Легенда Рейлана

Объявление

Фэнтези, авторский мир, эпизоды, NC-17 (18+)

Марш мертвецов

В игре сентябрь — ноябрь 1082 год


«Великая Стужа»

Поставки крови увеличились, но ситуация на Севере по-прежнему непредсказуемая из-за подступающих холодов с Великой Стужей, укоренившегося в Хериане законного наследника империи и противников императора внутри государства. Пока Лэно пытаются за счёт вхождения в семью императора получить больше власти и привилегий, Старейшины ищут способы избавиться от Шейнира или вновь превратить его в послушную марионетку, а Иль Хресс — посадить на трон Севера единственного сына, единокровного брата императора и законного Владыку империи.



«Зовущие бурю»

Правление князя-узурпатора подошло к концу. Династия Мэтерленсов свергнута; регалии возвращены роду Ланкре. Орден крови одержал победу в тридцатилетней войне за справедливость и освободил народ Фалмарила от гнёта жесткого монарха. Древо Комавита оправляется от влияния скверны, поддерживая в ламарах их магию, но его силы всё ещё по-прежнему недостаточно, чтобы земля вновь приносила сытный и большой урожай. Княжество раздроблено изнутри. Из Гиллара, подобно чуме, лезут твари, отравленные старым Источником Вита, а вместе с ними – неизвестная лекарям болезнь.



«Цветок алого лотоса»

Изменились времена, когда драконы довольствовались малым — ныне некоторые из них отделились от мирных жителей Драак-Тала и под предводительством храброго лидера, считающего, что весь мир должен принадлежать драконам, они направились на свою родину — остров драконов, ныне называемый Краем света, чтобы там возродить свой мир и освободить его от захватчиков-алиферов, решивших, что остров Драконов принадлежит Поднебесной.



«Последнее королевство»

Спустя триста лет в Зенвул возвращаются птицы и животные. Сквозь ковёр из пепла пробиваются цветы и трава. Ульвийский народ, изгнанный с родных земель проклятием некромантов, держит путь домой, чтобы вернуть себе то, что принадлежит им по праву — возродить свой народ и возвеличить Зенвул.



«Эра королей»

Более четырёхсот лет назад, когда эльфийские рода были разрозненными и ради их объединении шли войны за власть, на поле сражения схлестнулись два рода — ди'Кёлей и Аерлингов. Проигравший второй род годами терял представителей. Предпоследнего мужчину Аерлингов повесили несколько лет назад, окрестив клятвопреступником. Его сын ныне служит эльфийской принцессе, словно верный пёс, а глава рода — последняя эльфийка из рода Аерлингов, возглавляя Гильдию Мистиков, — плетёт козни, чтобы спасти пра-правнука от виселицы и посадить его на трон Гвиндерила.



«Тьма прежних времён»

Четыре города из девяти пали, четыре Ключа использованы. Культ почти собрал все Ключи, которые откроют им Врата, ведущие к Безымянному. За жаждой большей силы и власти скрываются мотивы куда чернее и опаснее, чем желание захватить Альянс и изменить его.



«Тени былого величия»

Силву столетиями отравляли воды старого Источника. В Гилларе изгнанники поклоняются Змею, на болотах живёт народ болотников, созданный магией Алиллель. Демиурги находят кладки яиц левиафанов на корнях Комавита, которые истощают его и неотвратимо ведут к уничтожению древа. Королеву эльфов пытается сместить с трона старый род, проигравший им в войне много лет назад. Принцессу эльфов пытаются использовать в личных целях младшие Дома Деворела, а на поле боя в Фалмариле сходятся войска князя-узурпатора и Ордена крови.


✥ Нужны в игру ✥

Ян Вэй Алау Джошуа Белгос
Игра сезона

По всем вопросам обращаться к:

Шериан | Чеслав | Эдель

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Легенда Рейлана » Летописи Рейлана » [2-4.03.1082] Лягушки кожа, память вод


[2-4.03.1082] Лягушки кожа, память вод

Сообщений 1 страница 21 из 21

1

- Локация
Остров Силва, Болота Волчьего следа, Источник Вита
- Действующие лица
Авус Белый Клён, ГМ Кай
- Описание
Что Прыгунья лжёт, да ещё так небрежно, словно даже не видит смысла стараться – Авусу было ясно уже очень давно, как и то, что она куда сильнее и древнее, чем представляется им. Но другие болотники точно не понимали, точно не видели, не обращали внимания. Да, на заре времён он пришёл в мир невинным, но уже взрослым, да, они жили своё вечное детство под защитой правил и мудрых советов Ннэй среди кошмарно опасных для всех прочих болот. Но для некоторых, обременённых вопрошающим разумом и ищущим сердцем, комфорт и счастье неведения – вовсе не ответ. Почему болотникам выплывать к заводям и сердцу Источника днём – опасно, а Ннэй только так и прискакивает к ним? Почему она превращается то в зайцелопу, то в кошку, то в большую эльфийку, и почему, если её флейта так сильна, она оставляет и забирает её именно у них? Куда она уходит, если за пределы болот?
Вопросы, вопросы, а его память не даёт ответов. Возможно, пришло время принимать решения за себя и сделать что-то для мира и своих братьев, а не сидеть и благодарно есть положенную в рот прожёванную кашицу удобных ответов. После весёлого вечера танцев болотники ложатся спать: девочки в верхний ярус дерева, мальчики по хаткам помельче, как всегда. А Авус не спит.

0

2

В этот раз он не стал веселится и плясать со всем. Попросту не мог.
Когда к нему впервые стала возвращаться память — не без помощи Источника, конечно — это был интересно, в каком-то смысле даже увлекательно. Не такая уж и разнообразная жизнь на болотах, хоть и не омраченная проблемами выживания, болезней, войн и политических игр, как во всем остальном мире. А тут, практически целый новый мир, доселе ни одним болотником не изведанный. Каждый раз, стоило хоть маленькой капле проклятых вод соприкоснутся с кожей, в голове возникали новые образы. Это были животные, какие-то места, ощущения и чувства по отношению к чему-то. Словно существовала книга, полная разных историй и сказаний, а ему давали по кусочку случайной страницы. И каждый из этих кусочков он холил и лелеял, как своё маленькое сокровище. Своё. Личное.
По-началу ведь казалось, что это чужая история. Или даже несколько историй. Но однажды парень осознал, что всё это о нём самом. Это он путешествовал, он видел множество разных вещей, он был частью своего народа. И этим народом были не болотники.
Ему стало тяжело откликаться на имя, которое ему дали здесь, в новой жизни. Ведь куда больше нравилось прежнее — Авус. Необычное, красивое, правильное. Всё реже хотелось играть, танцевать и предаваться праздному безделью. Всё больше — уйти как можно дальше, увидеть тот мир, что приходил к нему в воспоминаниях. Поговорить с теми, кто был ему, кажется, дорог. Забредающие в эти гиблые края эльфы и ламары подвергались тщательному допросу: как дела в тех краях, что когда-то были его домом, в здравии ли те, кого он оставил. Но странного болотника, говорящего на старых наречиях никто не понимал. А если и понимали слова, то точно не то, о чем он говорил.
Тут всего-то и нужно, что уйти на некоторое время, он ведь хорошо знает те края, не заблудится. Там даже не так опасно, как на болотах. И нет тех жутких тварей, что обитают в проклятых водах. Но Ннэй считала иначе. Та, что даже болотником не была. Сказать по правде, вообще не понятно, кем или чем она была. Постоянно меняла обличия, но среди них было полно и существ разумных. А значит к перевёртышем - как сам Авус когда-то - она не относилась. Она имела непререкаемый авторитет среди маленького народца, постоянно говоря им как жить. Сколько парень не пытался выяснить кто она и с каких пор к ним приходит, в ответ слышал лишь одно: «Всегда так было». Как это «всегда»? Она что, бессмертная? И ведь никто даже не задумался об этом, после таких-то вопросов. Всем было абсолютно всё равно. Ради справедливости стоит заметит, что и Авус в большей степени проявлял лишь обычное любопытство, пока осколков его личности было слишком мало. Очень долгое время он был так же беззаботен, как и все вокруг.
Пока не вспомнил о катастрофе, что обрушилась на перевёртышей.
Весь вечер он просидел в стороне от плясок, жуя кислые листья — пришлось сказать, что съел что-то не то, иначе бы переполошились из-за его скверного настроения. А когда его позвали спать, одну руку приложил к животу, другой показал на кусты:
- Потом, - удовлетворённо приметив сочувствующе-понимающие взгляды, парень скрылся за деревом и схватился за голову: - «Что же делать? Случилось что-то ужасное. Надо... надо как-то помочь...».
Что может сделать один маленький болотник? Ничего. Просить остальных тоже бесполезно. Во-первых, никого случившееся не тронет на столько, чтобы согласиться помочь. Это ведь значит покинуть безопасные болота, нарушив запрет Ннэй. Кстати о ней. Она была тем самым «во-вторых». Кто-нибудь обязательно ей расскажет, а уж за ней не заржавеет что-то предпринять. Каковы её мотивы при этом — остаётся загадкой, но за несколько десятков лет знакомства с ней не сложно предугадать её реакцию. Ей это очень не понравится.
- «Тогда я всё сделаю сам», - Авус напряженно посмотрел на свои маленькие зелёные ручки. А ведь когда-то они были светлыми, большими, с длинными пальцами. Но, возможно, ещё не всё потеряно. Та штука, что Ннэй оставляет в их деревне на хранение. Это ведь что-то могущественное. Он это точно знает, хоть и не до конца помнит что именно. Надсмотрщица (а как иначе назвать это создание, не позволяющее им и шагу в сторону ступить?) всегда держала штуку в футляре, строго-настрого запрещая даже касаться её. Просто оставляла в комнатке-кладовке за девчачьими спальнями. Болотники были послушны, хоть и похожи на детей, а потому оставлять какую-то охрану считалось попросту бессмысленным.
Дождавшись глубокой ночи, когда все уже должны были десятый сон видеть, Авус двинулся в сторону большого дерева, в котором ночевали девочки-болотницы.

