положено хранить в рукодельных шкафчиках барышням. В этом дракон разбирался слабо. Можно сказать, вообще не разбирался.
Даже не поздоровавшись и не обращая внимания на испуганно или недоуменно глянувшую на них эльфийку, Таэр быстрым шагом прошел до шкафчика и бесцеремонно обнажил его недра, вываливая на пол мешающие ему нити, какие-то коробочки, аккуратно свернутые ленты, тут же свернувшиеся разноцветными атласными змеями на полу, пока не достал тщательно запрятанную тонкую коробочку, в каких обычно хранили письма. На плоской крышке, расписанной эмалью, вился выложенный медной нитью искуснейший узор, перетекая на бока коробочки, и заканчиваясь изящными изогнутыми ножками.
Кажется, кто-то вскрикнул – тоненько, словно от ужаса, но Таэр не был в этом уверен. Он уже откинул крышку и знакомился с лентой лазурно-стального цвета, не обращая внимания на остальной мир.

Отредактировано Таэр вер Шейн (05-08-2017 01:28:30)

Когда она была совсем юной и несдержанной, Ауринель часто прокусывала себе то щёку, то язык, пытаясь сдержать наплывы досады или ярости. Время сделало её темперамент тише и глуше, однако проблема с самовредительством осталась.
— Что это за дрянь? — откинув, стоило артефактору отобрать ленту с крючка, в сторону меч и сев рядом с Корнэ, спросила, с трудом управляясь чуть укушенным языком, жрица. Её ладонь, переставшая неметь через рукоять, легла на щеку её нежной племянницы, смахивая большим пальцем кровь с губ и подбородка и поднимая иными голову ровнее, чтобы видеть лицо и глаза. Мутные. Корнэ давно была сама не своя, это было несложно заметить, но тяжесть первопричины всей этой слабости, замкнутости и мутоты легко укрывалась за проблемами извне и модой на аристократическую слабость.
— И почему ты не отвечала прямо на такие ясные вопросы? — пробормотала, но уже скорее самой себе под нос, Урса. Её не раз учил случай — не просят и не видишь необходимости — не лезь, и она всякий раз жалела, когда удерживала свой нос и принципиальную заботу от нарушения приличий. Всякий. Раз. Хорошо что сегодня не удержалась.
Она обхватила второй рукой Корнэ за талию и подняла её на кресло, озираясь в поисках материала для срочной первой помощи. Целительные навыки жрицы ограничивались использованием природных даров, не прямым воссозданием и регенерацией, а Корнэ как назло закопалась в своё логово, точно вампирша. Недолго думая, закрепив качающуюся как слабая рябинка прямо в руках и уже в кресле девицу глубже на сидении, Урса, не замечая кровавых пятен, рванула открывать — ну, скорее вышибать нараспашку — окна и брать ближаюшую к эркеру ветку плодового дерева в почти окончившемся позднем цвету и тянуть внутрь, шепча заклинание над соцветием на её конце, где уже была завязь.
"Отдай свои силы, жизни вода", — закончила быстрым жестом кистью над листьями и опавшими цветками эльфийка, и с её рук на растение перетёк прозрачный поток цвета золотистой охры — близкий к цвету глаз личный магический отпечаток Урсы. Листья и завязь под ней съежились, вместо магии отдавая на поверхность влагу из себя и, возможно, жертвуя благополучием не одной ветки, но всего дерева, которые нехорошо терзать в цвету и до плодоноса, но нужно сейчас.
Шорох натягиваемых ветвей дерева и хлещущих по дереву и стеклу листьев привлёк взгляды, но она даже не заметила окриков, всё ли в порядке, от работающего где-то у угла дома садовника, подаваясь внутрь комнаты, чтобы снова сгрести задыхающуюся девушку из кресла. В итоге Урса просто вырвала её оттуда, опрокидывая его и демонстрируя все изящество и силушку своего внутреннего животного, лишь бы подволочь Корнэ к не желающему больше втягиваться внутрь дома соцветию на расстояние вытянутых трубочкой губ.
Живительная роса наплескала по её предплечью с уже до розовых следов обхлёстанным запястьем, но продолжала щедро литься, и когда, сунув в губы девушки язычок листа, Ауринель сказала "пей", ей можно было просто раз в несколько мгновений сглатывать натекающий тонкой струйкой в её рот дар чужой жизни, которым, хотя бы временно, жрица рассчитывала заменить утекающую сквозь пальцы собственную жизнь племянницы. Она тяжело дышала, одновременно удерживая втянутую в дом живую катапульту, которую представляло из себя дерево, и при этом пытаясь не уронить из нужной позы чуть не захлебывающуюся между кашлем и кровотечением собственной розовой слюной девушку, но всё же нашла момент бросить назад короткий взгляд и спросить:
— Есть возможность побыстрее разорвать это — что бы то ни было?

