Полукровка перевернулся на спину как жучок и подтянул тело из воды выше, заползая на мох и при этом стараясь скинуть вещи прежде, чем все их поломал под своим обессиленным телом. Свод этой пещеры был гораздо выше предыдущей, ему, наверное, в два-два с половиной роста выпрямившись, иначе у Мора просто не было идей, почему он тонул в темноте при всей яркости подсветки здесь. А, может, это он становился подземной тварью и воспринимал как восход солнце самую слабую люминесценцию.
У него болела грудь, жгло горло и ныла нога. Нет, стоп, это точно не его боль.
– Не кажется, – прохрипел парень, сплёвывая глоток воды. Нормальной, к слову, уже знакомого вкуса воды. Если он ещё не сходил с ума. Как и с этими грибами. – Кто знает, что с ними сделала тут магия и темнота, что они начали лучиться, но, по крайней мере, мы не вынуждены бродить в одиночестве слепыми, как кроты.
Он полежал, отдыхая, ещё немного, прежде чем подняться сначала в сидячее положение, а потом и встать на колени, разминая мох в очередное безумно окрашенное сладко пахнущее безумие.
– Иди сюда, надо отойти от воды, там теплее.
Он поднял девушку не просто в вертикальное положение, но и удосужился не поставить её на топкую поросль больной ногой, поддерживая за талию, чтобы ей было легче, опираясь на него, прыгать. Правда, до талии он нашёл другую более интересную часть тела, но откупился от этого позора сдавленным "извини".
Они двинулись вглубь пещеры. Потолка, как он прикинул верно, над головой даже близко не чувствовалось, что заставило его призадуматься, а не залезли ли они под отрог гор, везучие, и не бродили ли где-то к северу под Гилларом. Несколько крупных грибов со светящимися жилками в их стволах и узорчатых шляпках минуло мимо, когда они наткнулись в густой темноте на какую-то не покрытую мхом белую чашу, подобно горным ступенчатым прудам. От неё, прямо им в лица, поднимался пахнущий солью пар. Морган посадил Даниэль рядом и наклонился, чтобы потрогать воду, ну или по крайней мере убедиться, что это вода, когда наткнулся на что-то крупное, округлое, покатое, очень похожее на отполированный богатой солями водой камень, но живое, откликающееся на близость тела внутри. Его обуял страх.
– Дан, здесь есть...
Они.
Кладка.
Поспевающие яйца чудовищ.

Как называется это чувство: кадык застревает на полхода вверх, ком тугой горкой слюны – вниз, а душа растворяется где-то на пути из пустого желудка в пятки? Морган не знал, но был уверен, что из гоубого и пустого общего языка, равно как и не слишком разнообразного на оттенки ужаса эльфийского подходило понятие "паника".
Мать? Да он не был уверен, что змеи эти бывают разных полов, и боялся представить как Даниэль могла себе представить, что такая раскормленная тварь заберётся на другую раскормленную тварь и что-нибудь ей… присунет куда-нибудь. Если Даниэль вобще была знакома с идеей присовывания, в чём, купаясь в её слепом вожделении неделями, Мор уже очень слабо сомневался. По крайней мере его тело просило вполне очевидных вещей, и уже болело от постоянных упражнений с силой воли при наличии такого положительно настроенного существа поблизости. Неужели она не могла хотя бы фантазировать о ком-то третьем, Элиоре, например?!
Аве холод и страх в их текущей ситуации.
– Да… эти твари опасны, но… – он замялся, ощупывая широкие бока яиц. – Некоторые ещё даже не сформировались. Яйца полны питательных веществ. Думаешь, мы могли бы их выпить… или сварить, например?