+2

3

Лишь тихий скрип влажного дерева и шелест камышей от холодного зимнего бриза с гор нарушал тишину самого тёмного ночного часа. Где-то в болотных огоньках, зеленовато-жёлтых, пощёлкивали лапками, крылышками и люминисцентными ихорами светляки – ну, а чем на бедном на сухой хворост болоте вы будете начинять лампы, как не магией и жуками (помимо воняющего при сгорании эфирного нектара отдельных растений). Ещё постукивали о грубо сколоченные пирсы накрытые влажными циновками на ночь лодки.
У болотников были и лодки, и традиции плавать ворожить в безопасные ночи, которые они считали по знакам звёзд, свежим костям от змеиных кормёжек, и календарю. Лодчонок у них было немного, они были утлые и небольшие, чтобы можно было выгрести хоть вдвоём, но хранили их в хорошем состоянии, чтобы самые старшие и умные иногда могли отплыть от поселения и над Живой водой поворожить. Иногда они назад приплывали с новыми болотниками и это всегда была большая радость, потому что новых можно было долго учить всем играм, которыми, помимо своего простого, если не сказать примитивного, быта, занимали болотники свою жизнь.
Авус считался из самых мудрых в последние сезоны, не в последнюю очередь оттого, что много знал и вспоминал. И сегодня была довольно безопасная ночь, но шаманить в последние дни они уже плавали. Не было смысла плавать часто, верно? Так говорила Прыгунья.
В полых восходящих проходах внутри большого дерева было темно, тихо и пахло влажным деревом и тростниковыми лежаками и гамаками, приглушённый свет и приглушённый звук вытекали из не закрытых ничем естественных окон и из-за накрытых завесами из тростниковых нитей и деревянных бус комнат. Где-то наверху, в одном из широких окон, блестел неровный свет и качала ногой тень. Кто-то ещё не спал! А потом, видимо, услышав шаги, тень заговорила.
Ку'Улу? – шепнула девочка в темноте, неуверенно называя имена своих друзей наугад в темноту, пряча свой фонарь с светляками и всё равно не видя за яркостью их сияния далеко в темноту внизу. – Или Ке'Лли, это ты опять пришёл?

+2

4

Парень шел аккуратно, боясь наступить на сухую ветку или банально запнутся о корень дерева, то и дело отмахиваясь от светлячков и прочих насекомых, желавших залететь прямо в рот или глаза. Озирался он с опаской и очень осторожно, если вдруг кто-то ещё не спит, выглядеть он должен обыденно и совсем не подозрительно. Но это, конечно, проще сказать, чем сделать.
Маленький болотник уже подошел к большому дереву, в котором ночевали девчонки, и начал обходить его по-кругу, пытаясь нащупать в кромешной темноте проход. Как оказалось, спали не все. Авус замер, боясь пошевелиться. Что сказать этой девочке? Притвориться одним из названых? Наверно, будь на его месте кто-то более азартный и везучий, то именно так бы и сделал. Вот только ему обычно никто не верит, когда он пытается так нагло врать. Уж сколько обиды было, когда друзья даже самым нелепым образом его дурачили, а у него это никогда не выходило.
- Нет, Ке... Ке'Ману — ответил парень, выходя на хоть сколь-нибудь освещенный пяточек земли. Называя имя, данное ему местным народцем, он запнулся, на столько оно сейчас было для него чужим. На зеленом лице появилась вымученная зубастая улыбка. - И ты не спишь?
Что же теперь делать? И ладно бы кто-то по дороге встретился, нет же, сидит там, наверху, словно караулит его. Теперь в кладовую так просто не попасть. Даже если сказать, что ему что-то оттуда нужно, так эта добрая душа поди сама вызовется помочь, принеся то, что он просил, но не то, что ему действительно нужно. А значит,  надо либо ждать, пока девчонка уснёт, либо придумать способ, — точнее предлог — чтобы пойти туда самому. Осталась самая малость - придумать, собственно.
- Ждешь кого? - неуверенно начал Авус, пытаясь понять в какую сторону лучше повести разговор. Нервно теребя край туники из листьев, он стоял, переступал с ноги на ногу, высоко задрав голову и тщетно стараясь разглядеть лицо той, что застала его врасплох.

+2

5

А, Ману… тоже не сплю, как видишь, — девочка казалась задумчивой и какой-то томной, поэтому не замечала ни улыбки собрата, ни его растерянности и нервности.
Нет, не жду, — опять односложно ответила она и покачала голово, и ей, как будто, от этого было грустно, что у редких притворщиков выходит так натурально, когда они стремятся сокрыть обратное. — Просто… смотрю туда. Ночи такие красивые и тихие… тёмные, но полные звёзд и огней… загадошные…
Она постучала пальцем по выдолбленному из застывшей смолы гигантского дерева, которой в качестве материала для всего у болотников было в избытке, и пошевелила там обленившихся (и голодных, наверняка) светляков. Жуки потрясли светящимися тяжёлыми гузлами, приподняв в панике крылышки, да снова осели, светя скупо и тускло.
А ты что тут делаешь? В комнаты девочек вам нельзя, неприлично. Я потому здесь и сижу…
Вновь глубокий драматичный вздох. Девочка свесила ноги, переставив фонарь на дерево рядом, и наклонилась вниз, впервые глядя на Авуса прямо. Лли’Мали была из любителей других историй, хотя изрядно и завистливой, и излишне эмоциональной, когда дело касалось приключений для других, когда как ей оставалось только плести циновки. Но накануне она выкинула свою любимую куколку, которую годами одевала и переплетала и украшала, и с тех пор была тиха сверх всякой меры.
Куда идёшь? Не бойся, я не скажу. С условием…
И только в тот момент в похожих на лужи с осенними листьями, отсвечивающих в зрачках мятной зеленью хищника глазах девочки, чья фигурка была по колени накрыта не только одеждой её плетения, но и ковром из её собственных светло-русых кос, отсветили знакомым азартом.

+2

6

Болотницу парень слушал вполуха. Ему было не до ночей, заполненных звенящей тишиной,  непроглядной тьмой и яркими точками светлячков. Ему нужно было придумать план! Но всё же он старался делать вид, что внимательно слушает свою нежданную собеседницу, кивая в такт её словам и негромко повторяя: «Да, да...». Лишь иногда он украдкой озирался по сторонам — не присоединиться ли кто ещё к их разговору. А когда девчонка догадалась поинтересоваться о причинах его нахождения здесь, начал что-то бессвязно мямлить:
- Ну, я... тут...нужно... - мысли в голове метались, устроив настоящий хаос. И ни одной дельной среди них. Хотя, погодите. Что, если приплести сюда мальчишек? Сказать, что самые задиристые из них решили над ним пошутить, что-то отобрали и не вернут, пока он не принесёт им что-нибудь от девчонок? Или... или решили устроить ему испытание на храбрость? Среди болотников достаточно выдумщиков и озорников, поэтому сама идея выглядит довольно реалистичной. Ну, он бы вот поверил. Авус оглянулся назад, туда, где были спальни мальчиков, словно ожидая увидеть какой-нибудь знак одобрения или предостережения. Уже было и рот открыл, чтобы ответить, да только болотнице что-то неожиданное взбрело в голову.
- Условием? Каким таким условием? Что ты хочешь? - парень с опаской покосился на зелёную девчушку. Это что же? Она его шантажировать собралась? Вот ведь маленькая хитрая... негодяйка. Тут судьба целого народа решается, а она просто какую-то выгоду для себя углядела? Это, конечно, может быть его шансом добраться до того таинственного предмета, но в душе он такое поведение не одобрял. Уж лучше бы и дальше стояла на своём, не пуская его внутрь, это де неприлично. Хотя никто так и не смог объяснить, что же такого неприличного делают спящие девчонки, что на это даже смотреть нельзя.

+2

7

Что? — глаза болотницы сделались хитрющими, как у готовой прыгнуть на руку с двигающимися пальцами, точно на мышь, кошки. — Подглядывать удумал? Хотя нет, ты ж не такой, как Улу
Кажется, ей было искренне жаль, опять.
Поцелуй меня, — сказала в лоб девочка, и тут же засмущалась своей смелости сама и затеребила сеточку косичек. — Ты говорил о видениях — мне вот тоже снится, и мне хочется знать, как это, стоило ль того. Куклы, игры — это всё глупости, я… мне кажется, что я упускаю что-то большее.
И она решилась и спрыгнула вниз, но не приблизилась к Ману, стоя в тени, которую отбрасывал сочащийся с окна свет звёзд и прибывающей луны пополам со светом светляков в лампе. Она же девочка. Она должна была смущаться и ухаживания принимать. Это, по крайней мере, было чем-то, что давно-давно пробудилось в подкорке у Мали и мешало ей играть во что-либо, кроме рукоделия и кукол, с другими.
Поможешь мне — и я тебе помогу, — буркнула она совсем тихо, и резко выпрямилась, руки сложив по бокам, а лицом вынырнув из своей плетёной гривы, наморщив до нелепого сухие и вытянутые губки, разве что в ожидании не закрывая глаза.