Хвала предкам, чужая волшба не оказывала никакого воздействия на разбирательства Таэра с артефактом.
Если не место и обстоятельства, можно было бы провернуть подобную процедуру медленно и со вкусом, препарируя тончайшее (во всех смыслах – как физическом, так и магическом, все же вплести в ленту заклинание сложнее, чем в нечто более устойчивое и массивное) произведение искусства. Разбирать его по волокнам, любоваться изящными решениями, изысканно вкушать, словно прекрасно приготовленное блюдо или созревшее вино, а потом уничтожить, сжечь, сжить со свету, потому как оно не должно существовать, как и его создатель. О нет, в этих чувствах уже не бушевала ярость, как когда-то много-много лет назад. В них уже жила сознательная, прохладная отстраненность, как и положено тому блюду, что носит славное имя «месть». Или даже «восстановление равновесия». Не грех и самому заниматься таким приятным действом, а месть оставлять горячим юнцам.
Однако ни место, ни обстоятельства не располагали к желаемым изыскам, приходилось все делать четко, быстро, можно сказать – безвкусно. И невкусно.
Эта тварь не обладала собственным разумом, однако цели понимала четко. Конечно, нельзя так говорить про предмет. Артефакт. Но дракон уже давно относился к ним по-своему, почти оживляя каждую из вещиц, которая выходила из-под его рук. Возможно, именно это и позволяло создавать прославившие его имя украшения. И, определенно, являлось одно из причин мерзкого характера. Ведь если артефакты кажутся зачастую более живыми, чем окружающие существа, на отношении к ним это невольно скажется.
Тварь оказалась не только умной, но и хитрой. Зачарованная не просто на женщин иш’Синдэ, а на конкретную, после первого же прикосновения активировалась и оказывала постоянный пассивный эффект, потихонечку восполняя заряд и за счет бедной девочки, и за счет всего, до чего могла дотянуться. Таэр мысленно поставил себе напоминание, не забыть уточнить, как быстро вяли цветы в комнате. Пригодится на будущее.
Милая шелковая ленточка должна была постепенно возбуждать в юной эльфийке страсть, чтобы тот, кто вскоре придет, получил бы ее так же просто, как снять спелое яблоко с ветки. Потяни – и яблоко само упадет тебе в руки. Корнелия бы тоже очутилась бы в чужих недобрых руках, и даже не заподозрила, что по злому умыслу. Затуманенный разум не дал бы осознать всю странную нелепость поступка. Случилось бы – если бы не одно «но». Такое крохотное-крохотное «но», из-за которого пошел насмарку весь изысканный, выверенный план. Сердце девочки оказалось накрепко занято, заперев все пути к ее душе. Так что разбуженный огонь просто сжирал ее изнутри, вытягивая силы, поедая заживо, и разъявляя на части. От любви не умирают. А вот от того, что сходишь с ума, не в силах понять, что происходит, не в силах бороться за себя, свою суть, свою любовь – да.
Ко всему прочему, тварь оказалась и сильной. Как-то по-иному сложно назвать этот темный талисман, в который вложили столько сил и который не желал подчиняться. Таэр знал, почему, но – время. Время-время-время… Оно вытекало кровавой пеной, пузырящейся на губах девушки, оно таилось в нетерпеливом оклике жрицы, от которого хотелось дернуть плечом и отправить ее подальше. Его почти не оставалось.
Дракон осторожно, двумя пальцами вытянул морозную ленту из коробочки и умостил на ладонях, держа ее в «лодочке» сложенных пальцев так бережно, словно она была неимоверно хрупкой, ценной, любимой, и ядовитой гадюкой.

Огонь погас на небе,
Зажегся наш очаг.
И где бы путник не был,
Услышит он сейчас
Наш зов со звезд колючих
И песню о мечте,
Что крылья раскрывает
Навстречу темноте.

Артефактор пел – негромким, мягким и успокаивающим тоном, так, словно родитель, баюкающий свое дитя, или влюбленный, успокаивающую свою возлюбленную. Переливы родного наречия возвращали в домой, рисовали хижину, на пороге которой потрескивал золотистыми искрами очаг, небо, усыпанное огромными звездами, и черные громады горных пиков, возвышающихся вокруг.
Конечно, «усыпить» изделие другого мастера можно и другими методами, классическими, так сказать, но у каждого свои способы максимально усиливающие возможности и облегчающие чародейство.
Он рисовал сказку, какой становятся приятные воспоминания, в которые хочется возвращаться вновь и вновь, и по дорожке за которыми так легко уйти в восхитительный сон. Не для ребенка. Не для возлюбленной. Даже не для себя. Для серебристо-синей ленты, кольцами свернувшейся на ладонях.

Внимай мне, верный путник,
Что бродит в облаках.
Услышь мои молитвы,
Заступник мой в тенях.
Тебя я призываю
Прийти в уютный дом.
Мы трапезу разделим,
Вина тебе нальем…

Внезапно дракон кашлянул и хриплым голосом, точно песнь заняла не пару минут, а несколько часов, сварливо поинтересовался, небрежно позволяя ленте стечь обратно в коробочку:
– Мне кто-нибудь нальет выпить?
Выплеск маны никогда не проходит бесследно, так что слабость, разливающаяся по телу, требовала присесть куда-нибудь, но с этим он и сам справится, а вот выпить – нет, этим его должны обеспечить хозяева дома.

Отредактировано Таэр вер Шейн (09-08-2017 01:40:03)