Вилрану казалось, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как он оказался в доме Мастера Оррвана, но сколько точно, он определить не мог – окон в его камере не было, так что смена дня и ночи проходила совсем незаметно. Место, куда его поместили, в целом напоминало каменный мешок. Глухие стены, тяжелая железная дверь с маленьким окошком посредине, которое почти всегда было прочно закрыто металлической заслонкой. На стенах висели цепи и кандалы - вот и все, что здесь было. Чуть позже, когда сознание Вилрана прояснилось, ему выделили тюфяк и одеяло. И несколько свечей, чтобы не сидеть в полной темноте.
Вилран не возражал, понимая, насколько опасен, и сам никуда не рвался, зная, что, находясь в подвале Оррванов, он хотя бы не разносит заразу по всему городу. Он помнил, как хотел убивать, когда только пришел в дом, и убил бы любого, кто сунулся невовремя под руку. Но в тот день никто не пришел. Дверь не открылась – отворилось лишь маленькое дверное окошко, чтобы пропустить быстро закинутую в камеру курицу. Через какое-то время за первой курицей закинули вторую. Вилран поймал их обоих и съел – этого хватило, чтобы рана, оставленная химерой, затянулось, а сознание вновь прояснилось. Голоса в голове, конечно же, не исчезли, но постепенно Вилран стал к ним привыкать – к их стонам, мольбам и проклятьям.
Впрочем, сознание Воскрешенного с тех пор больше не покидало – о его поддержании заботились, кроме обычной еды то закидывая в камеру кур, то заталкивая людей – по словам Гипноса, никому ненужных нищих и калек, что скитались по городу. Их судьбой никто не интересовался – в Лейдере, охваченном беспорядками, хватало и других проблем. Прислуга чуть позже убирала трупы из камеры, не распространяясь о том, куда их девали позже.
Сам Гипнос приходил так часто, как мог. Он так говорил, и Вилан ему верил, хоть на деле получалось не так уж и часто – все остальное время брат искал способ, как избавиться от Сердца Чумы. И Вилран не мог его за это осуждать, наоборот, был даже рад и торопил с поисками - времени оставалось все меньше и меньше, хоть точного срока никто и не знал. Знали лишь то, что чем дольше тянутся поиски, тем меньше остается жить и Ровенне, и самому Гипносу.
Про Ровенну Вилран узнал чуть позже – она вместе с Джедом тоже находилась в том же доме Оррванов. Вилран их не видел, но верил рассказавшему это новость Гипносу, ни разу не задумавшись, что брат мог и соврать – подобной мысли Воскрешенный даже не допускал.
Когда Гипнос пришел в очередной раз, Вилран занимался тем, что строил в свете свечи на полу из куриных перьев и мелких костей карту Атропоса. Ему совсем нечем было заняться – книги, что принес брат, он успел прочитать. Одна была сборником легенд про охотника на монстров – Вилран ее осилил быстро. Вторая – сказания о богах, немного заумная и нудная в описаниях, - прошла чуть туже.
Но в целом, Вилран был согласен читать что угодно – хоть жития жрецов, хоть научные труды – лишь бы чем-то занять себя. Поэтому он и взялся за карту Атропоса, когда книги закончились. И удивительно, оказалось, что Атропос он помнил намного лучше, чем свой родной город, который остался в памяти отрывками и фрагментами из далекого детства. И, наверное, если бы сейчас спросили, какой из городов он хотел бы вернуть, Вилран бы ответить не смог – Атропос всего за пару месяцев стал для него в разы важнее и ближе Акропоса, где он родился.
Гипноса Вилран узнал по шагам, когда тот еще только подходил к камере со стороны коридора. Поднял голову, ожидая, когда откроется дверь, но навстречу не встал – остался сидеть на полу возле своей игрушки и лишь недовольно поджал губы, когда поток воздуха, проскользнувший в камеру из приоткрытой двери, сдул в сторону легкий куриный пух с его карты.
- Ты сломал мне второй город, - пробормотал Вилран, глядя на брата. – Но я рад тебя видеть.
Он действительно был рад и говорил чистую правду.