+2

8

- И вовсе не подглядывать! - искренне возмутился Авус. Даже забыл, что у него тут секретная операция посреди ночи и неплохо было бы вести себя потише. Впрочем, просьба, точнее условие Мали ощутимо убавили ему громкости. Поцелуй, говорит. - И это вс... В смысле зачем?
В какой-то момент парню даже стало жаль болотницу. К ней тоже вернулась частичка памяти. И тоже не давала ей покоя. Пусть по-своему, пусть ему это казалось мелочью по сравнению с тем, что вспомнил он. Но для неё всё было иначе. Захотелось ей помочь. Всего-то и нужно, что поцеловать, верно?
- «Вот тебе и всего-то», - нервно сглатывая, думал горе-спаситель своего народа. Медленно, маленькими шажками он подходил к девчонке, вцепившись потными ручками в свою тунику, - «Просто прижмись к её губам своими и всё».
Вроде и ничего особенно не было в этом действии, но почему-то оно вызывало массу разных чувств: от смущения, до стыда и страха. Подойдя ближе, парень наклонился к болотнице. Вытянув губы трубочкой и зажмурившись, он поцеловал её. Простояв так несколько мгновений, резко отпрянул.
- Теперь ты мне поможешь?
И хоть к Ке'Ману вернулось довольно много воспоминаний, на столько, что он во многом вернул свою прежнюю личность. Но не все. Например, он не помнил, что единственной любовью за всю его жизнь была только одна девушка-перевёртыш. Считал он себя недостойным такой красавицы и рукодельницы, но даже когда она завела семью с другим, не переставал любить её издалека. А теперь же его первый поцелуй был с девочкой-болотницей, добившейся этого шантажом ради любопытства. Рандон, почему так несправедлива судьба твоих детей?

+2

9

Лли'Мали подумала, что поцелуй ощущается странно. Как-то странно никак. Противно даже немного. Что ел Ке'Ману?
Она даже закинула ему на шею ручку, пытаясь вернуть назад труханувшего мальчика и поставить ему на лице, куда попадёт, большой-большой засосище от старания… но не стала. Остановилась. Вздохнула. Убрала руки и провела ладонью по обслюнявленным почём зря губам. Уговор есть уговор, и тщетно искать принятия от странненького парнишки, который вечно искал что-то, что никто не мог понять. Она даже не сказала "паршиво, Ману, ты целуешься", будто была в этом великим знатоком, а не шестым чувством, смутным наитием ощутила отвратную фальшь и пожалела о своей затее. Но Мали была расстроенна и когда она влезла назад за светлячковым фонарём и сняла его с окна, маленькая личная трагедия явственно читалась в её смешном детсковатом лице.
Уговор есть уговор, — упрямо повторила, не только для себя в этот раз, болотница и сощурила глаза. — Что, говоришь, тебе нужно?
Путь к флейте, хоть девочка и засомневалась поначалу, поковыряв пальцем босой четырёхпалой ноги в циновке на полу уже раздавшуюся от времени дырку, лежал "вверх, а потом вниз". Она сама его точно не знала, потому что никогда не интересовалась, но было не сложно последовать по стопам, используя логику говорящей загадками Прыгуньи. Ещё у Мали было чудесное свойство: проходя мимо спален, она прятала светильник в свои переплетённые косички, и даже если светляки не прятали сияющие ихорами брюшки под листовидными и почти непрозрачными крыльями, а били ими, роняя люминисцентную пыльцу на дно лампы, волосы маленькой ундины всё скрывали.
Ундины. А ведь и характером, и всем, Мали могла быть в той жизни ламаром. Она обожала плавать даже больше, чем играть в куколки и плести что попадётся в очумелые её ручки.
— 'Десь тупик, — буркнула девочка, когда они добрались до того, что действительно было похоже на тупик. Под сплетающимся под кроной свобом ветвей, рядом с выходом на небольшую площадку, где никакой флейты быть не могло, потому что девочки часто там сидели и занимались в солнечные дни рукоделием, подставляя зайчикам свои бока, плечи и лица, был только тупичок со сваленными пыльными мешками, забытый кем-то грубый табурет, и такое же окно, как то, в котором сидела Мали. Она даже залезла в окно и похлопала по похожей на полированную солнцем и ветром голую кость древесины. Ни-че-го. Ни ветки, ни лестницы вниз, один бордюр из неровной жилы древесного гиганта и висящая над ним лиана, уходящие куда-то вбок и во тьму.

+2

10

Девочка явно была недовольна поцелуем. Наверно она не знала, что именно стоит от этого ждать, сильно завысила свои ожидания, которые в итоге и не оправдались. Или, что более вероятно, Авус сделал что-то не так: не с той стороны подошел, не так губы вытянул, не так глаза закрыл. Он осознавал, что в таких делах понимает мало (или может попросту не помнит?), а потому всё что ему оставалось — виновато отвести взгляд, поведя плечом.
Но неудача хотя бы не заставила отказаться болотницу от своих слов. И хоть сначала не было никакого доверия к ней и желания делиться даже частью своих планов, сейчас парень решил, что удаче на его стороне. Без помощи он не останется.
- Мне нужна вещь Ннэй. Которую она хранит у нас.
Дорога через спальни была довольно короткой. Только из-за того, что они крались на цыпочках, стараясь никого не разбудить и замирая каждый раз, когда слышали какой-то шорох, казалось что идут они не меньше часа.
Когда они вышли на небольшую площадку, Авус занервничал. Как это тупик? Так не должно быть! Сначала он осмотрел хлам в углу — ни намёка на нычку таинственной зайцелопы. Потом кинулся к окну, оттеснив от него Мали.
- Другого ничего нет. Дай мне лампу, - парень забрал у болотницы светильник и начал крепить его к тонкой лиане, подпоясывавшей его лиственную одёжку. - Дальше один. Но... будет здорово, если ты тут ещё постоишь. И спасибо за помощь.
С этими словами парень запрыгнул на подоконник, не с первого раза поймал лиану и, крепко держась и стараясь прижаться к дереву, начал двигаться по карнизу шириной почти такой же, как и его стопа.

Как и в случае с девчачьими спальнями, сложно было сказать сколько времени прошло. Или как далеко удалось уйти от окна. Несколько раз Авус оступался и едва смог удержаться на лиане, вися над тёмной, непроглядной пропастью. От нервов ладошки вспотели и теперь больше скользили по лиане, чем держались. В конечном итоге карниз привёл к толстой ветке, на которой можно было спокойно сесть и даже лечь и перевести дух. Маленькое тельце болотника явно не было приспособлено к таким испытаниям. Чуть отдышавшись, парень отцепил лампу от пояса и осветил ею ствол дерева. Дальше было полно больших и мелких ветвей, вверх же уходила и лиана. Тяжелый вздох и нелёгкий путь наверх с частыми передышками. Взбираться пришлось почти на самую верхушку. По правую руку была трещина в гладкой коре, прикрытая тенью листвы на столько хорошо, что заметить её было большой удачей. А вот достать до неё короткими ручками не получалось. Пришлось раскачиваться на живой верёвке из стороны в сторону, хвататься за ближайшую ветку, чтобы повиснуть на ней как мешок.
Подтянуться оказалось почти непосильной задачей — усталость давала о себе знать. Однако достать с этой ветки до тайника оказалось проще простого. Авус запустил в трещину руку по плечо, прежде чем смог нашарить свёрток. В слабом свете светлячков он смог разглядеть, что это была флейта в футляре. Довольно необычно для божественного артефакта, но осколки его памяти словно кричали - это оно! Надев шнурок на шею, а сам футляр спрятав за шиворот туники, парень огляделся в поисках пути назад, ведь спуститься по лиане уже не получиться.
Только сейчас, оказавшись почти на самой верхушке дерева, можно было сквозь листву разглядеть начавшее светлеть на горизонте небо. Скоро утро, нужно спешить.
Его путь лежал вниз, по ветвям. Однако в какой-то момент болотник оказался в тупике. Другие ветви были либо слишком далеко, чтобы до них допрыгнуть, либо слишком низко, чтобы упасть на них без последствий и суметь зацепиться в полёте. В панике он начал метаться туда-сюда, рискуя попросту потерять равновесие и свалиться. От резких телодвижений узелок, на котором держалась лампа со светлячками, развязался, и светильник полетел вниз. Авус проводил его взглядом, ожидая, что фонарь удариться о землю и разобьется. Но тот лишь издал приглушенное «плюх» и неспешно был поглощен тьмой.
Ну конечно, как же эта мысль сразу не пришла в голову?
Парень сел на ветвь, свесив ноги и всматриваясь во мрак внизу. Они с мальчишками часто играли в воде, прыгая с корней деревьев и уступов. Но с такой высоты ещё никто не додумывался нырять. От страха затряслись коленки и застучали зубы, телу казалось, что его просят не прыгнуть в воду, а просто самоубиться. Разум, хоть и понимал суть происходящего, помогать тоже отказывался. Проверив на месте ли футляр и плотнее прижав его подмышкой к телу, болотник соскользнул с ветки вниз, выпрямившись по струнке, как солдатик.
Удар о воду был довольно жестким, ноги онемели, а ступни жгло болью. Работая одними руками, ему удалось вынырнуть и ухватиться за ближайший корень.
- «Нужно выбираться отсюда, пока никто ничего не понял», - так, и дальше хватаясь за корни, он смог добраться до ближайшей лодочки, кое-как в неё взобраться и направить её прочь из деревни.