С этими словами он начал выкатывать одну за одной махину из кладки, ожидая приступ рвоты со стороны фалмари и предварительно сжимая зубы. Вода в небольшом гнезде была тёплая и чуть ни пузырилась, источая пахнущий солями и чем-то пряным пар. Тепло этого маленького бассейна было одурманивающим по сравнению с часами стучания челюстей и тщетных попыток согреться о синеющие тела друг друга и ещё более бездушный и холодный камень. В конце концов, столкнувшись с тем, что задубевшие суставы локтей отказывались сгибаться и тащить наружу третье яйцо, Мор разкидал все свои вещи прочь и влез, чтобы вытолкнуть его ногами, как кукушонок. Он всё равно не чувствовал опасности или кого-либо, кроме невылупившихся тварей, сейчас.
– Заползай сюда, – сказал он девушке, по пояс сидя в чуть тёплой, но кажущейся горячей, воде.
– Думаешь, нас обратит в лёд, если колдовать здесь?

Не меньше. Больше. Если чувствовать холод и крадущееся медленное умирание за два живых существа считается, что больше, потому что больше драматичной некромантской синевы на губы всё равно не добавляло. Мор даже возражать не хотел, блаженно вслушиваясь в невообразимо яркие посте окоченения и онемения сигналы, которые ему посылала собственная кожа – кололо стопы и расслабляло после болезненных судорог стопы, сглаживалась гусиная кожа, колотилось, получив сигнал, что можно больше не так сильно экономить тепло, сердце. Это могло бы стать одним из самых ярких воспоминаний об острых ощущениях в его жизни, не тони его сознание в стрессе выживания последних дней.
Дней…
Руки уже начавшего изучать в полумраке подсвеченной люминесцентными грибами и магической водой пещеры внутренности разбитого яйца с недоразвитым змеем. Существо умерло у него прямо в руках, даже не осознавая смерти, боли, разбитого комфорта слишком тонкой для кладки такого огромного чудовища скорлупы. Полукровка сбросил похожего на червя с тремя парами недоразвитых отростков не то крыльев, не то лап, не то плавников, зародыша назад в жидкость внутри яйца и поднёс руку к лицу, принюхиваясь. Запах был странным, чем-то навевающим кожей и тиной, слабым, но не отталкивающим.
– Гадость, конечно, но, помнится, мы с мамой от голода в Лунных землях были готовы не только змей жрать, – пробормотал Морган, так беззаботно выдавая откровение о своей жизни, которое, конечно, для фалмари ничего не значило. Она там не была.
Он пошарил в сумке склизкой, покрывающейся тонкой стягивающей белковой плёнкой рукой в сумке, но ни ножа (последний сгинул с сапогами), ни еды (последние сухари развалились окончательно), чтобы скрасить горькую пилюлю, не нашлись. Скорлупа других яиц оказалась куда толще, и её пробивать, в отсутсвие чего либо тяжёлого и твёрдого, пришлось, обдирая костяшки, кулаком. И пить прямо так: посадив себе на колени и обливаясь между попытками глотнуть белковой жижи, давя рвотные позывы. Желудок отчаянно не понимал, что в него такое вливают, но хвала небесам, всё было не настолько мерзко. Хотя как они смогут на этом прокормиться хоть сколько-то дней, Мор не представлял.
Дней.
– Наверное, сейчас наверху уже ночь. Змеи же выплывают на поверхность в основном ночью, верно?
Он откинулся, но вскоре начал умываться и стирать с себя следы, не особо смущаясь тем, что сидит в грязи, рядом девица с голой задницей, и вообще, пора бы уже вылезти из водяной бани, потому что его начинало клонить в сон.
– Будет хорошо, если у нас есть хотя бы пара часов на обследование пещеры и прилегающих мест, до возвращения стражей сюда. Видишь, вот там стёрт мох, как будто что-то ползло волоком? – он указал рукой в сторону светящегося отсветами голубого берега перед куда более глубокой и широкой заводью. – Посматривай туда, хорошо?
Он ещё немного посидел, грея ноги в воде, но вытащив зад, чтобы просохнуть, и оставил девушку с её больной ногой, чтобы пройтись по отдалённым углам пещеры.
Она оказалась ещё больше, чем представлялась на первый взгляд.