+3

11

Ладно… — только и протянула Мали, пуская мальчика и передавая ему светильник. Она не спросила, куда он собрался, но чувствовала, что была обязана не мешать, раз уж обещала и с неё больше ничего не требовали. Болотница ещё долго смотрела в "окно", даже когда отблеск светильника вместе с ночным вором скрылся, переведя глаза на звёзды. Они мигали и моргали в ночи, как и всегда бывало в ясную погоду.
Путь до хранилища и правда не предназначался для дорастающих разве что до размером до нескладных незрелых подростков болотников, Ннэй сама, когда никто не видел, лезла туда в облике взрослой и сильной лесной эльфийки Нинневиэль. А этот аватар был той, чей род многие годы с обретения Матерью Лесов власти над фауной жили охотой, во многом напоминая ульвов, какими они были до проклятья, живя в домах-на-деревьях, по которым перемещались ловко, как белки, и охотясь на дичь, как волки, рыси и медведи, ленясь взращивать сады, как другая часть их расы, выстроившая города-сады. Но мальчику, каким был Авус, вместе с воспоминаниями и остатками медвежьего сродства из прошлой жизни украл немного силы и выносливости, путь, пусть и тяжело, удался.
Как и не самый мягкий, но и не травматичный (как казалось) вход в воду. Никто не проснулся, когда болотник упал в воду, никто не ждал его, когда он всплывал. Даже Лли'Мали не дождалась своего нелепого героя и пошла спать, расстроенная. Только поскрипывающие и постукивающие о пирс утлые лодчонки встречали его в этот глухой безмолвный час.
Выбравшись из воды, парнишка не мог не ощутить волны боли от своего неудобного приводнения. Пусть даже у него не было переломанных костей, тело его пульсировало и болело, а наслоившаяся усталость от предыдущего дня и ночи приключений сковывала ещё больше немеющие от прохлады воды мышцы. Всё ж таки даже в густых джунглевых лесах Волчьего следа купание ранней весенней ночью было не самым тёплым.
Нужно было уплывать, но силы у мальчика заканчивались. У каждой из нескольких лодок болотники держали только по одному веслу с длинным древком, ведь силы рук большинству из них не хватало, чтобы грести обеими. Можно было взять несколько и обломать после отдыха, можно было в остаток безопасной для путешествий по воде ночи просто доплыть для укромного и, желательно, неизвестного болотникам островка в корневищах и спрятаться от них, равно как и опасных тварей, и отдохнуть. До ближайшей заводи сил добраться Авусу просто не оставалось, особенно если бы он стал собирать еду из нижних навесов в корнях деревьев-домов, коль скоро его не заметили, потому что помимо лотосов, обработанных вываренных других растений и приправ, и небольших рыбок в садках у болотников, почти всё съестное на этих болотах, веками мутируя от избытка изначальной магии, стало ядовитым даже для его зелёных и нелепых нерождённых детей.

боги бросили кости…

Авусу на побег: 76 — успех с небольшими проблемами

+2

12

Он прекрасно понимал, что почти дошел до своего предела: усталость валила с ног, а силы закончились. Как понимал и то, что остановись он сейчас и все усилия пойдут насмарку. Парню было сложно думать наперёд, единственное, до чего дошла неспешная тягучая мысль — бежать и прятаться. Это он мог. Весло было всего одно, но достаточно длинное, чтобы помимо гребли ещё и отталкиваться от корней деревьев. Руками он работал медленно, экономя силы, старался навалиться всем своим небольшим весом и как можно дольше плыть по инерции.
Но, в любом случае, далеко уплыть он не мог. Глаза слипались, грозя при каждом моргании уже не открыться; тело трясло от холода и усталости, со стороны это, наверно, можно было бы принять за припадок. Пора было уже найти место для отдыха. И хоть он не успел уплыть за пределы территории хорошо известной болотникам, надежда найти укромную нору ещё была. Для таких целей прекрасно бы подошло бывшее гнездовье местных болотных варанов. Ящерицы выкапывали себе под деревьями чуть ли не медвежьи берлоги, таскали туда листья, мох, наводили грязь, чтобы организовать настоящую компостную кучу — тёплое и уютное местечко для высиживания яиц. В конечном итоге одна такая нора Авусу и попалась. Потратив время и остатки сил, он спрятал лодочку в корнях и залез в гнездо варана. Прошлогодние листья и мох давно высохли, но это было лучше, чем ничего. Зарывшись в кучу сора с головой, болотник закрыл глаза. Казалось, что сон придёт сразу, стоит ему только голову положить. Но нет. Ещё долгое время он не мог уснуть из-за непроходящей дрожи.
Голод он испытывал когда карабкался по дереву, когда старательно работал вислом, сейчас же есть ему не хотелось. Живот, конечно, болел и намекал, что в нём давно даже лепесточка не было. Но о еде не хотелось и думать. Только об отдыхе.

Проспал маленький болотник до следующего вечера, проснувшись от громкого урчания в собственном желудке. Он  приподнялся на локте, упершись при этом макушкой в свод норы, и широко зевнул. Прежде чем вылезти наружу, Авус долго прислушивался к звукам снаружи, потом осторожно высунул голову и столь же долго всматривался в тени, словно на него могли устроить засаду.
- «Вроде всё тихо», - он выбрался на островок и стал оглядываться в поисках еды. После сна сил у него может и прибавилось, но такое истощение обычно не проходит бесследно. Чувствовалась слабость в теле, ноги казались ватными и просто не хотели ходить, руки... Ну, сейчас их особо ничего не заставляли делать, но долго махать веслом они тоже не станут.
На глаза попалась парочка толстых слизняков, ползущих куда-то по своим склизким делам и заставляющих сглатывать слюни, провожая голодным взглядом. Вот бы превратиться в... да хоть в того же варана и слопать этих мясистых и наверняка вкусных тварей. Но нет, болотники не умеют оборачиваться в животных, а для него подобный обед скорее всего станет последним. Пришлось немного покружить по островкам в округе, прежде чем обнаружилась небольшая полянка лотосов. Уцепившись одной рукой за лиану, парень свесился над кромкой воды и стал срывать единственно съедобное растение ( из тех, что не нужно готовить), сразу засовывая его в рот. А чего ждать?
Когда водная полянка была окончательно разграблена, Авус выпрямился, довольно потянулся и сел под деревом, прислонившись к нему спиной. Пора было заняться делом. Из-за ворота туники показался кожаный футляр. На нём не было рисунков или других опознавательных знаков, но рука мастера чувствовалась, на столько ладно была выделана и сшита кожа. Тоже самое можно было сказать и о флейте.
- «Так, теперь нужно... Она делает... она делает...» - в зелёных глазах мелькнул страх, удивление и осознание собственной глупости. То, что это божественный артефакт невиданной силы, он помнил. А вот что именно можно с его помощью сделать — нет. Да и какого рода опасность нависла над его народом, честно говоря, тоже. Сбежать сбежал, что с этим делать — не понятно.
- «Надо вернуться к Источнику, там всё станет ясно,» - с этой мыслью он поплёлся доставать из корней свою лодочку. Путь до проклятых вод не близкий, но «мудрый Ману» не задумывался о том, как же он будет его преодолевать, ведь даже сейчас ему лишь по чистой случайности удалось найти место для ночлега и раздобыть себе завтрак. Разве что для лучшего сохранения тепла аккуратно выдрал себе кусок мха, которым вполне себе можно было накрыться, если свернуться калачиком.

+2

13

Jeremy Soule - Sparkfly Fen
Говорят, по-настоящему нетронутый цивилизацией лес, как этот, не спит никогда и полон жизни каждый свой вдох. Лес дышит в крохотной птичке, прикорнувшей в высоких кронах древ, исполинов-переростков, на чьих корнях только и держится провалившееся от взрыва Источника болото. Лес шелестит брюхом ползущей, мерцая языком в просачивающихся нитях света, в поисках добычи жирной змеи.  Одна волна хищников, жертв и падальщиков всегда сменяется другой. Один гнус, кровососущий и гнилоядный, сменяется другим. Авус мог быть отслежен и пойман врасплох разной дрянью во время своего отдыха, но самым худшим, что с ним случилось, было простое комарьё, которое, пусть и больше, чем обычно встречается за пределами больного магией жизни болота, с большим трудом пробивало своими тонкими иглами-носиками только самые нежные участки кожи болотников: на ладонях, внутренних сторонах запястьев и в складочках век вокруг глаз, где насыщенный серо-зелёно-синеватый пигмент перемежался с нетронутой розоватой белизной кожицы внутри, а, столкнувшись с зарытым полностью в листву болотником, просто мерзко позванивало крылышками над ним в течение дня, прилетая и улетая снова.
Вечер сиял последними всплохами румяного солнца, с каждой минутой схватываясь более густыми тенями, и кое-где уже потрескивали ночные сверчки. В свете почти догоревшего весеннего дня флейта в нелепых лапках болотника казалась цвета розового дерева с янтарными смолистыми и какими-то бронзово-зелёными прожилками на сгибах, там, где мастер, если он вырезал этот инструмент, должен был затереть сучки. Только вот, в отличие от футляра, пахнущего его не постаревшей и не высохшей от жиров кожей, флейта была монолитна и как будто жива. Два ряда больших и маленьких отверстий в похожей и на очень светлое дерево, и на кость — две кости в предплечье! — флейте, размером как раз с предплечье какого-нибудь большого двуногого, может женщины. Только с деревянными линиями и красноватой смолой и бронзовой вязью.
Никакой особой энергии от флейты не исходило. Дунь, не зажав ни одной ноты — чистый, тихий, пустоватый звук. Никакой, но при этом спокойный. Да, именно спокойный. Таких инструментов едва ли было много, и были ли для них ноты и какие-то мелодии — неизвестно. Но эти звуки, даже неумелые, они, вырываясь, дребезжали по миру не только ощутимой ухом и кожей волной. Они волновали всё живое, в воде и над ней.
Что ты хочешь, маленький болотник?
Что ты хочешь сказать, зачем взял флейту, не умея на ней играть?
Будет ли это песня мира?
Будет ли это песня войны?

Не флейта говорила, но весь мир безмолвно задавал ему вопросы. Обрастал глазами, мерцающими из теней.
Хозяйке понадобилось не одно столетие и при этом, имея не подстроенный для музыки и чувства фальши слух, она так и не научилась исторгать ей песню мира, лишь колыбельные. Ннэй играла болотникам самые убийственные колыбельные, когда изредка бралась за флейту. Если бы Авус мог хотя бы вспомнить, наиграть начало слащавой и тягучей, как патока, мелодии, он мог бы попробовать, действительно ли волшебная флейта сильна. К тому же, за валом поросшего мхами и лозой корня, где островок вместе с ним нырял в тёмно-зелёные воды болота, раздался плеск чего-то крупного, и очень, очень близко. Закат ещё не кончился. Змеи, страшные змеи, сторожа всего Волчьего следа, во многом — тюремщики живущих в отдалённом от них и безопасном углу болотников — ещё не спали, и мальчик рисковал наткнуться по пути к одной из знакомых заводей не на одного нежеланного попутчика, а отбиться одному на утлой лодчонке даже от небольшого чудища было почти нереально.
Одиночество — и враг, и союзник покинувшего безопасную гавань Ке'Ману в предночный час. Хотя здесь было уже совсем недалеко. Как жаль, что на его руках было не десять пальцев, как в бытность перевёртышем или у Ннэй, а меньше, и флейта скверно лежала в них.

+2

14

Руки методично поднимались и опускались, как и раньше то опуская весло в воду, то отталкиваясь им от деревьев, тем самым двигая лодку дальше. Мальчишка не боялся змеев. Может после того, как ему очень повезло с восхождением и спуском с дерева-спальни, он начал думать, что удача и дальше не оставит его. А значит в пути не будет никаких неприятных сюрпризов. Спустя какое-то время его даже начала одолевать зевота. Хоть и проснулся он совсем недавно, но ночью всё же привык спать. Да и завтрак, хоть был весьма скромным, в купе с тёплыми последними лучами солнца навевал послеобеденную дремоту.
Боролся со сном болотник до тех пор, пока буквально за его спиной не послышалось громкое, смачное «плюх». Резко обернувшись и не увидев ничего необычного, парень завертел головой: может вода здесь и не была кристально чистой, но различить очертания крупной рыбы в пределах нескольких метров вокруг вполне себе можно было. Разве что не было тут никакой рыбы. Авус заёрзал на досточке-скамейке, набросил на плечи кусок выдранного мха и, съежившись под ним, стал тихонько-тихонько перебирать веслом по торчащим над кромкой корням. Грести стало попросту страшно — больно много внимания это привлекает под водой.
Судя по всему, эта мера предосторожности не помогла. Плеск воды стал слышаться всё чаще и чаще, пока наконец виновник мрачной обстановки не показался. Змеёныш, размером с крупную анаконду, вынырнул слева  и, перевалившись за край лодочки передней частью туши, ударился о дно мордой. От неожиданности мальчишка вскрикнул и повалился на спину. Гадина, тряхнув своей зубастой, ещё по-детски змеино-лягушачьей головой, зашипела и кинулась на Ке'Ману. Весло упёрлось ей в шею, не давая приблизиться для укуса, только вот так просто скинуть с его помощью змеюку не получится — та вцепилась в лодочку своими не то плавниками, не то маленькими крыльями. Впрочем, противостояние не продлилось и минуты. С другого борта к ним присоединилась ещё одна тварь. Подмяв под себя протестующего собрата, второй оголодавший малыш стал пробираться к добыче. Этим замешательством стоило воспользоваться: закричав для храбрости, парень вскочил на колени и без разбора замолотил веслом по хищным тварям. Те в свою очередь, видимо не ожидая столь яростного сопротивления, сползли с лодочки в воду, желая сохранить свои глаза и зубы, потому как большая часть ударов всё же пришлась на их удивлённые морды.
Ещё немного побив и покричав на воздух, Авус замер, с опаской озираясь по сторонам. Он знал, что змеи так просто не отказываются от идеи закусить свежим мясом, а потому свернул туда, где деревья стояли более плотно, образуя почти непроходимый подводный лес своими корнями. В таком окружении будет сложно преследовать лодочку, которая и сама едва протискивается, то и дело обтирая бока. Какое-то время всё было спокойно, и казалось, что даже получилось оторваться. Но тут лодку качнуло. И ещё раз. Мальчик вцепился руками в борт, и в тот же момент лодочку подкинуло в воздух. Приземлился паренёк на остров из корней и мха. От удара дыхание перехватило, давая время змею выползти вслед за своим обедом. Этот был куда крупнее своих собратьев, с которыми посчастливилось познакомится чуть раньше. Как только такая махина умудрилась протиснутся за ним? Шириной он был почти как и лодочка болотников, а массивную башку венчал встопорщенный гребень. Водный гад чуть помедлил, подтягивая на сушу парочку своих колец, сжался, как обычная змея, и с открытой пастью кинулся в спину пробуксовывающего на четвереньках по мокрой траве Авусу. Длинные клыки увязли в куске одеяла из мха на плечах мальчика, пробив его насквозь. И пока змей ковырял в пасти своим плавником, пытаясь избавится от застрявшего в зубах сора, Ке'Ману успел юркнуть в щель между корнями. Хоть эта щель и была явно маловата для твари, спасти она не могла: корни трещали и осыпались под яростными ударами водного гада, твёрдо решившего, что сегодня вечером он хорошенько перекусит.
Болотник затрясся от страха, обхватил плечи руками и подтянул колени к груди. Но что-то мешало ему. Вспомнив о флейте, он вытащил её из футляра и подул в неё. Просто. Без мелодии. Слишком уж был напуган, чтобы вспоминать песни или пытаться перебирать непослушными пальцами по древку.

Отредактировано Авус (17-05-2018 20:38:55)

+2

15

Прозвучала пустая базовая нота флейты.
И всё вокруг замерло.
Змеи замерли: в воде, над водой, под водой, блестя глазами как кошка, увидившая нечто незримое в пустом месте. Звук прекратился, а они были пленниками звука ещё десяток долгих мгновений. Это можно было использовать. Первая из нот, нулевая нота: безвременье, молчание, пустота до прихода Создателя, до начала времён.
И весь мир вокруг останавливался, чтобы внять жутковатому наполненному молчанию, чтобы осязать его на коже и не сметь изменить позы. Но только не хозяин флейты.
Это было грозное оружие в руках Авуса, так, тормозя через пару гребков, медленно, можно было выйти из окружения. Впрочем, вскоре мальчик мог убедиться, что за ним больше никто не следует. По воде шла рябь: портал в подземелье открывался, и змеи стремились успеть на ночную спячку в то странное место между божественным и материальным миром, где лежали их кладки и в воде было больше сырой магии, нежели воздуха и воды самих.
С этого тёмного часа сумерек по воде бежали искры. Дневная жизнь болот отмерла, за исключением мелких ловких хищников, и теперь оно превращалось в нечто куда более неземное.
Заводь, несмотря на погоню змей, нашлась в течение часа. Где-то недалеко в лабиринте из этих протоков и островков на гигантских корнях, наверное, было потеряно одно из поселений. Память о прошлой далёкой жизни красовалась оставалась пятнами в уме Авуса, но было нехитро догадаться, что эти заводи были связаны с невинными, которые не пошли на битву, но пострадали от взрыва Источника. Возможно, где-то под водой, но закатный час и погоня змей была ещё слишком свежа, чтобы нырять и проверять, отрывая в иле и торфе окаменевшие дерево и шкуры стоянок с первыми глинянными печами, куда менее современными по сравнению с теми, которые пошли от остебенских человеческих зодчих.
И вот она, сияющая в ночи нежным, более светлым, чем небесный, голубым, где вода уже не волны, но вал эфемерных рук, обнимающих покатый бок лодки: женских рук, детских рук. Он пришёл, и они его ждали. Они не имели рта, глотки и языка, чтобы говорить, но они шептали через капли: "а помнишь?", "а знаешь?". Тут были не одни перевёртыши, конечно. Кто-то из умерших без праха и могилы на островах, а, может, и дальше, хоть разорван тварями как добыча в морях, осознавал здесь себя, среди добрых душ, которые все любили жизнь, заслуживали, наверное, жить. Только они не знали, что мертвы. В этой воде они по кругу, по кругу, шептали веками друг другу истории давних лет, не замечая течения времени и короткой памяти. Иной раз, как позже названный Ке'Ману, вольный дух отрывался от общего клубка, становился похожим на нечто между белкой и лягушкой, вылетая из омута подальше, чтобы не умереть, едва переродившись, опять, но влачил существование беспамятным. И только они, кружащие в глубокой купели в корнях огромных древ, сияющие чистотой, что-то помнили, потому что постоянно шептали, переживая свои короткие прежние жизни. Мёртвые души в мире для живых.
Ты пришёл, — неслышно прошептал смутно знакомый голос, и незримая рука огладила лодку. Раньше шёпот был совсем неощутимым, эти заводи, Та'Лла, живая вода, казались просто волшебными, но чем больше умные болотники вглядывались и касались тайн, тем яснее различались отдельные мотивы в шелесте многих. Теперь, после многих походов к заводям, Авус просто не мог избавиться от какофонии разных голосов, которая исходила от сияющей воды. Казалось, там ещё били вечерние барабаны, первая и простейшая музыка из всех, главный ритм. — Ты пришёл! Мы ждали. Эльфы, те странные, с кожей из коры, сказали, что они придут остановить кровопролитие, что у них есть оружие против оружия… пошли к костру…
Вода шептала несусветицу, с другой стороны, Авус мог уловить, что они переживают важный-важный момент вот сейчас. Его мёртвые собратья не знали, что они мертвы, и предлагали пойти с ними, нырнув — отказавшись от жизни в лягушачьей коже, спокойной, полной неведения, долгой и здоровой — здесь. Стал бы он снова частичкой сияющей воды? Произошло бы ещё что? Руки, трогавшие дно лодки, ушли вниз, времени взвешивать всё было мало.

+2

16

Звук, издаваемый божественным артефактом, для болотника ничем не отличался от звука самой обычной флейты. И поначалу парень даже подумал, что память его обманула и теперь его ждёт бесславный конец в желудке прожорливой гадины. Только в щель между корнями больше никто не ломился. Набравшись смелости (или попросту поддавшись глупости), он высунулся из укрытия и чуть не поцеловался со змеиной мордой. Вместо того, чтобы кинуться на туповатую добычу, гроза болот уставился прямо перед собой и даже не моргал. Подумав, что теперь змеюка останется такой навсегда, Ке'Ману покинул убежище и довольно улыбаясь направился искать лодку или то, что от неё осталось. По дороге он с ухмылкой пнул чешуйчатый хвост. И какого же было его удивление, когда вместо того, чтобы остаться недвижимым, змей, очнувшись от оцепенения, зашипел и резко развернулся к своему обеду.
Авус вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив своё грозное оружие, но всё же успел подуть в флейту ещё раз, заставив гада снова замереть в опасной близости от своей головы.
- «Ладно. Хорошо. Кажется, я понял как оно работает. Надеюсь,» - промелькнуло в голове мальчугана, когда он, быстро перебирая короткими ножками, бежал на соседний островок — туда, куда откинуло лодку. Веслом он орудовал так, чтобы отплыть на как можно большее расстояние от хищных тварей за то время, что действовала флейта. Болотник не прекращал периодически прикладывать её к губам, пока окончательно не стемнело. Ведь никакой обед не заставит змеев отказаться от ночевки в своих норах.

Заводь встретила тихим шелестом проклятых вод. При взгляде на неё промелькнуло смутное чувство чего-то знакомого. Кажется, раньше он здесь был. В смысле... Да, в саму заводь он приходил довольно часто. Но раньше, на много раньше, ещё до того, как здесь появилось болото. Здесь кто-то жил. Кто-то, кого он хорошо знал. Теперь же это место, всеми называемое проклятым, было затоплено. И что-то подсказывало, что жители не успели спокойно покинуть поселение до того момента, как оно превратилось в это.
От таких мыслей защемило в груди, захотелось вернуться к своим друзьям, семье. Только чтобы вспомнить где они, нужно не раз окропить себя из Источника. Вырулив на середину заводи, парень отложил весло и аккуратно опёрся о борт лодочки, всматриваясь в воду. Там не было ничего, кроме теней от волн, но в них Авус угадывал очертания своих соплеменников. Некоторые были лишь смутно знакомы, некоторых он помнил достаточно отчетливо. И все они обращались к нему. Звали, говорили с ним, словно и не было этих сотен лет, проведённых в Вите. Словно они никогда и не расставались. Словно и не  умирали. Парень смотрел в своё отражение как завороженный, улыбался, что-то невнятно бормотал в ответ. До тех пор, как его позвали к костру.
- Да, идём, - только и сорвалось с его губ, когда тело само потянулось к образу старого друга, падая с лодки. Наверно, на этом моменте ему стоило понять, что наваждение сыграло с ним злую шутку. Только едва ли он мог сейчас сообразить хоть что-то.
Всё тело свело судорогой, невозможно было даже дышать. По коже, от кончиков пальцев до самой макушки распространялся холод, пробирающий до костей, до самого сердца. Сознание в этот момент металось в агонии. Уже не было ни сбежавшего от своих болотника Ке'Ману, ни желавшего спасти свой народ Авуса. Были только боль и желание, чтобы она прекратилась.
Со временем ощущения притуплялись, пока не исчезли совсем, оставив после себя голое Ничто.

+2

17

Демиурги бы плакали - не будь они сами такими же игрецами на тонких инструментах, которыми можно было придать миру совершенство, но они только придали ему проблем.
И Источник. Именно игра малолетних богов сделала то, чем теперь являлся Источник. Отравила чистейшие воды, обратила буйство жизни, которая должна была растекаться отсюда на целый свет в ядовитое болото, где есть твари ядовитые, очень ядовитые, сверх-ядовитые… и водянистый и похожий по вкусу на чуть пряный подопревший кабачок корень лотоса, в котором яд протекает, но не откладывается.
Природа всякий раз замирала, тревожно прислушиваясь к одной и той же ноте, ноте Молчания, ноте тишины перед рассветом, тьмы до того, как хозяин встаёт для нового дня и зажигает светильник, проходя к скрипучей двери. И только живые заводи, где не вода, а все соки утонувшей в ней жизни, откликались на звук призывающей все разумные силы мира флейты, но не слышали в ней команды вставать, и потому они жили там же, где жили до взрыва. В прошлом. Для них Авус Белый Клён никогда не умирал, и болотник Ке'Ману никогда не рождался, если рождение к безвременным не взрослеющим и не стареющим болотникам вообще применимо.
Или же не только Авус. Потому что, когда упавший и не способный жить в заводи со своей обычно дышащей в воде лягушачьей кожей мальчик перестал бороться с омутом и поддался, когда с него содрало эту самую подаренную больным болотом шкуру и растворило в сияющей голубизне, когда границы между памятью Ке'Ману и Авуса стёрлись, он увидел и многие другие вещи.


Эльфы были похожи на живые деревья, и хотя лица их напоминали все прочие, золотистых и бледных тонов, похожие на древесную мякоть, то босые ноги в слое грязи то и дело походили больше не на стопы с пальцами, а на стволы молодых побегов с тщательно подобранными внутрь корнями. Пряди их волос были суть не мех, а как волокна блестящих на солнце сочно крон со всеми оттенками поверх тёмно-зелёных, болотных и травяных. Даже доспехи бронзового с изумрудными прожилками у них по фактуре напоминали кору, хотя прочны были, как найденное в камнях железо. Смутно знакомая чертами лица женщина, венчанная поверх россыпи лиственных кос ветвистым золотистым венцом, предлагала детям Рандона помощь и защиту, если они сложат оружие, не пойдут за своим отцом. Она протягивала им руку помощи.


Кто же знал, что то была настоящая рука. Рука пострадавшего от усобицы посла, который отправился и встретился с другим племенем, менее дружелюбным. Запах живицы, густого и дурманящего древесного муска, разносился по чёрной ночи, и сидя над светильниками, столь хорошо знакомыми болотникам нынче - из приманенных на патоку и потроха рыбы и дичи светляков - эльфы пели молитвы. И где у пятерых, читающих с матерью ритуал, заклинающих, что это будет последняя жертва для мира, сердца полнились только скорбью, в шестом, сидящем в тени за пределами круга, зрела злоба и жажда мести. Артефакт создавался с благим умыслом. Но объясните это неблагим помыслам, которые тянулись к нему ещё в тот нерадостный день.


Мать Леса была хороша с луком, копьём и даже серповидным клинком, сколь непрочными бы в то не были металлические орудия для боя, а не ритуалов плодородия. Мать Леса больше доверяла своим видевшим другие народы детям в искусстве музыки, песен и слов, потому что своё время проводила не только среди разумных детей леса, но и среди безмолвных чащоб, сплетая из земли живой и мёртвой, камня и почвы, плодородные красоты.
Авус Белый Клён никогда не видел, что происходило в белых предгорных холмах в то утро, перед тем, как лавина воинов леса, обещанных силой или словом стать миротворцами, сорвалась к уже пропитанным кровью берегам. Но сейчас это чьи-то ещё глаза рассказывали ему историю.
Алиль на вложила флейту в руки златоустого толмача и вскочила в седло подобного смеси дикой кошки, волка и оленя с сияющими зеленью глазами энта, звуком рожка призывая других всадников за собой, и устремилась к холму, где ожидала увидеть братьев. Не видный же свидетелю из дней веками позже мастер слова стоял босым, как и многие эльфы, и наблюдал, но вместо того, чтобы, спускаясь с холмов и вклиниваясь между двумя войсками во главе стрелков и копьеносцев петь песню мира, он приложил флейту к губам и изменил всего пару чистых тонов на полутона. Если перевёртыши, не важно, пахнущие рыбой и водными гадами или же мокрой шерстью и животным жиром, не желали внять посланию их, стражей земли, возможно, они не были достойны пощады вовсе. Самые теплокровные из трёх народов, конечно, услышали песню войны первыми, и за это были сметены и оттеснены на тонкую топкую косу, откуда поднятая Аллором гигантская волна смыла всех, и виновных, и смешавшихся, и полных жажды мести воздаятелей.


Вода забила все отверстия флейты, выдавив из них последнюю волну пузырей, но, по иронии, именно в этот момент Авус смог снова дышать. Дыхание без воздуха под водой, чистой магией - ощущение сложное. Грудь всё так же спирает, лёгкие всё так же горят, но сознание чистое и не меркнет от нехватки воздуха, и в только что только тяжелевшем теле как никогда легко и яростно ощущается сила и жизнь. Мимо бледной до белого в поглощающем его сиянии тонкой длинной руки с непропорционально широкой пятипалой кистью на дно опускалась плотная тёмная масса непрозрачного чего-то в ворохе разорванных сотканных из некогда живых растений одежд. На расстоянии двух или трёх рук над головой Авуса темнело брюхо его лодки. В ушах гудело не только от заполнившей их плотно и давящей воды. Помимо видений, нападавших, стоило перестать видеть глазами детали стен и дна заводи и сомкнуть веки, его голову наполняли обрывки ощущений, мыслей, сказанных фраз.
Строитель первого каменного храма всем богам Гиллар как никто знал искусство, заставлявшее вместе биться разные сердца, иначе бы своды из белого камня на белом холме он те никогда один не построил, тем более в пару лет, - ощущение было подобно прикосновению скользкого, но приятного в воде сильного хвоста с дымчатым мягким гребнем. - Он и свою наивную как почти всё тогда мать обманул, сказав, что флейта не достигла ушей ненавидящих друг друга животных. А сам вернулся и утопил укрывшихся в его каменном укрытии от войны женщин и детей. Не только кенаури, но и наших детей, и даже своих собратьев. От такого предательства храм тщеславию его сам треснул и в себя провалился, хотя потом говорили, что это провал Вита увлёк его с собой и постепенно всех оставшихся жителей с ума свёл. Алиль было слишком плевать, чтобы разобраться.
Полное горечи наваждение ушло, растворившись в сотне печальных, но куда менее пропитанных такой знакомой бессильной злобой голосов. Именно так вода здесь обычно и пела.

+2

18

- Я думаю, мы пришли. Как вам? - рыжий парень вышагивал по поляне, раскинув руки и поглядывая на своих братьев и сестёр. Большая группа перевёртышей двинулась на север вдоль берега, чтобы найти себе подходящее место для жилья. То и дело от неё откалывались группы поменьше, основывая свою общину. Вот и эти тринадцать парней и одиннадцать девушек остановились на поляне, образованной деревом с непривычно широкой и пышной кроной. Оно не только отвоевало себе место в лесу, но и явно отличалось от остальной растительности. Других таких же они видели от силы несколько штук, и каждый раз они выглядели словно не к месту. Наверно, богам их творение не очень-то и понравилось.
- Это чудесное место! Мне тут очень нравится! - восхищенно воскликнула одна из девушек.
- Морра, тебе нравились все места, где мы проходили. Думаю, тебе стоит серьезней отнестись к выбору нашего дома.
- Да, они все-все очень-очень мне нравились. Но это — особенное, я никуда отсюда не уйду. И я думаю, что ты просто ко мне цепляешься.
- Что? Почему? Я ведь просто сказал, что ты...
- Авус, Морра, хватит уже. Раз, я смотрю, это место многим нравится, давайте голосовать, - рыжий чуть прищурился, готовясь подсчитывать поднятые руки, но оскалился в улыбке и воскликнул: - Единогласно!
После быстрых поздравлений друг друга с обретением настоящего дома, народ засуетился:  веток с пальмовыми листьями набрать для постройки шалашей; найти камни да выкопать глины, чтобы очаг обустроить, впрочем и для орудий сгодится; кто сразу личину сменил и на охоту рванул — сколько ни обустраивайся, а есть что-то надо; кто на разведку отправился, вызнавать с каким зверьем соседствовать придётся, где вкусные плоды растут, где воду брать.
Вечером же все собрались у большого костра. Ужин съеден, и теперь перевёртыши отдыхали, негромко переговариваясь и обсуждая насыщенный день.
- Я слышал, - Авус повысил голос, а когда все разговоры смолкли, продолжил уже тише, - Что другие себе новое имя берут. Одно на всю общину. Думаю, нам тоже такое нужно.
Народ переглядывался в недоумении какое-то время, пока не послышались первые предложения. Обсуждение шло бурно, не было ни одно варианта, который бы устроил большинство. Под конец все просто сидели с задумчивым видом и пытались измыслить что-нибудь эдакое.
Но и тут рыжий выделился:
- Белый Клён, - кивок в сторону дерева, - Что скажете?
Это решение тоже было принято единогласно.


У маленькой хижины собралась вся община. Кто сидел, кто стоял, кто ходил взад-вперёд, но все напряженно молчали. Серьёзное дело — первые роды для Белого Клёна, третьи — для всего молодого народа. Внутри халупы вместе с роженицей было двое: Саранга Мокрое Перо и Локош Весёлый рык. Они много наблюдали за родами у животных, потом помогали с первыми двумя у перевёртышей, а теперь их пригласили и сюда.
Спустя несколько часов послышался детский плач, народ в нетерпении столпился у входа, а когда Локош вынес на руках здоровую розовощекую малышку, взорвались радостными криками, приветствуя новое существо в этом мире. Рыжий крепко держал дочь и принимал поздравления, стараясь даже не дышать, когда из хижины снова донесся плач, заставив всех удивленно затихнуть. Теперь уже вышла Саранга с ещё одной девочкой:
- Что же вы рты разинули? Двойня у вас, двойня!
Из дальних общин прибывали гонцы с тёплыми словами и пожеланиями здоровья и счастливой жизни новорождённым. А вот ближайшие приходили чуть ли не всем составом, растягивая празднество почти  на неделю.


Они сидели вокруг маленького костерка. Трое детей сосредоточенно медитировали, Авус же просто ждал. Последние несколько дней они наблюдали за парочкой тапиров: мамой с малышом. Занятие это было весьма простым, от природы дружелюбные и не агрессивные, с перевёртышами животные вели себя почти как ручные, не боялись и даже давали себя чесать, если с рук. Даже то, что ведут они ночной образ жизни, не помешало детям узнать много нового и вместе с тем повеселиться.
И вот Дарави — единственная девочка в их небольшой компании — начала меняться. Очень быстро на её месте появился маленький пятнистый тапир. Пацанята неуверенно открыли глаза, потревоженные шумом и с удивлением и восторгом уставились на подругу.
- У тебя получилось!
- Здолово! И нос такой же, и пятнышки! А мы не смогли...
- Не переживай, всё у вас получится. Просто ей тапиры оказались ближе. Помнишь как быстро ты обернулся попугаем? Другим ведь тогда попотеть пришлось. - похлопав мальчугана по плечу, Авус обратился к Дарави, - Должен заметить, из тебя получился очень очаровательный тапир. Шкура так и лоснится, глаза блястят.
По пятнистой мордашке сложно было что-то понять, но ученица казалось крайне довольна собой, вертелась, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Потом успокоилась и заняла своё место у костра, довольно щурясь. Перевёртыш не просто так повёл их к тапирам. Хоть девочка и умела оборачиваться в других зверей, но своего тотемного ещё явно не нашла. Можно сказать, это и было целью их маленького похода. По плану они должны были встретить нескольких зверей, которые очень хорошо подходили Дарави по характеру: дружелюбные (тут даже всеядные не рассматривались, только травоядные), спокойные и довольно кроткие.
- Вот и отлично. Потом мы с тобой ещё поговорим о том, как тебе в шкуре тапира, а пока... А пока, ребята, что-то вы расслабились. Дарави-то молодец, а вы чего рты разинули? Ну-ка, давайте, догоняйте её. Что-то непонятно — спрашивайте. У нас ещё куча времени впереди.


- Белый Клён не станет участвовать в этом.
- Решили сбежать, поджав хвосты? Бегите-бегите, оставшихся вполне хватит...
- Мокрое Перо их поддерживает. Мы не станем нападать на лагерь.
- Вы ума лишились? Это последователи Аллора и помогающие им говорящие кусты. Вы хоть помните сколько наших они убили? А сейчас они отрезаны от своих и мы можем просто отправить их всех в небытие, никого не потеряв. Но вместо этого вы просто держитесь за руки и дружно ссытесь под себя от страха!
- Убили, потому что защищались. И ты не вернёшь мёртвых, если устроишь бойню ради них. Они не только тебе были братьями и сёстрами. Они и наша кровь тоже. Всё это - сплошное недоразумение. Мы не хотим продолжения конфликта и готовы их простить.
- Простить? Вы идёте против воли Рандона!
- Мы хотим его образумить, прекратить всё это и вернутся к мирной жизни.
- Мирной жизни?! Вы идиоты! Враги не будут к вам столь же снисходительны. Но только будет уже слишком поздно, когда вы это поймёте. Хотя да, вы правы. Вы мне тоже братья и сёстры. И я, как и весь Волчий клык, не допущу, чтобы вас, таких мягкотелых, перебили как слепых котят. Обращусь за помощью к другим общинам, может хоть у них мозгов побольше. Только бы времени хватило до них добраться.


Он рванулся наверх, судорожно гребя руками, ударился головой о лодку, поднырнул и сразу двинулся к суше. Кое-как вытащив себя на берег, парень было заметался по островку, но споткнувшись о собственную ногу упал на колени. Выроненная флейта упала рядом, он и сам не заметил как подхватил её перед тем как выплыть. Проклятый кусок деревяшки, из-за которого погиб весь его народ! Или... или ещё только погибнет?
- «Рандон, как же раскалывается голова,» - мысли путались, воспоминания вернулись, но такие яркие и отчетливые, словно каждый прожитый момент случился вот только что. И ещё эти странные видения об эльфах — точно ему не принадлежали. Только вот откуда и зачем? Может всё это приведение будущего и у него есть шанс всё исправить? Ведь он видел своих друзей несколько... несколько чего? Минут? Часов? Дней назад?
Мешанина в голове не позволяла мыслить здраво, сбивала с толку. И только желание что-то сделать заставило повесить футляр на шею, подняться на ноги и побежать, едва разбирая дорогу.
Бежал Авус долго, до самого вечера, всё больше и больше сбавляя темп, пока ноги просто не волочились по земле. Повалился без сил, даже не заботясь о том, чтобы найти укрытие на ночь, и потерял сознание, проваливаясь в темноту сна без снов.

Пробуждение было таким же внезапным. Парень просто открыл глаза, с удивлением обнаружив себя лежащим голым посреди леса.
- «Где?.. Что?».
За это время мозг сделал своё дело — расставил все воспоминания по полочкам и теперь услужливо рассказывал о том, как Авус действительно прожил свою недолгую жизнь, умер, стал болотником, снова попал в Источник и вернул себе память. Только вот из всего этого по-настоящему важным было только одно — его народ действительно уничтожили. Это не морок, не видение будущего. Реальность. Преданные каким-то эльфом и за это наказанные без суда самодовольным Аллором, а глуповатая богиня эльфов ему позволила.
Парень закрыл лицо руками, так и лежал, всхлипывая и тихо сотрясаясь от рыданий.
Когда скорбь и отчаяние утихли, осталась только боль в груди и тихая злость. В мыслях то и дело крутилось одно слово, точнее название. Гиллар. Он не знал что его там ждёт или чего ждёт от самого себя, но всё же решил отправится туда. Всё равно ему больше некуда было податься.
Ослабив ремешок флейты, перевёртыш обернулся медведем, худым, как шатун в середине зимы, и побрел в сторону забытого всеми города.

+2

19

Утонула неведомая зверушка, а вернулся мальчик. И ему повезло. Это болото - не простое болото, и когда в обычной топи тонут неосторожные путники - здесь утопали целые куски истории. Несправедливый передел. Наказание всем детям за грехи отцов и незаслуженные дары наследникам победителей.
Авусу повезло, хотя, на самом деле, он уже достаточно уплыл к заводям на восток, чтобы избежать главных угроз Волчьего следа. Хотя как рассудить. Он шёл в объятья одной из самых серьёзных угроз.
Названный по имени первого строителя Гиллар, принимавший в себя уже поколениями изгоев, потому что эльфы и ламары не любили казнить и марать свои руки и совесть такими решениями, всё ещё жил. Он охотился каждый день. Он всё ещё жаждал и боролся за выживание, как и в день, когда его основатель отдал свой подлый эгоистичный приказ.
- Капитан, смотрите, медведь! - шепнул лучник в листве, натягивая тугую тетиву. Капитан, женщина с медными волосами, синими с зелёными прожилками глазами и острыми и вытянутыми, как листья осоки, ушами, нахмурилась, глядя с площадки в сторону потенциальной добычи.
- Нет, стой!
Медведи, всеядные и прожорливые твари, не жили вблизи болота, не мутируя стремительно и бесповоротно, и все бывалые следопыты и охотники Гиллара это знали, особенно Анайрэ. Они знали накопление магии и ядовитость каждой твари здесь, потому что они должны были освежевать дичь верно и принести домой, чтобы благословение Отца Змей не было переоценено и голодные не умерли.
- Что это на нём?
- Не вижу, кажется, какая-то перевязь…
Перевёртыш? - подумала Анайрэ, опуская собственный лук. В сморщенной пористой желтоватой коже изгнанницы пробежала целая палитра эмоций и мыслей.
- Не стреляй, - приказала она, и подросток опустил лук, тоже смущённый.
Шорох в листве ознаменовал для Авуса конец спокойствия: женщина слетела с построенной специально на перекрестье троп стрелковой площадки по скрытому до того вдоль ствола. Не было прочного логического смысла, если думать, что Анайрэ не предполагала в медведе, ещё не разглядев футляр, разумное создание. Но она предполагала. И, наставив на Авуса лук с наложенной, но ещё не оттягивающей тетиву стрелой, она сказала на неизвестном ему общем, неизвестном эльфийском и очень смутно напоминающем что-то знакомое ламарском одно слово три раза:
- Стой. Стой. Стой.

[icon]https://i.imgur.com/6qyV6R1.png[/icon][nick]Анайрэ[/nick][status]капитан гилларских следопытов[/status]

Отредактировано Изувер (29-08-2018 09:32:18)

+2

20

Брёл он едва перебирая лапами. А когда они начинали подкашиваться от усталости и изнеможения, останавливался, чтобы перекусить подножным кормом и тем самым рискуя отравиться корешками-мутантами. Но это будет позже, сейчас ему нужно было дойти до Гиллара. А там хоть трава не расти.
За всё время пути не попалось ни одного крупного зверя. А ведь некоторые вполне могли бы попытать счастья пообедать медведем. Пусть и костлявым, но таким сочным, здоровым и не изменённым. Воистину Рандон хранит своих детей... Или пора списывать всё на обычную удачу, а не благодарить какого-то божка-подстрекателя, до беспамятства ненавидящего своего братца и все его творения?
Раз за разом Авус прокручивал в голове воспоминания, сам не понимая зачем. То ли пытался не растерять всю злость к тому моменту, как доберётся до города, то ли надеялся найти в памяти нечто, что подарило бы хоть маленькую надежду увидеть своих братьев и сестёр вновь. Именно глубокая задумчивость заставила обратить внимание на внезапно появившуюся словно из ниоткуда женщину только когда та заговорила.
А говорила та непонятно, но было в её речи и что-то знакомое. Парень остановился, пытаясь выудить из памяти нужное слово, которое так и вертелось на языке. А пока озарения не случалось, можно было и незнакомку разглядеть. Странную, длинно-лопоухую, похожую на перевёртышей и, одновременно с этим, другую.
- «Так ведь эльфийка же!» - от этой простой мысли медведь даже к земле чуть припал и отшатнулся от женщины, как от прокаженной. Как себя прежнего обрёл, так все воспоминания маленького Ке'Ману как-то на задний план отошли. Словно дивный, яркий и очень длинный сон. А из них двоих только маленький болотник и знал, что теперь эльфы это не «говорящие кусты», а вполне себе народ из плоти и крови, как и все остальные. И чем только заслужили, интересно? Неужто Алиллель наигралась с деревянными солдатиками и превратила своих детей в обычные кожаные мешки с костями?
Запоздало сообразив, что просто стоит и смотрит на эльфийку, Авус начал ворчать, фыркать, водить носом и кружить вокруг. Как обычный, голодный, неуверенный в своих силах медведь. Только вот женщина явно не впечатлилась его игрой. И смотрит так... Напряженно, прямо в глаза. И говорит что-то настойчиво, ожидая, что он поймёт её. С неразумной зверюкой себя так не ведут.
- «Она знает? Как?!» - парень начал было пятится обратно в кусты, да только явно было поздно убегать. И тетиву вон уже натягивает. Можно, конечно, понадеяться на то, что охотница из неё никакая и две палки у неё в руках только для устрашения. Но где же это видано, чтобы эльф стрелой промахнулся. Они ж все с младых стеблей белке в глаз со ста метров попадают. А тут в медведя, да ещё и почти в упор.
Перевёртыш медленно обернулся человеком, словно не умеючи. Он опасливо жался к ближайшему дереву, поглядывая то на эльфийку, то на лук в её руках. Вся злость как-то разом улетучилась, уступив место страху: вот так всё и закончится? А ведь он только стал собой...
- Ни бейти, просить, ни бейти, - залепетал парень непривычным для себя высоким голоском на дикой смеси ломаных эльфийского и ламарского языков, на которой разговаривали болотники. Всё же ему хватило ума не заговорить на родном ульвийском. Может, всё же получится как-то выпутаться?
- Я сирот с болото. Сирот. Ни бейти.
Чушь какая. Но, если подумать, даже не соврал.

+2

21

О, Анайрэ знала, по опыту. Всё же это были её охотничьи угодья на протяжении многих лет.
Со стороны болот к Гиллару могли подбежать случайно забредшие туда из не заражённых земель медведи, но обычно они были уже покрыты паразитирующей на них грибницей стального гриба или одного из множества болотных сорняков. Например, волчьим крессом, таким же, как обычный водяной, но прорастающим на любой поверхности и дурманяще-ядовитым. От местной рыбы медведи бы дурели. А этот был вменяемый. Подозрительно с первого взгляда.
Перед медведем она вела себя спокойно, глядела с вызовом, не торопясь ни опускать, ни натягивать лук, смотрела глаза в глаза. Но когда зверь перекинулся мальчиком - голым, надо сказать, чумазым мальчиком! - Анайрэ не удержала своё полное уверенности в себе лицо и опустила лук. Тупоухий. В болотах Силвы не водятся тупоухие люди! Даже принятые в общину, они долго не живут. И всё же…
С платформы раздался свисток, и рыжая охотница замотала головой, убирая оружие в налуч за спину. Сложно поверить, но, казалось, это и впрямь было так. Кто он? Ребёнок путешествовавших по канатным дорогам через болота торговцев, ставших жертвой тварей или отравившихся или заблудившихся в свете огней? Сманенный болотниками жить и играть навечно годы назад случайный мальчик? Но болотники не похищали детей, как и гилларцы, обычно, иначе бы болота давно прочёсывали армии, не важно, какой ценой.
- Чудн[b]о, но говоришь и впрямь как болотники[/b], - чётко отделяя для едва лопочущего на разумном языке заморыша ответила Анайрэ и отстегнула с ремешка своей амуниции переливающуюся бронзовым и изумрудным фибулу.
"Как же ты от них тогда отбился? Зачем сбежал?" - не спросила, хотя очень хотела, она его.
Хотя, Анайрэ догадывалась, зачем: парень выглядел непонятно, на сколько лет, но уже подростком. А взрослым, тем более недолговечным людям, было нечего делать среди лягушкообразных вечных детей. Возможно, маленький дикий человечек решил уйти от своей приёмной семьи. Забрал у них что-то. Славно, славно. В Гилларе всегда не хватало молодых, а хранители знаний охотно послушают, что за еду может рассказать маленький странник.
- Ты есть, наверное, хочешь? - растянувшись в неловкой улыбке, явно не зная, как с детьми себя вести, спросила охотница. - Пойдём с нами, у нас тут лагерь недалеко… Веларон, кинь плащ!
На вытянутую в сторону руку Анайрэ свалился плащ. Не из сплетённых лоз, прохладный, хоть и живой, а настоящий, пахнущий кожей с коротким бархатистым ворсом изнутри плащ охотника, который подстрелили и выделали не ведавшие устали от рассвета до заката взрослые руки.
Гилларцы отвели ослабшего мальчика всей охотничьей бригадой к стоящему вдали от звериных троп на низких, но уже не таких массивных, как в сердце болот, сплетавшихся вместе во второй ярус суши ветвях. Они рассказывали Авусу, кто они, почему охотятся в отдалении от целого города и, убедившись, что он не знает, что такое город - описали город. У разложенных меж двух палаток рам и свежевальных инструментов его покормили не обработанной ещё дичью и тушёным с ней и травами, как-то совсем по-взрослому, сытно и вкусно, лотосом и уложили спать с одним лишь охотником, оставленным с ним для безопасности. Едва ли бродяжка по лесам у кого-то, помимо болотников, с которыми жил, снискал бы больше радушия и доброты. И даже после возвращения в город, ещё на долгое время его оставили в покое.

эпизод завершён

[icon]https://i.imgur.com/6qyV6R1.png[/icon][nick]Анайрэ[/nick][status]капитан гилларских следопытов[/status]

Отредактировано Изувер (29-08-2018 11:39:30)

0


Вы здесь » Легенда Рейлана » Летописи Рейлана » [2-4.03.1082] Лягушки кожа, память вод